Элрик-младший, пристально глядя в медово-янтарные глаза брата, которые сейчас были непривычно потухшими (раньше они никогда такими не были, и это пугало мальчика. Он не знал, как на это реагировать), сделал несколько шагов вперёд и остановился сосем рядом со стулом Хоэнхайма, на котором и расположился — пусть, и не совсем комфортно — его старший брат.

Альфонс слишком сильно задрал голову, чтобы иметь возможность сидеть лицом к своему собеседнику из-за сильной разницы в росте. Мальчик долгое время молчал, думая о чём-то своём, от чего будущему алхимику становилось всё больше не по себе. Ему хотелось разрушить эту пробирающую до костей тишину, но он не находил, что сказать, поэтому продолжал молчать, не сводя взгляда со своего брата.

— Почему? — наконец, первым начал Альфонс.

Эдвард пару раз ошарашено похлопал ресницами, не поняв, что вообще сказал его брат, а смысл вопроса оказался за гранью понимания Элрика. В его голове резко зароились разные мысли, и некоторые из них невероятно пугали не-Стального. Поэтому он должен был переспросить у Альфонса, что он имел в виду, чтобы не построить у себя в голове целый мир из иллюзий.

— Что «почему»?

— Почему ты это делаешь? Ты ведь раньше не очень любил их читать.

Сейчас Эдвард понимает, что этот вопрос сейчас был очень ожидаемым, но он подумал о нём в последнюю очередь. Всё его сознание заполнили совсем иные предположения, и Эдвард почувствовал невероятное облегчение, когда услышал ответ своего младшего брата. Теперь он уже не так волновался.

— Это сложно объяснить, — будущий алхимик неловко почесал свой затылок.

Вся сложившаяся ситуация действительно очень не простая, и мальчик совсем не знал, как всё это объяснить своему брату. А Хоэнхайма, как на зло, нет. Он не сможет помочь своему сыну. Триша же ничего не знает, поэтому к ней можно не обращаться. Да и лучше ей этого вовсе не знать. Чем меньше знаешь, тем крепче спишь и тем меньше хочешь сделать ради других.

— Что объяснить? — всё так же наивно спросил Альфонс.

Эдвард, тяжело вздохнув, слез со стула и пару секунд серьёзно посмотрев на брата, развернулся и направился к одной из стопок книг. Элрик-младший непонимающе смотрел на своего старшего брата, не зная, что ему стоит делать.

— Идём, — махнул рукой Эд.

И Альфонс повиновался приказу брата. Он молча пошёл за ним в предвкушении того, что сейчас произойдёт, а не-Стальной пытался отогнать от себя напряжение. Он, конечно, не хотел впутывать брата во всё это, но и промолчать он не мог. Ал ведь тоже имеет право это знать, да и он сможет помочь ему, и будущему алхимику станет намного легче. У него появится человек, с которым можно будет поделиться своей болью.

Остановившись возле книг, Эдвард окинул их скептическим взглядом. После секундной паузы он зашёл за них и сразу же нашёл то, что ему было необходимо. Как только необходимый предмет находился в его ладони, мальчик сразу же вернулся к своему брату и протянул к нему ладонь, в которой находился небольшой предмет.

— Ал, смотри, — немного восхищённо произнёс Эд. Он всё равно не мог привыкнуть к тому, что держит это в своих руках, — это философский камень.

— А он существует? — мальчик был удивлён.

И не-Стальной прекрасно понимал его. Хоэнхайм не раз говорил им, что философского камня не существует и это просто сказки, хоть он и сам являлся продуктом эксперимента Гомункула. А тут вдруг Элрик-младший узнал об этой буквально волшебной вещи от своего брата.

— Да, — кивнул Эдвард.

Он решил начать рассказ именно с него. Так будет намного проще объяснить Аллу всё: и прошлое их отца, и его собственный сон.

— А откуда он у тебя? — немного восхищённо спросил мальчик.

— Папа дал.

Так было непривычно называть Хоэнхайма этим словом. Но, учитывая то, что этот человек — именно человек, а не философский камень или что-то ещё — делает для них, он по праву может зваться их отцом.

— Папа? — Ал удивлённо посмотрел на брата.

— Да, он.

Ведь точно. Элрик-младший ещё не знает обо всём, что связано с их отцом, поэтому так удивлён. И Эдвард должен это изменить. Он обязательно объяснит своему брату всё, что знает сам.

— А почему?

— Вот здесь начинается самое интересное…

***

Лето в Аместрисе всегда было очень жарким и душным. Но, несмотря на это, географическое положение страны было невероятно удобным для того, чтобы он, Отец, мог воплотить свои планы в жизнь. Но иногда погодные условия приносили много неприятностей его грехам, которые он отдал другим существам.

Но больше всех страдал, пожалуй, Гнев. Он, в отличии от Обжорства, Ласт, Зависти и остальных гомункулов не мог спрятаться в убежище своего создателя, продолжая выполнять своё задание.

А самым неприятным дополнением к этой невероятной жаре в середине дня мог быть только вечно ноющий Энви, которому почему-то захотелось выползти из своей норы и поболтать со своим младшим братиком.

— Знаешь, чего я не понимаю? — Зависть уже долгое время разговаривал сам с собой, потому что Брэдли умело игнорировал его.

— Мне плевать, — холодно отвечает Кинг.

Фюрер, не обращая на гомункула должного внимания, продолжал читать какой-то документ, что невероятно злило монстра, который расположился в кресле перед его столом, которое он же и притащил.

Это поведение Расса невероятно злило Зависть, но он старался держать себя в руках и сделать свой голос как можно более непринуждённым и расслабленным. Только вот по сравнению с его собеседником у него ничего не получалось.

— Аместрис — большая страна, но здесь есть несколько людей, которых зовут «Сара и Ури Рокбеллы». В том числе, и Его соседи.

— И именно поэтому, ты отправил эту «новость» в Ризенбург? — Кинг поднял на своего собеседника недовольный, но всё же сдержанный взгляд.

— Ага, — довольно улыбнулся гомункул.

Зависть был рад, во-первых, тем, что на него, наконец, обратили внимания, а во-вторых, в некоторой степени, положительно отреагировали на его план. Его же никто не просил заниматься Хоэнхаймом из-за того, что ему вскоре придётся отправиться в Ишвар, чтобы накалить там обстановку. А он это сделал!

— Лучше ты ничего придумать не мог? — хмыкнул Брэдли.

— А зачем лучше? Он и так понял, что мы «начали действовать», и ушёл из Ризенбурга, оставив там своих отпрысков, которых не смог натаскать. Что нам ещё нужно?

— Больше без самодеятельности.

Энви недовольно скривился. Ему было жутко неприятно слышать подобное от Кинга. Он тут рассказывает ему свой гениальный план, а вместо нормальной реакции — безразличие, недовольство и желание держать его в узде.

— Но!.. — начал Зависть.

Он просто не мог промолчать после этого. Он убедит Гнева — если потребуется, даже дракой! — что с ним так разговаривать нельзя.

— Ещё слово — и отправишься обратно.

После этого Энви замер на месте. Он прекрасно понимал, что имел в виду его собрат. Возвращаться в тело Отца Зависти совершенно не хотелось, поэтому он замолчал и с досадой упал в кресло. Он прекрасно понимал, что Расс сейчас не шутит, а играть с судьбой гомункулу не хотелось.

— И о чём поговорим? — надулся Энви.

— Ты исчезнешь, — приказывает фюрер.

— Но… — начал Зависть, но его вновь бесцеремонно перебили.

— Быстро!

После этого он вскочил с кресла и, быстро трансформировавшись, направился к двери, прекрасно понимая, что Кинг может в любой момент превратить свои угрозы в жизнь. А этого Энви совершенно не хотелось.

— Хорошо-хорошо, — направляясь к двери, в спешку бросил гомункул.

Когда за ним закрылась дверь, Брэдли остался наедине со своим гневом, который вулканом бурлил внутри него. Когда грехи заперты в разных людях, они никогда не найдут общего языка. С каждым разом уверенность в этом у Расса росла всё больше и больше.

— Ненавижу, — прошипел Брэдли.

Жаль только он не может дать выход своему гневу. Тогда бы он сам вернулся в лоно Отца и неизвестно, когда бы он предоставил ему новое тело.