Прежде всего – любовь к пиву. Мы могли пить пиво где угодно, когда угодно и сколько угодно. Да и не только пиво – порой в ход шли водка, портвейн, вино и даже одеколон. Во-вторых, мы были ровесниками, все трое работали до поступления, счастливо избежали армии и сумели «вползти в Школу» (как тогда говорили) только с третьего раза. В-третьих, мы очень уважали музыку, в частности, тяжелый рок; мы с Толстяком умели играть на различных инструментах и в тот период лабали в разных командах: я в «Лицом к лицу», он – в «Образе действия». В-четвертых, мы в своей группе поначалу никого не знали (в отличии, скажем, от Мафии или Камчатки) и оказались в одиночестве, а ситуация требовала быстрого освоения. И наконец мы очень не любили учиться.
ЭПИЗОД 2
Лично я всегда испытывал к учебе патологическое отвращение. Начиная с первого класса для меня было мукой вставать ни свет, ни заря, кое-как завтракать, спешить в эту проклятую школу и сидеть до третьего урока в сомнамбулическом состоянии, мучительно пытаясь «проснуться». И хоть до десятого класса я был почти отличником, и мои уроки никто не проверял, каждое утро я начинал с проклятий по адресу школы, учителей и всего среднего и высшего образования. Несмотря ни на что, свободного времени у меня хватало, я развлекался как мог, и наверное это помогло мне выдержать эту десятилетнюю пытку.
Приехав в августе 75-го в Москву (я хоть и коренной москвич, но по ряду причин пару лет был вынужден прожить в другом городе) и перейдя в 9-й класс, я почувствовал себя темным и неотесанным. Действительно, чему я мог научиться в маленьком провинциальном городке? Из поэтов я знал только Жуковского (кроме школьной программы, естественно), в живописи когда-то слышал имя Ван Гога, а уж в музыке… Ну, что касается Совка, тут все было просто: такие исполнители и ВИА как Лещенко, Магомаев, Кобзон, Ободзинский, Буячич, Гуляев, Хиль, Пьеха, Зыкина, Воронец, «Песняры», «Самоцветы», «Орера», «Добры молодцы» и «Поющие гитары» звучали в каждом телеящике, радиоприемнике и радиоле. Ну и само собой песни Высоцкого на каждом магнитофоне. А из западной… Опять же, на слуху были Азнавур, Адамо, Греко, Матье, Моранди, Рафаэль, Хампердинк, Джонс, Готт, Родович – а рок был под запретом. Единственное, что я знал, что где-то, скорее всего в Англии, существует такая группа – «Beatles», и одну единственную песню в ее исполнении «Girl» я слышал, так как она каким-то непостижимым образом попала на сборник «Мелодии зарубежной эстрады». И все.
А тут меня окружали вполне взрослые современные мальчики, патлатые, джинсовые, с сигаретами в зубах, с кассетниками в руках, с легкостью обсуждающие последний диск «Uriah Heep»; имеющие стереосистемы и свободные деньги, постоянно что-то продающие и покупающие. Они рассуждали о женщинах, о сексе, ходили по кабакам, а я до этого водку пил один раз в жизни и не знал женщин даже на ощупь.
Естественно, выйдя на финишную прямую и увидев, как сильно я отстал, я нажал на все педали. Я отрастил патлы, влез в джинсы и начал заполнять пробелы в своем музыкальном образовании. К концу 9-го класса я знал все диски «Deep Purple», мог отличить Дэна Маккаферти от Брайана Конноли, с грехом пополам играл на гитаре и стучал по барабанам, и даже пытался сочинять мелодии на чужие стихи. В начале октября 75-го мы вместе с Маэстро и Нарциссом образовали рок-группу «Голоса Планеты» и в течение многих лет записывали так называемые «диски» (точнее, магнитоальбомы) – ну, подробности в «Истории Группы».
Но с женщинами было намного хуже. Хотя за год в моих объятиях перебывала не одна девчонка, но на вкус я их так и не попробовал. Мешала природная робость и отсутствие практических навыков. Я начал резко форсировать темп, вступив в тесный контакт со Стариком, но летом 76-го на мою бедную голову свалилась Великая Любовь (как теперь это с иронией я называю), и еще на полгода я погряз в бесцельных свиданиях, ссорах, упреках, обидах и прочей маеты, и только в феврале 77-го схватил, наконец, судьбу за рога.
САНДУНЫ: МАРШРУТ №1
Вы знаете, что такое Сандуны? Обижаешь, ответите вы, любой школьник знает, что Сандуны – это Сандуновские Бани. Но дело не в банях. Только узкий круг людей ведает о том, что в Сандунах можно всегда достать свежее пиво. То, что пиво есть в самих Банях, знает каждый, но вот об истинном назначении небольшого Ларька, притулившегося на перекрестке 1-го Неглинного и Сандуновского прохода, догадывается далеко не всякий. В этом Ларьке работала пухлая блондинка – тетя Валя, и у нее всегда было бутылочное пиво: с девяти утра и до шести вечера. Пиво было свежее и холодное в любую жару, а официально Ларек торговал мочалками, мылом, всякой банной мелочью и сигаретами. Продавала Валя бутылек по 40 копеек (при магазинной цене 37), а пустую тару брала по 10 (цена в пунктах приема – 12). С каждой бутылки навар 5 копеек. Неплохо по тем временам, верно?
Пиво пили прямо около Ларька или в предбанниках Мужского и Женского разрядов, или в Закутке около Поликлиники во внутреннем Дворике тех же Сандунов, или во втором верхнем Дворике между Складом и ларьком тети Маши (тот же вариант); а если позволяло время и баловала погодка, то дружно вываливались на Бульвар и занимали лавочки. Я познакомился с Валей в первую же неделю учебы, так как знал о существовании Ресторана Зеленый Веник еще до поступления в Школу, и с началом учебы начал усердно посещать это место. Позднее ко мне присоединились Джеггер и Толстяк. Мы бегали туда почти каждую перемену, а после уроков фланировали на Бульвар. В течение первого курса не припоминаю ни одного дня, чтобы я хоть раз не посетил Валю. Толстяк с Джеггером в зимние месяцы позорно ретировались (предпочитая бегать в Кантин, как мы называли столовую), но с наступлением теплых деньков весь Баннер (так мы обычно называли Школу) опять кайфовал на Бульваре.
Все-таки, какое злачное было место! В любое время суток в Сандунах «толкалась пьянь, какую-то хлебала дрянь» (как поется в песне), благо любимый винный магазин Три Ступеньки находился под боком, и Валя иногда была вынуждена припрятывать пару ящиков пива «для своих», как она выражалась. Я тоже входил в число своих и умело этим пользовался. А какие колоритные личности там собирались! Заслуженный Банщик, Эпилептик, Борода и многие другие. Но об этом – подробнее.
Однажды где-то в октябре 79-го мы с Толстяком заглянули в Сандуны. Купив несколько пузырей пива, мы уютно расположились в предбаннике Женского разряда. Тогда Подоконник еще не был отгорожен Железным Углом, и вот на этом широченном подоконнике сидел маленький лохматый человек и что-то бормотал себе под нос. Он выглядел настоящим оборванцем, а над глазом у него повисла шишка гигантских размеров, налившаяся черной кровью. Толстяк сочувственно поглядывал на него и наконец не выдержал.
– Батя, как это тебя угораздило?
Человек дернул давно не бритой щекой.
– Эпилептик я, – тяжело вздохнул он, – во время припадка и долбанулся.
Толстяк понимающе закивал и протянул ему недопитую бутылку.
– Да это что, – воодушевился алкаш, глотая пиво. – Я тут раз на Подоконнике пьяный уснул, нога к батарее прислонилась, а я сплю, не чувствую… Так ногу и сжег.
И завернув штанину, он показал нам ногу, до колена покрытую жуткими красно-синими шрамами.
Так мы познакомились с Эпилептиком. Мы так и не узнали, где он жил, чем зарабатывал, откуда он взялся и куда подевался. В тот день наша встреча закончилась тем, что он выклянчил у нас 20 копеек (Хоть супа поем, – пробурчал он) и быстро ретировался вверх по 1-му Неглинному. Толстяк потом долго недоумевал, где это можно на 20 копеек съесть тарелку супа. А я подозреваю, что пошел он вовсе не за супом, ибо в те благословенные времена примерно на середине 1-го Неглинного переулка находилась закусочная под кодовым названием Полгоры, где торговали портвейном в разлив. Затем мы не видели его около года, и лишь осенью 80-го, зайдя в Сандуны, мы встретились вновь. В тот период Валя закрыла Ларек на замок и перешла работать на Склад. На Складе пиво было всегда, располагался он во внутреннем Дворике, и мы приходили прямо туда и цедили холодное пиво.
