бие есть не что иное, как готовность обвиняемого походить на
собственных судей" (цит. по переводу Г. Косикова, 10, с. 48
49).
Чтобы избежать соблазна параллелей с отечественными
реалиями сегодняшнего дня в стране, где традиции Шемякина
суда сохранились в нетленной целостности, вернемся к прерван
ной цитате из Мориарти, описывающего ход рассуждений фран
цузского литературного публициста: "Докса вбирает в себя все
негативные ценности, принадлежащие понятию мифа. То, что
масса людей считает истинным, не просто является "истиной",
принятой лишь в определенных сферах деятельности, включая
литературу: это то, во что буржуазия хочет заставить нас пове
рить и то, во что мелкая буржуазия хочет верить, и во что ра
бочему классу остается лишь поверить" (323, с. 111). Как тут
не вспомнить, как презрительно характеризовал доксу Барт в
своей книге "Ролан Барт о Ролане Барте" (1975): "Докса"
это общественное Мнение,
Дух большинства, мелкобур
жуазный Консенсус, Голос
Естества, Насилие Предрас
судка" (85, с. 51).
"СМЕРТЬ АВТОРА"
Ту же судьбу имела ин
терпретация общей для структурализма и постструктурализма
идеи о "смерти автора". Кто только не писал об этом? И Фуко,
161
ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ
и Лакан, и Деррида, и их многочисленные последователи в
США и Великобритании, однако именно в истолковании Барта
она стала "общим местом", "топосом" постструктуралистской и
деконструктивистской мысли. Любопытно при этом отметить,
что хотя статья "Смерть автора" появилась в 1968 г. (10), Мо
риарти считает ее свидетельством перехода Барта на позиции
постструктурализма: "Смерть автора" в определенном смысле
является кульминацией бартовской критики идеологии института
Литературы с его двумя основными опорами: мимесисом и авто
ром. Однако по своему стилю и концептуализации статуса
письма и теории, она явно отмечает разрыв со структуралист
ской фазой" (323, с. 102).
"ТЕКСТОВЫЙ АНАЛИЗ"
Как уже отмечалось вы
ше, первым вариантом декон
структивистского анализа в
собственном смысле этого
слова, предложенным Бартом,
был так называемый тексто
вой анализ, где исследователь переносит акцент своих научных
интересов с проблемы "произведения" как некоего целого, обла
дающего устойчивой структурой, на подвижность текста как
процесса "структурации": "Текстовой анализ не ставит себе
целью описание структуры произведения; задача видится не в
том, чтобы зарегистрировать некую устойчивую структуру, а
скорее в том, чтобы произвести подвижную структурацию тек
ста (структурацию, которая меняется на протяжении Истории),
проникнуть в смысловой объем произведения, в процесс озна
чивания, Текстовой анализ не стремится выяснить, чем детер
минирован данный текст, взятый в целом как следствие опреде
ленной причины; цель состоит скорее в том, чтобы увидеть, как
текст взрывается и рассеивается в межтекстовом пространстве...
Наша задача: попытаться уловить и классифицировать (ни в
коей мере не претендуя на строгость) отнюдь не все смыслы
текста (это было бы невозможно, поскольку текст бесконечно
открыт в бесконечность: ни один читатель, ни один субъект, ни
одна наука не в силах остановить движение текста), а, скорее,
те формы, те коды, через которые идет возникновение смыслов
текста. Мы будем прослеживать пути смыслообразования. Мы
не ставим перед собой задачи найти единственный смысл, ни
даже один из возможных смыслов текста...14 Наша цель -
помыслить, вообразить, пережить множественность текста, от
____________________________
14 Эту цель выявления единственного смысла Барт приписывает марксист
ской иди психоаналитической критике.
162
крытость процесса означивания" (цит. по переводу С. Козлова,
10, с. 425-426).
В сущности, вся бартовская концепция текстового анализа
представляет собой литературоведческую переработку теорий
текста, языка и структуры Дерриды, Фуко, Кристевой и Де
леза. Барт не столько даже суммировал и выявил содержавший
ся в них литературоведческий потенциал (об этом они сами
достаточно позаботились), сколько наглядно продемонстрировал,
какие далеко идущие последствия они за собой влекут. В позд
нем Барте парадоксальным образом сочетаются и рецидивы
структурного мышления, и сверхрадикальные выводы постструк
туралистского теоретического "релятивизма", что позволило ему,
если можно так выразиться, не только предсказать некоторые
черты критического менталитета постструктуралистского и по
стмодернистского литературоведения второй половины 80-х -
начала 90-х гг., но и приемы постмодернистского письма. Здесь
Барт явно "обогнал свое время".
Впрочем, если что он и опередил, так это господствующую
тенденцию американского деконструктивизма: если обратиться к
писателям (Дж. Фаулзу, Т. Пинчону, Р. Федерману и др.), то
сразу бросается в глаза, как часто имя Барта мелькает в их
размышлениях о литературе. То, что влияние Барта на литера
турную практику шло и помимо отрефлексированных моментов
его теории, которые уже были фундаментально освоены декон
структивистской доктриной и включены в ее канон, свидетельст
вует, что даже и в постмодернистский период, когда внимание
художников к теории явно страдает сверхизбыточностью, писа
тели склонны обращаться прежде всего к тому, что больше им
подходит в их практическом литературном труде. И привлека
тельность Барта как раз заключается в том, что он в своих
концепциях учитывал не только теоретический опыт своих кол
лег, но и литературный опыт французского новейшего авангарда.
И в истолковании его он оказался более влиятелен, нежели
Кристева как теоретик "нового
нового романа".
"С\З" - французский вариант деконструкции
Самым значительным при
мером предложенного Бартом
текстового анализа является его
эссе "С/3" (1970). При
мечательно, что по своему
объему эта работа прибли
зительно в шесть раз превосходит разбираемую в ней бальза
ковскую новеллу "Сарразин". По словам американского иссле
дователя В. Лейча, Барт "придал откровенно банальной реали
163
ДЕКОНСТРУКТИВИЗМ
стической повести необыкновенно плодотворную интерпрета
цию"(294, с. 198). Оставим на совести Лейча оценку бальза
ковского "Сарразина", поскольку дело отнюдь не в достоинст
вах или недостатках рассматриваемого произведения: здесь до
роги писателя и критика разошлись настолько далеко, что требу
ется поистине ангельская толерантность и снисходительность для
признания правомочности принципа "небуквального толкования".
Поэтому ничего не остается, как рассматривать этот анализ
Барта по его собственным законам -- тем, которые он сам себе
установил и попытался реализовать. И встав на его позицию,
мы не можем не отдать должного виртуозности анализа, литера
турной интуиции и блеску ассоциативного эпатажа, с которым
он излагает свои мысли. Недаром "С/3" пользуется заслужен
ным признанием в кругу постструктуралистов как "шедевр со
временной критики" (В. Лейч, 294, с. 198). Правда, последо
вателей этого вида анализа, строго придерживающихся подобной
методики, можно буквально пересчитать по пальцам, ибо вы
полнить все его требования -- довольно изнурительная задача.
Барт очень скоро сам от него отказался, окончательно перейдя в
сферу свободного полета эссеизма, не обремененного строгими
правилами научно-логического вывода.
