Многотрудный день был уже на исходе, как вдруг командира первой эскадрильи капитана Спицына и его заместителей старшего политрука Филиппова и капитана Холобаева срочно вызвали к командиру полка.
Они представились суровому на вид полковнику с двумя орденами Красного Знамени на шевиотовой гимнастерке и с огромным маузером в деревянной кобуре. Это был Николай Федорович Науменко, возглавивший теперь авиационную группу Западного направления. Прибывшим летчикам Науменко сказал:
- Втроем полетите на разведку боем в район Бобруйска. Что увидите восточнее реки Березины, не трогать, а западнее - бить. Ясно?
- Ясно! - разом ответили летчики, но продолжали стоять. Конечно же, полковник Науменко еще что-то добавит. Слишком уж кратко поставлена задача на первый боевой вылет. Учили совсем не так, а по всем пунктам боевого приказа: линия фронта, группировка противника и своих войск, маршрут полета, боевой порядок... А тут - две короткие фразы, но действительно как будто все ясно. Может быть, оттого, что Спицын и Филиппов воевали еще в финскую, а Холобаев в авиации тоже не новичок, на испытательной работе ко всякому притерпелся. Таким летчикам и карты в руки.
Поскольку вопросов не последовало, Науменко строго сказал:
- Выполняйте!
Летчики козырнули, сделали поворот кругом через левое плечо и заспешили к своим самолетам. И только теперь у них стали один за другим возникать вопросы. Что, собственно, надо разведать? Какие цели бить и каким оружием? Насколько надо углубляться на запад за реку Березину? Как проложить маршрут, на какой высоте лететь и в каком построении?
Вопросы, вопросы, вопросы... Искать ответы на них пришлось самим.
Прежде всего проложили линию пути. На картах протянулась прямая черта от Старого Быхова на запад. Она пересекла Березину севернее Бобруйска, а километрах в тридцати за рекой изогнулась влево на 180 градусов, выводя на Слуцкое шоссе. Остальное решили быстро: высота полета двадцать-тридцать метров. Холобаев летит слева, Филиппов - справа. По самолетам!
Холобаев быстро зашагал к своему штурмовику. Мастер по вооружению младший сержант Комаха доложил летчику о боевой зарядке. Холобаев увидел под крыльями ИЛа восемь длинных "чушек" с ветрянками на заостренном конце и ракетным оперением сзади. Торопливо застегнул лямки парашюта, сел в кабину и начал вспоминать, как устанавливается электросбрасыватель для пуска "эрэсов" и сбрасывания бомб. Оглянувшись, заметил инженера полка по вооружению капитана Константина Дремлюка, махнул ему рукой. Тот подбежал, взобрался на центроплан.
- Как тут установить электросбрасыватель на бомбометание? - горячился Холобаев.
- А как собираетесь бомбить: одиночно, серией или залпом? - в свою очередь, спросил медлительный Дремлюк, проявляя олимпийское спокойствие.
- А черт его знает! Как обстановка покажет...
- Ну, тогда лучше поставим на одиночно. - И Дремлюк повернул рукоятку на нужное деление.
- А сбрасыватель "эрэсов"?
Дремлюк снова покрутил рукоятку с делениями вправо, влево... Потом нахлобучил на самые брови пилотку, поскреб пятерней затылок.
- Вот что, товарищ капитан, вы минуточку подождите, а я позову заводского инженера, он заодно и про "эрэсы" расскажет. - И Дремлюка словно ветром сдуло с крыла.
Но ждать было некогда: самолеты Спицына и Филиппова уже тронулись со стоянок. Холобаев запустил двигатель, дал газ, тоже порулил на старт. Позади самолета заклубилась пыль, полегла трава. Летчик оглянулся - вслед за самолетом, согнувшись в три погибели и придерживая руками головные уборы, бежали двое - Дремлюк и заводской инженер в серой клетчатой кепке. Уже на линии старта они вскарабкались на центроплан, уцепились с обеих сторон за борта кабины, склонились к летчику и начали объяснять ему что-то в оба уха. Холобаев успел спросить у заводского инженера.
- А как прицеливаться при пуске "эрэсов"?
- Да наводи вот это перекрестье на цель - и жарь!
- Ясно! Живо скатывайтесь, будем взлетать...
Не закрывая колпаков кабин, летчики поочередно подняли вверх руки - знак: "К взлету готов". Сигналили руками по старинке, как на прежних самолетах, хотя на штурмовиках были установлены рации. Сейчас о них никто и не вспомнил. Пробовали их настраивать еще в Богодухове, но в наушниках стоял такой треск, будто сало на сковородке жарилось. Из-за этого шума работу мотора не прослушаешь, тогда на радиосвязь махнули рукой.
Взлетели, построились клином, легли на расчетный курс, засекли время. "Как отличить противника? - думали летчики. - Линии фронта на карте нет, обстановка неясная, не ударить бы по своим..." А то, что и по самолету могут ударить зенитки, как-то никому и в голову не приходило. Холобаев, например, в броневую защиту штурмовика крепко поверил ещё перед вылетом на фронт. К нему на аэродром тогда прибежал сынишка: узнал, что отец улетает на войну, и всплакнул.
- Тебя там не убьют, папка?..
- Меня-то? - прищурил синие глаза отец. - На таком самолете?! Вот смотри! - он выхватил из кобуры пистолет, подошел к своему штурмовику и, не раздумывая, выстрелил в борт кабины. Потом нашел маленькое пятнышко - след от пули на свежей краске. Даже вмятинки не осталось. Показал сыну.
- Ну что, видел? А ты нюни распустил... - и крепко потрепал мальчонку за вихры.
Разумеется, Холобаев проделал этот "опыт" не столько для успокоения сына, сколько для себя самого, своих товарищей. С той самой минуты он так уверовал в прочность брони, что, взяв курс на Бобруйск, не думал об опасности, которая могла его там подстерегать.
Мотор работал ровно, показания приборов были нормальные. До Березины лететь порядочно. Пересекли несколько пустынных дорог. Лишь на одном из проселков заметили женщину с большим узлом на спине. С ней шел подросток. Увидев показавшиеся из-за леса самолеты, женщина схватила за руку мальчика и шарахнулась в кустарник. От брошенного на дорогу узла поднялась пыль... Потом под крылом промелькнула затерявшаяся в лесу животноводческая ферма. Ни скота, ни каких-либо признаков жизни... Вспомнилось строгое предупреждение полковника Науменко: "Все, что увидите восточнее Березины, не трогать". А тут и трогать-то нечего - повсюду гнетущая, настораживающая пустота.
Но вот и Березина. На восточном берегу войск не видно. Где же та сила, которая должна остановить фашистов на этом водном рубеже? Слева по курсу, на западном берегу виден Бобруйск, над ним зловеще клубится черный дым. Что там происходит?
Штурмовики неслись над самыми верхушками густого леса западнее Березины, где нужно искать противника. Летчики увеличили скорость, закрыли бронезаслонки маслорадиаторов, чтобы не пробило пулей или осколком. Есть такое указание в инструкции, чтобы перед атакой закрывать. Подошло расчетное время, начали разворот; левое крыло консолью чуть не чиркает по макушкам сосен, правое вздыбилось к небу. Еще не закончив маневр, выскочили на Слуцкое шоссе, а там колонна...
Впрочем, то, что увидели летчики, нельзя было назвать колонной. Это был сплошной поток техники: танки, тупоносые, крытые брезентом грузовики, тягачи с пушками и бронеавтомобили - в несколько рядов движутся в сторону Бобруйска. По обочинам дороги прыгают на кочках мотоциклы с колясками. И не видно ни начала, ни конца этой лавины. "Неужели наши отступают к Березине?" Вдруг заметили на танках белые кресты. Спохватились: противник!! Но почему так нахально-беспечны фашисты? Сидят на башнях танков и бронеавтомобилей с засученными до локтей рукавами, свесив ноги в открытые люки, не прячутся, не стреляют?
Вывод из разворота закончили как раз над самой колонной.
Летчики по нескольку раз нажали на кнопки, штурмовики облегченно вздрогнули. Бомбы сбросили на глазок, не целясь: по такому скопищу техники с малой высоты промазать просто невозможно - там яблоку негде упасть!
Разрывов своих бомб со взрывателями замедленного действия летчики наблюдать не могли, но в колонне началось замешательство. Холобаев увидел, как столкнулись два грузовика, один из них повалился в придорожную канаву, из других машин посыпались солдаты, мотоциклисты метнулись в стороны от дороги. И помчались к лесу. И тут же с земли к самолету потянулись светящиеся пунктиры. Их становилось все больше, и вскоре уже целые снопы стремительных искр пронизывали небо вокруг. Холобаев на какое-то время оцепенел - впервые увидел такое. Вздрогнул от короткого, но сильного щелчка, которого не услышал сквозь гул двигателя, а скорее ощутил всем телом. Тут же заметил на лобовом бронестекле белое пятнышко и расходившуюся от него лучистую изморозь. "Чем-то влепило! - и только теперь будто очнулся: - Надо же бить, бить!.." Пальцы зашарили по ручке управления, но не сразу нашли кнопку пуска "эрэсов". На что-то нажал. Из-под крыла вперед рванулся огненный хвост. Нажал еще и еще раз - опять срываются хвостатые кометы и мгновенно исчезают впереди. Где же взрываются "эрэсы"? Со злостью опять ткнул пальцем кнопку пуска, да так, что даже ручка управления подалась вперед, и самолет клюнул носом. На этот раз "эрэс" взорвался совсем недалеко, в самой гуще колонны. Да как взорвался! Летчик глазам своим не поверил: обломки большого грузовика, клочья брезента и еще чего-то поднялись в воздух и странно зависли, как в кадре замедленной киносъемки. Вот это влепил! Но войск впереди тьма, самолет обстреливают со всех сторон. Надо и ему бить, а чем? Вспомнил: "Пушками же!" Нажал на гашетку - пушки молчат. "А на ту ли гашетку жму? - усомнился Холобаев. - На ту. Может, задержка?" Двинул рычаг перезарядки, снова нажал на гашетку - пушки молчат по-прежнему. А цели непрерывно мелькают под самолетом. Мысленно ругнул Дремлюка: "Ну, погоди ты мне! Прилечу - спрошу с тебя за это! - и тут же вспомнил. - Так есть же еще пулеметы!"