- Что с тобой?

- Снаряд прошел через сиденье, зацепил ногу - навылет... Опираясь нам с кучером на плечи, Галущенко кое-как доскакал до моего самолета, втиснулся в заднюю кабину. Возвращались в темноте. Приземлились на площадку около лазарета. Молодец водитель санитарной машины - догадался подсветить нам фарами.

Ранение было тяжелым. Малокалиберный снаряд "эрликон" пробил мышцы левой ноги выше колена и, не взорвавшись, вылетел через колпак фонаря.

Хирург осмотрел раненого. Кость цела. Но из раны нужно было извлечь куски фанеры и обрывки стальных тросов управления.

- Наркоз...

- Лучше спиртику...

- Дайте!

- Маловато, доктор...

- Долейте полный!

Во время операции Галущенко шутил:

- Хорошенько штопайте, сестрички, чтоб девчата не разлюбили.

- Да и так уж стараемся...

...На другой день (было это 26 марта) командир объявил:

- Отправляемся на переформирование.

Так закончился наш третий "тур". Предстояло готовиться к четвертому.

"Поздняя дорога"

Командир дивизии вызвал Лиманского.

- Собирайся в дорогу, - сказал он. - Утром на У-2 полетишь с Ворожбиевым в Новую Царевку. Ищи закопанные документы. Срок - три дня.

Задолго до рассвета Лиманский начал тормошить летчика. Тот долго ворочался с боку на бок, мычал. Поднялся нехотя.

- Что ж в такую рань?

- Какая рань? Не успеешь повернуться - и рассвет.

Ворожбиев вышел на улицу, посмотрел одним глазом на небосвод - ни единой звездочки. Значит, сплошная облачность. А на какой высоте?

Вернулся, елозил бритвой по ремню, потом мылился помазком, скоблил щеки перед осколком зеркальца, плескался у умывальника, на один глаз наложил чистую марлевую повязку (стеклянный протез ему мешал) и исчез.

Пошел он в метеослужбу справляться о погоде. Дежурила синеглазая Клава. У нее брови крутой дугой сомкнулись у переносицы, а над верхней губой темнеет пушок. Миша долго разглядывал карту-кольцовку с циклонами и антициклонами и часто косился на дежурного метеоролога.

С появлением в полку Клавы многие ребята начали проявлять повышенный интерес к метеорологии. Миша Ворожбиев - летун с большим довоенным стажем, путаную науку о погоде постиг давно. И ему было о чем поговорить с Клавой. Он расспрашивал ее о фронтах оклюзии, об инверсиях и о возможности образования туманов местного характера в Ростовской области - за 200 километров от аэродрома.

На все вопросы Клава ответила обстоятельно. Миша напоследок крякнул и отправился готовиться к полету.

- Проложим теперь маршрутик, - сказал он возбужденному Лиманскому. Развернул карту.

- Где она, эта самая Новая Царевка? Техник тоже склонился над столом, в три глаза скорее отыщешь небольшой населенный пункт.

- Вот он. Мокрый Лог... Видишь?

- Вижу...

- Отсюда, хорошо помню, до Новой Царевки - километров пять, не больше...

Мокрый Лог на карте был, но почему-то не оказалось Новой Царевки. "Что за чертовщина? - забеспокоился техник. - Сколько там пришлось исколесить, все эти села и дороги и теперь как перед глазами, а Новой Царевки нет..."

Ворожбиев сразу понял, в чем дело: маленькие населенные пункты на карте-пятисотке не обозначены. Надо бы взять крупномасштабную карту, только вряд ли в штабе есть этот район.

- Да я Новую Царевку мигом опознаю, - сказал Лиманский. - Она расположена в балочке, туда спускается дорога с лесозащитными полосами, скотный сарай на окраине... Собирайся быстрее, полетим!

...Часа через полтора позади остался Дон. По времени уже пора быть и Новой Царевке, а ее все нет и нет. Когда-то хорошо знакомые Лиманскому места с воздуха выглядели совсем иначе. Ворожбиев положил самолет в крен, покружил над населенным пунктом, полетел дальше. Над следующим селением снова начал делать круги.

Летчик обернулся к Лиманскому, вопросительно посмотрел:

"Как, мол, узнаешь места? Где же твоя Новая Царевка?" Техник только пожал плечами.

Ворожбиев вывел самолет из виража, низко полетел над проселочной дорогой. Впереди показалась деревушка - с десяток домиков. Лиманский высунулся за борт, начал пристально вглядываться - ничего знакомого. По обочинам дороги тянутся жиденькие посадки, совсем не такие, в каких пришлось скрываться с Танцюрой и Щетинкиным. Скотного сарая, куда дед Мандрика загонял овец, тоже не видно. А Ворожбиев все же убрал газ, пошел на посадку.

Приземлились на окраине села. Еще не был закончен пробег, а Лиманский уже спрыгнул с крыла. Откуда ни возьмись - прибежали два пацана в длинных - до пят - отцовских пиджаках, босые.

- Дядь, а чо вы прилетели?

- Аэродром будем строить, - ответил Ворожбиев. - Это же Новая Царевка?

- Угу... А как вы узнали?

- По карте.

Как услышал Лиманский, что это Новая Царевка, - сразу бросился к лесопосадке. Много деревьев было спилено, только пеньки торчат. Долго искал приметы. Начинал копать то около дерева, то около пенька, а документов, зарытых здесь восемь месяцев назад, не находил.

Стало темнеть. Ворожбиев сказал:

- Пойдем, Андрюша, на отдых. Утро вечера мудренее. Завтра обязательно найдем. Ты только не суетись.

Всю ночь Лиманский ворочался, смолил папиросу за папиросой: "Если не найду, что подумают обо мне в полку?"

Утром и летчик и техник вооружились лопатами. Копать решили у каждого деревца, не пропускать даже вчерашние ямки.

К полудню измучились, присели на пеньки передохнуть. Лиманский жадно глотал табачный дым.

К концу третьего дня Лиманский не мог в глаза летчику смотреть. Он сказал:

- Вот что. Миша... Ты улетай, а я останусь. Пусть хоть камни с неба валятся, я должен найти. Все здесь перекопаю...

- Найдем сегодня, обязательно найдем. Не горячись, постарайся вспомнить приметы.

Но Лиманский никак не мог припомнить, сколько шагов он тогда отмерил от большого дерева. Да и дерева этого не нашел. Поднялся техник, побрел вдоль посадки подальше от села. "Где-то в подсолнухах обмундирование закопали, - его вообще не найти..." - подумал он и со злостью поддел носком сапога попавшуюся под ноги веточку. Проследил, как она закувыркалась в воздухе и упала. Случайно заметил на ней косой срез ножом, - от этого вздрогнул, остановился. Ветка лежала около толстого пня. Может, это было то самое большое дерево, на крону которого он забросил ветку с саженца? Поднял срезанную веточку, вернулся, увидел в пяти шагах от пня саженец со срезанной верхушкой. Прислонил срез к срезу - они точно совпали.

Застучало в висках: "Пять шагов, пять шагов..."

Схватил лопату, начал копать. И вдруг лопата уперлась во что-то упругое. Опустился на колени, разгреб руками, ломая ногти, еще стылую землю.

Вот он, резиновый сверток, перевязанный шнурком от ботинка...

Развернул маску противогаза: там потемневший орден, чуть отсыревшее удостоверение личности, а в портсигаре - будто только вчера туда вложенный прикушенный на изгибе партийный билет.

Лиманский заплакал...

И почему-то пришло ему на память гадание цыганки: "А счастье тебе выпадет через позднюю дорогу..."

...После окончания войны прошло пять лет. Андрей Петрович Лиманский был еще на военной службе. Проводились сборы офицеров запаса. Лиманский был преподавателем. Делая перекличку по списку, он задержался на одной фамилии.

- Младший техник-лейтенант Танцюра!

- Я, Алексей Танцюра! - поднялся невысокого роста человек.

Первым сорвался с места преподаватель. Старые друзья долго душили друг друга в объятиях...

Танцюра был схвачен фашистами в лесопосадке у Новой Царевки, когда сделал предупредительный выстрел. Прошел плен, Освенцим и был освобожден советскими войсками.

Не так давно навестил я Андрея Петровича Лиманского в Омске. Встретил меня в аэропорту с бывшим техником моей эскадрильи Михаилом Моисеевичем Коганом.

Распахнул дверцу автомобиля:

- Извини, что не на "Волге", зато на своем... - Лиманский гордо восседал за рулем ухоженного "газика".