Да, ты становишься не тем, кем был. Во-первых, это отчуждение части себя - то есть когда слышишь себя как бы со стороны, когда видишь упаковочку, обложечку. Ты уходишь во времени, ты меняешься, а это остается. И тебя уже двое - если речь идет по крайней мере об одном диске. Это на самом деле довольно сильное испытание. Когда живешь с песней, она растет вместе с тобой. А когда ее зафиксируешь, она уже больше не растет, не стареет, не умирает - ничего с ней не делается. Ты периодически с ней встречаешься, и каждый раз видишь, как мир изменился, а она - прежняя. И каждый раз ее воспринимаешь заново. Однажды она понравится, потом скажешь: "Какая фигня! Зачем я это сделала?! Можно было гораздо лучше!" А после думаешь: "О, какая я была молодая, какая была наивная, как искренно любила, как верила в себя!.." В другой раз: "А сейчас-то я получше пою, почище". Зато потом: "А голос-то у меня свежее был..." Ну, а во-вторых, существует такое понятие как "ответ от мира". Этот ответ - достаточно мощная и жестокая вещь. То есть ты, посылая в мир импульс, должен иметь мужество это сделать. И должен иметь мужество принять ответ. Это сродни тому, когда кидаешь камешек в гору, а на тебя потом - обвал, но ты должен стоять и принимать все камни, которые на тебя падают. Ты должен помнить, что сам это вызвал и знал, на что шел. Причем "обвал" - это все сразу: и то, что кто-то абсолютно незнакомый начинает тебя где-то за глаза поносить, кто-то незнакомый начинает тебя хватать за края одежды, изливать свои восторги и вторгаться в твою личную сферу. Это тоже тяжело, а порой даже неприятно, потому что ты - уже какой-то не целый, мир начинает тебя кусать, щипать и бить по башке доской. Мне все время портят жизнь подбегающие девочки и мальчики, которые начинают со мной говорить о моих песнях. Я им отвечаю: "Мир не может состоять из одних песен - я должна вдыхать, я же не могу только выдыхать!" И вот эту школу, эту практику спокойствия, которую не каждый способен пережить, можно назвать словом "слава". Еще - письма, сотни писем. В них придираются или, наоборот, признаются в любви, жалуются на свои проблемы, говорят о каких-то философских вопросах, считают меня компетентной и спрашивают, как жить дальше... Все это тоже очень тяжело. То есть ты был человек сам собой, а теперь ты уже стоишь и как бы должен держать то небо, которое себе выстроил. Как Атлант.

Напишу облака на небесном холсте пастелью -

Я сделаю,

Запущу поцелуем движенье светил над собой -

Я сделаю

Маленькую свою вселенную внутри большой...

То собственное маленькое надгробие, которое ты сложил из своих дисков... Поэтому я очень ценю инкогнито - существование в безымянном пространстве. И очень люблю тусоваться в местах, где меня не знают.

Я играю очень трагическую музыку. Но я не люблю людей грузить трагедией, я люблю, чтобы в музыке было чувство. И регги - это довольно правильная и удобная форма для того, чтобы передавать информацию сразу на нескольких уровнях. Человек, не готовый переживать, страдать, плакать вместе со мной - он будет танцевать под эту музыку, останется довольным и ничего не заметит. В общем, это такая фишка, которая пошла еще со времен блюза, когда чернокожим рабам запрещали петь печальные песни. Им разрешалось только радоваться. А так как жизнь у них была ужасная, то радовались они специфически - они изобрели блюз. Мне близка сама по себе мысль, что не надо своими печалями людей терзать, а надо своими печалями людей радовать, не надо себя убивать своим страданием, а надо себя рождать своим страданием... Именно это позволяет петь трагические стихи на легкую ритмическую структуру.

* * *

Меня не воспитывали как атеиста, хотя времена были атеистические. Мои родители на вопрос, есть Бог или нет, отвечали: "Мы не знаем..." Просто они выросли в такой стране, где доступ к религии был закрыт, а вокруг Церкви нагнеталась атмосфера недоверия. Они отвечали довольно правильно, то есть оставили этот вопрос на мое усмотрение. Зато мы очень много говорили о бесконечности, о вечности, о звездах, о том, что если улететь за самую последнюю дальнюю звезду и потом лететь дальше и дальше - что там? Когда кончится Вселенная? Оказывается, никогда. Мы ходили смотреть на звезды в бинокль. Я рассматривала картинки Эшера и чувствовала мистику даже в математике - ведь при ее помощи описываются вещи, которые нельзя не то, что увидеть - даже представить. Уже в самом раннем детстве меня эти вещи занимали и волновали. Я очень сильно себе это все представляла. Я с самого начала была мистически чувствительна, я чувствовала, что что-то такое в мире есть. Я всегда ощущала какую-то силу, которая стоит за внешним. И поэтому мне ничего не стоило сделать маленький шаг до православия. Мне не пришлось очень долго биться головой о стену и кричать: "Ну не понимаю я, ну объясните мне! Откуда Бог взялся и куда он девался?" Мне это все было не нужно. Я сразу в мире с Ним оказалась. Мне в этом смысле очень повезло.

Вначале состоялось мое крещение, а потом уже произошло более глубокое осознание. Крестилась я уже во взрослом возрасте, вместе с мамой в один день. Я помню хорошо, что это был праздник Георгия Победоносца, с тех пор я считаю его своим покровителем. Родители уже к тому времени переехали из Салды в Чимкент, а я училась в музыкальном училище в Свердловске. И приехала к ним в Чимкент. Это была моя первая поездка к ним на новое место жительства. И почему-то у нас с мамой возникло такое желание - пойти и креститься вместе. У меня там был единственный знакомый, Костя Подушкин, - я познакомилась с ним на бардовском фестивале. И у него была религиозная бабушка, она работала в церкви. И вот она нам помогла подготовиться к крещению. Не знаю почему, но ее во время обряда попросили подождать в коридоре, то есть она не считается нам крестной. Я даже не помню ее имени. Получилось такое анонимное доброе дело. Она, наверное, была из таких людей, которые много делают добрых дел, не очень больших, но важных.

Но, несмотря на то, что я не очень хорошо в этом во всем разбиралась - в службе, в молитвах и прочем, крестилась я не вслепую. Был сделан главный шаг, благодать начала с этого момента действовать, а потом я постепенно ко всему пришла, разобралась. И теперь, когда меня спрашивают люди, совсем далекие от веры - креститься им или нет, говорят: "Мы ведь ничего не знаем - как встать, когда поклониться", я отвечаю: если есть желание - надо идти и креститься, а дальше благодать уже сама будет помогать.

Были, правда, и такие трудные моменты, (но я буду называть их именно моментами), которые некоторых людей иногда отвращают от церкви. Когда я была совсем маленькой девочкой, мы с мамой в Саратове зашли в очень крупный храм, по-моему, Александра Невского. Я была в первый раз в жизни в церкви, почему-то было очень много народу. Я стояла и смотрела на икону с большим интересом, не замечая, что сцепила руки за спиной. И вдруг получила сильный удар по рукам, и какая-то церковная бабуся злобно начала на меня кричать, что нельзя в церкви держать руки за спиной. Я, маленький ребенок, тогда очень испугалась. Я даже не знаю, откуда взялись эти суеверия насчет рук. Даже если это не суеверия, это не компетенция бабусь. Таких "активисток" еще называют "наши православные ведьмы". Некоторые бабуськи в храме начинают считать, что у них есть право на окончательную истину. Человек пришел в церковь, его надо окружить заботой и не обращать внимания на его промахи, надо помочь ему войти в этот мир. Но попадаются такие, которые могут на тебя зарычать, зашипеть. Поэтому люди получат такой негативный опыт, что потом вообще боятся приходить в церковь. Но этот маленький момент, к счастью, на меня не повлиял.

Как и любой художник, имеющий дело с неведомым, непостижимым, я просто не могу не быть глубоко религиозным человеком. Вдохновение - само это слово содержит некое вдыхание извне, через нас дует ветер чего-то высшего. Правда, в церковь хожу не часто. К ритуалу, обряду, отношусь с гораздо меньшим трепетом. Мне кажется, это уже изобретено людьми - разные правила игры вроде того, что женщинам надо обязательно быть в церкви в платочке и юбке. Тех, кто снаружи имеет видимость благочестия, а внутри наполнен ложью и неправдой, Христос называл "гробы повапленные", то есть покрашенные - снаружи все прилично, а внутри гниль. Разве бабуська, которая на вас зашипела из-за того, что вы не там встали или поставили свечку не в тот подсвечник, который ей лично удобнее убирать, образец любви к людям? Любовь к людям - это самая трудная на свете штука. Любить человечество искренне, а не изображать это, потому что требуют разные правила - гораздо труднее, чем соблюдать внешние формы. Не могу сказать, что это у меня получается. Иногда я люблю людей, иногда ненавижу.