Ваши прекрасные "илы" заслужили честь и славу. Давайте больше машин крепких, быстроходных.
Победа за нами!
Честь и слава работникам завода имени Ворошилова и коллективам, создавшим машину Отечественной войны".
С глубоким волнением слушали мы, участники митинга, эту депешу. Простыми, искренними словами, пришедшими оттуда, с передовой, давалась оценка нашему напряженному труду. С митинга все разошлись по рабочим местам.
- А вы обратили внимание, как этот командующий, моряк, назвал наш штурмовик: "машина Отечественной войны" - шутка ли?! - С этими словами Анатолий Соболев появился в кабинете начальника СКО, куда мы зашли, возвращаясь с этого, памятного нам митинга.
- Обратить-то обратили, здорово сказано. Но он написал нам и другое давайте больше боевых машин,- ответил Соболеву Назаренко.- Вот я и пригласил всех вас поговорить на эту тему, посоветоваться. От нас ждут непрерывного увеличения выпуска "илов", они нужны на всех фронтах. При существующей мощности цехов и производительности труда в них дальнейший рост выпуска машин может происходить только за счет снижения трудоемкости, уменьшения трудозатрат на каждую машину. Это ясно всем, но нужны конкретные предложения. Технологи и копровцы над этим работают постоянно и кое-чего добились. У нас бригада Мачурина при переходе на деревянный хвост сократила трудоемкость фюзеляжа на несколько десятков часов, а что по другим бригадам? Пока тихо...
- Николай Петрович прав,- поддержал начальника Соболев.- Я думаю, что следует всем бригадам доходчиво рассказать об этой задаче - и результаты будут.
- Вот я и прошу всех вас заняться этим немедленно,- продолжал Назаренко.- Должен вам сказать, что уже в этом месяце мы не дотянем до июльского выпуска штурмовиков - перебои в снабжении материалами, да и из-за тревог потери рабочего времени стали ощутимы...
Этот памятный разговор принес свои плоды, правда, не так скоро, как того хотелось.
* * *
День 20 сентября 1941 года поначалу ничем не отличался от предыдущих дней. Было довольно тепло. Осенью в Воронеже, как правило, долго держится хорошая погода. В обеденный перерыв я, как и многие наши сотрудники, поспешил домой обедать. Наша квартира находилась в самом близком от завода доме. Из окна кухни хорошо просматривался главный корпус заводоуправления и асфальтовая дорожка, обсаженная тополями.
Помнится, что в тот день я пришел домой раньше своей супруги Гали и стал накрывать на стол, время от времени поглядывая на дорожку - не идет ли жена. Она тогда заведывала лабораторией по контролю приборов самолетного оборудования. Работы у нее всегда было очень много, и она нередко задерживалась. Так и не дождавшись жены, я принялся за обед. Но неожиданно захлопали выстрелы, затрещали пулеметные очереди с нескольких стрелковых точек охраны завода. Я прильнул к окну и тотчас увидел, как из облаков, почти над главным корпусом заводоуправления вынырнул немецкий бомбардировщик и низко, на высоте не более двухсот метров, полетел вдоль основных производственных корпусов в сторону аэродрома. Видел я его несколько мгновений, но узнал характерные контуры бомбардировщика "Хейнкеля-111". "Сейчас будет бомбить",- мелькнула мысль, и я прижался к оконному простенку, ожидая, что после взрыва бомб из нашего окна полетят стекла...
Стрельба продолжалась, но с явным удалением. Как видно, стреляли с дальних точек на аэродроме. Завывали сирены, но никаких взрывов не было. Скоро и стрельба прекратилась.
"Вероятно, это был разведчик, сейчас еще прилетят",- подумалось мне и я поспешил на завод занять место по боевому расписанию нашей объектовой команды. На сборный пункт я прибежал в момент поступления распоряжения: оцепить производственный корпус. Коротко было сказано, что в здание попали бомбы, но пока не разорвались...
Ясно, решили мы - бомбы с взрывателями замедленного действия. Когда они сработают? Мы знали несколько таких устройств, у которых замедление могло исчисляться и минутами, и часами...
Вскоре поступила команда снять оцепление, очистить заводской двор от людей. Работавшие в корпусе, куда попали бомбы, были выведены из помещения. Осталась небольшая группа дружинников и начальство.
- В этой сложной и опасной операции,- рассказывал мне Белянский,великолепную выдержку и подлинный героизм проявил главный механик завода Л. Н. Ефремов, а также заместитель главного энергетика А. Д. Тимченко, товарищи Эктов, Землянский и другие. Они не только четко руководили действиями людей по обезвреживанию бомб, но сами лично выносили их из цехов и осторожно укладывали на мягкие подстилки в кузова грузовых автомобилей. Бомбы увозили с территории завода в степь для уничтожения.
Их оказалось два десятка весом по пятьдесят килограммов. И ни одна из них, как ни странно, не взорвалась. В чем же дело?
У немцев была принята система дистанционного взведения взрывателей авиабомб перед их сбрасыванием. Пока бомба висит в бомбоотсеке самолета, ее взрыватель установлен в положение "пассив" и он не подорвет бомбу даже при ее столкновении с препятствием. Перед сбрасыванием бомб на цель штурман или летчик, с помощью специального устройства должен перевести взрыватели бомб из положения "пассив" в положение "актив", при котором уже они взорвутся, едва коснувшись цели.
В описываемом случае экипаж Хе-111, очевидно, растерялся, вынырнув из облаков над заводом, и второпях сбросил свои бомбы с взрывателями в положении "пассив", и они не сработали, бомбы не взорвались.
Но эта бомбардировка завода все же принесла и первые человеческие жертвы. В сварочном цехе, куда упала одна из бомб, ее стабилизатором были убиты два слесаря - Б. Рожков и С. Мысков.
Так война стала и для нас непосредственной действительностью. За мужество и героизм, проявленные при обезвреживании неразорвавшихся бомб, Леонид Николаевич Ефремов был вскоре награжден орденом Красной Звезды.
Нащупав наш завод, "Хейнкель-111" пожаловал к нам и на следующий день, 21 сентября. На этот раз он подошел с восточного направления, оказавшись над аэродромом, куда и упала его первая бомба. Не считая разбросанной земли от взрыва, эта бомба вреда не принесла. Зато серия других пришлась на жилые дома заводского поселка. Была разрушена одна секция пятиэтажного дома и два барака. Поврежден водопровод и сеть электропроводки. Убито было двое и шесть человек ранено. Стервятник, как и первый раз, благополучно скрылся.
После работы многие пошли осматривать следы бомбежки. Разрушенная секция пятиэтажного дома выглядела странно, словно учебный макет дома в разрезе. Задняя стена дома чудом уцелела и разноцветная окраска комнат по разрушенным этажам напоминала о бывшем уюте, тепле и других довоенных радостях. Нелепо выглядели уцелевшие диваны, шкафы и другая мебель. Ветер раскачивал картины и разбитые люстры. На искореженных водопроводных трубах висели батареи отопления...
- А помните, друзья, ведь совсем недавно мы веселились на моем дне рождения вон в той комнате с соломенными обоями, на четвертом этаже,напомнил нам Борис Витальевич Павловский.- Всего три месяца назад моя семья переехала из этого дрма...
В дальнейшем тревоги и налеты стали у нас происходить, как по расписанию. Около тринадцати часов прилетал "он". Конечно, никто из нас не мог сказать, был ли это один и тот же самолет, или каждый раз новый. Но прилетал всегда Хе-111 и всегда в одиночку. Очевидно, где-то южнее Воронежа перелетал он линию фронта и на завод заходил с востока или юго-востока.
23 сентября армейские зенитки, охранявшие железнодорожный узел, самолет к заводу не подпустили и он сбросил бомбы на соседний поселок.
24-го и 25-го тревоги объявлялись, но налетов не было. Может быть, потому, что стояла солнечная погода.
26 сентября день снова был пасмурный, и "хейнкель" налетел тем же курсом, что и первый раз. Только вывалился он из облаков километра за два раньше, и серия сброшенных им бомб пришлась на овощную базу и склад горючего, расположенные за территорией завода. Находившийся неподалеку от нашего дома склад горючего сильно горел всю ночь. Этот налет принес новые жертвы: двое убитых и около десяти человек раненых. Наши доморощенные зенитки в тот раз стреляли особенно много, так как самолет пролетел вдоль всей территории завода и скрылся невредимый к великой досаде стрелков. Правда, к вечеру по заводу пошел слух, что истребители ПВО сбили немецкий самолет где-то за Доном, но был ли это "наш"?
