Следующий день ушел на устройство быта, заготовку топлива. Маленькая деревенька, в крайней избе которой разместилась наша семья, стояла на высоком бугре, километрах в трех от железной дороги. С противоположной от станции стороны этот бугор полого спускался к небольшой речке, густо поросшей кустарником и редкими старыми деревьями. Здесь шла заготовка топлива.
Просторная комната нашей избы. Большая русская печь, стол с двумя лавками, сходившимися в красном углу под образами да деревянная кровать вот и вся обстановка. У хозяйки, средних лет женщины, которую я на станции принял за старушку, оказалось двое детей, сверстников нашего сына. Муж на фронте, вот уже третий месяц кончается как уехал, а письмо только одно и было. Да и то с пути...
Остаток дня затратили на сооружение спального места для нашей семьи. Это я пытался сделать из одной лавки и наших двух ящиков. Хозяйка, наблюдавшая за моей работой, вдруг решительно заявила: "Брось ты эту городьбу, вот вам моя кровать, а мы будем спать на печке. Там даже теплее...".
А на третий день мы снова шагали по знакомому шоссе к своему месту работы - разгрузочной эстакаде, куда уже прибыл следующий эшелон из Воронежа.
Поселили нас, теперь тоже одиночек, в бараке, который назывался перевалочным. В нем недавно жили строители. Нары в два этажа, в окнах решетки, стекла кое-где выбиты, темно, грязно. Порядок наводить бесполезно, да и невмоготу. Улеглись на нарах в пальто, обуви - не раздеваясь. Усталые, голодные пытались заснуть, забыться до утра. Натянули на руки рукавицы и перчатки, замотали шеи шарфами и полотенцами, постарались закрыть лица и так, упаковав себя до предела, забылись тяжелым сном.
На следующий день нас перевели в другой барак, почище, снабдили матрацами, одеялами. Быт постепенно налаживался.
Из сказанного видно, что наше положение на новом месте начало немного проясняться. Но, как оказалось, о нем весьма смутное представление имелось у руководства завода, оставшегося в Воронеже.
- В конце октября, после отправки первых эшелонов с основным оборудованием и людьми,- рассказывал впоследствии мне А. Белянский,вызывает нас с Шашенковым к себе директор. Сказав, что с новой площадкой очень плохая связь, не ясно, как там развертываются дела, он заявил нам, что, наверное, мы оба там сейчас нужнее, чем тут, и предложил нам побыстрее собраться и вылететь на новое место. Повез нас летчик Рыков на самолете Ли-2.
- Помнится, выдали мне целый чемодан денег, около миллиона рублей,продолжает Белянский.- Многие работники завода уехали с эшелонами, не успев получить подъемных денег, многим уже полагалась очередная зарплата, а завод еще обеспечивался Воронежским банком, вот эти деньги и поручили мне доставить в кассу завода на новом месте. Рыков ранее летал по этому маршруту, поэтому благополучно доставил нас и посадил самолет на поле будущего аэродрома завода, хотя было довольно темно.
- Можно было бы рассказать тебе,- улыбается Белянский,- о моих приключениях с миллионным чемоданом, как он потерялся и заставил меня порядочно переволноваться. Но это оказалось недоразумением, и все обошлось благополучно.
На следующее по прибытии утро собрались мы на заводской площадке. Ранее прошедший здесь обильный снегопад сменился оттепелью, все растаяло, образовалась непролазная грязь... Незаконченные строительством корпуса цехов, которые я вчера в темноте не успел разглядеть. Наше оборудование, лежащее в грязи в разных местах заводского двора, больше всего в районе разгрузочной эстакады. Примитивная транспортировка вручную на катках... Все это резало свежий глаз,- говорит Александр Александрович.- А, главное, что меня поразило, это сравнительно небольшое количество людей, работавших на перетаскивании станков и другого оборудования.
- Где же, спрашиваю, люди, ведь их уже порядочно должно сюда прибыть?
- Многие повезли семьи по деревням, устраивают их там...
Это меня еще больше поразило. В то время, когда у нас каждая пара рук на счету, когда важнее всего выигранные не только дни, но и часы, наш завод рассыпан по двору и недостроенным корпусам - наши люди разъезжают по деревням!.. При этом ведь потерей времени на перевозку семьи в деревню дело не ограничивается. Вернулся человек из этой поездки, приступил к работе, приходит после полуторасменной работы домой, а дома-то и нет. Кто и как устроит его быт, если семья далеко и не она о нем, а он о ней должен заботиться. Какой он работник в такой обстановке...
Обо всем этом с жаром говорилось на первой летучке, которую я собрал в то пасмурное утро в недостроенном корпусе агрегатных цехов,- продолжает рассказывать Белянский.- Ну, а станки почему так робко расставляете,спрашиваю.
- Потому, что нет еще общей планировки от проектировщиков, да и Востров заболел...
- Почему же сами не сделали планировку? Нам здесь жить и работать, мы здесь хозяева, с нас спрос, значит нужно быть хозяевами во всем. Давайте все цеховые планировки и наброски сюда! И тут же на одной из стен этого корпуса мелом начали рисовать эскиз генеральной планировки завода. Проработали несколько часов, но зато всем руководителям стало ясно, кто где располагается, кто где хозяин, кто его сосед, куда каждому тащить свое имущество. Посадили специалистов, чтобы они перенесли эту планировку на бумагу, оформили и направили на утверждение. А самим - действовать!
Но легко сказать - действовать. Для этого прежде всего нужны люди, наши работники, а они, видите ли, по деревням разъезжают. Едем и мы, но не в деревни, а к местным властям, как привыкли в Воронеже, в обком.
- Даже теперь,- взволнованно продолжает рассказ Александр Александрович,- когда знание ряда обстоятельств позволяет переосмыслить многое происшедшее в те жестокие годы, я не могу спокойно вспоминать о глубоком разочаровании, которое постигло меня при этом обращении к местным властям. Местных ресурсов для помощи нам не оказалось. Пришлось писать срочную докладную записку в ЦК Г. М. Маленкову с изложением наших предложений по размещению работников завода в городских домах и по ускорению строительства завода. Возможно, что наша докладная была не первая, но очень скоро городские власти получили указание о немедленном расселении заводчан в городских домах.
А эшелоны из Воронежа прибывали регулярно. С каждым составом, привозившим оборудование цехов, материалы и детали самолетов, приезжали и работники завода с семьями. Они тут же включались в работу по разгрузке транспортов и размещению оборудования в новых корпусах.
Безусловно, прибывающих интересовало новое место, и они забрасывали нас вопросами. Нас же продолжала волновать обстановка в Воронеже, дела на заводе. Для нас по-прежнему родным домом оставался Воронежский завод.
Первая весточка оттуда, с родины, была трагична. Оказалось, что на второй день после нашего отъезда - 12 октября - произошел очередной налет немецкого самолета на завод. Крупная бомба попала в крыльевой цех, были жертвы... Но завод работает, "илы" взлетают с нашего аэродрома и уходят на фронт. Основная идея плана эвакуации завода - не прекращать выпуск самолетов при перебазировке - успешно реализуется, и это очень здорово!
Наша ответная информация прибывающим товарищам была не столь утешительна. Огромный корпус агрегатных цехов и такой же корпус главной сборки самолетов еще не имеют крыш. Правда, расположенные в три этажа вдоль этих корпусов бытовки почти готовы, в них разместились технические отделы, администрация и цеховые службы. В корпусах для заготовительных цехов не закончено возведение стен. Для кузницы, компрессорной, кислородного завода еще только закладываются фундаменты. Отсутствуют складские помещения. На аэродроме не закончено строительство летного поля, нет хранилищ для бензина и масла. В корпусах нет воды, отсутствует канализация, не закончена электропроводка... Нет жилья для работников завода и так далее...
Словом, мало чем мы могли порадовать товарищей на новом месте. А тут зима начала все более активизироваться. При этом оказалось, что для здешних мест характерным является ветерок, усиливающийся по мере того, как крепчает мороз.
