Наконец с крылечка сбежал Холобаев - и прямо к летчикам:
- Тут, случайно, нет Ворожбиева и Артемова? - Пока летчики переглядывались в темноте, он снова: - А Зангиева?
- Только что ушли, - ответил кто-то.
- А твоя фамилия?
- Младший лейтенант Бойко.
- Ага, ты-то мне и нужен. Где живешь?
- На квартире, товарищ майор.
- Местечко переночевать гвардейцу найдется? Хозяюшку не стесним? С начальством вашим поцапался, просить не хочу...
- Найдется, товарищ майор...
Ивану Бойко стало неловко. Заслуженный командир прилетел с фронта и ищет, где бы ему приткнуться.
...Иван Бойко сидел с Холобаевым за столом в чистенькой комнатке, заставленной фикусами да геранями. Набожная хозяйка Александра Ивановна к выставленной банке консервов добавила большую миску квашеной капусты с яблоками, чтобы получше угостить дорогого гостя.
- А под капусту в этом доме не водится? - спросил Холобаев, лукаво скосив на Бойко синие глаза.
И тот подумал: "Ишь ты, хитер... Проверить хочет склонность к употреблению". И потому ответил неопределенно:
- Вообще-то бывает, товарищ майор...
- За столом - я тебе Костя, а ты мне не младший лейтенант... Если есть, так выставляй!
Пришлось-таки Ивану Бойко извлечь из-под кровати маленький запас.
- Так бы и сразу! Устраиваете здесь из этого подпольщину, - недовольно ворчал Холобаев, набрасываясь на редкостную закуску.
Потом Александра Ивановна одному разобрала кровать, другому постелила на полу, принося извинения. Холобаев с нескрываемой завистью взглянул на пышную перину, высоко взбитую белоснежную подушку и заявил категорическим тоном:
- Старший по званию ляжет на кровати, а подчиненный на полу. Надоело на прелой соломе в землянках... - И тут же уснул.
А Бойко еще долго размышлял над последней фразой: "подчиненный"? Что бы это значило? Почему он тогда, около штаба, назвал несколько фамилий? Может быть, уже отобрал? А не плохо бы в подчиненные к такому попасть. Простой человек, славой не кичится.
Утром в шесть ноль-ноль отобранные Холобаевым летчики были у штурмовика. Майор сказал:
- Каждого из вас я пока знаю только по личному делу. Меня интересовали те, у кого большой налет. Среди вас осоавиахимовские инструкторы, опытные летчики. Но душу человека по бумажкам не узнаешь. Предупреждаю: перин на фронте не будет, ордена достаются нелегко. Кто не хочет воевать на штурмовике - скажите честно, обижаться не буду. Работа у нас адова, не все так гладко, как о нас пишут.
Мог бы о перинах не предупреждать и насчет наград тоже. Летчики на его орден смотрели с величайшим уважением, понимали, что он ему достался не за синие глаза. А что касается души, то тут он прав. Но ни Бойко с Артемовым, ни Зангиев с Ворожбиевым не кривили душой, когда подумали: "Да неужели же нам такое счастье подвалило - воевать на штурмовиках?"
Холобаев, собрав всех около себя в кружок, объяснил порядок работы. Он говорил, а летчики украдкой обменивались недоумевающими взглядами. За один день предстояло изучить кабину, овладеть запуском мотора и сдать зачет. А что такое сдать зачет? Для этого надо знать на память расположение всех кранов, переключателей, рычагов, приборов, их нормальные показания...
По очереди садились в кабину. Одному объяснял Кожин, остальные стояли рядом на крыле и слушали. Усвоение шло довольно быстро...
Вечером, когда спала жара, началась тренировка в запуске и пробе двигателя. Холобаев стоял на центроплане, ухватившись за борт кабины, каким-то чудом его не сдувало ураганной струёй воздуха от винта. Оглушительно ревел двигатель, а Холобаев наклонялся в кабину и кричал на ухо: "Давай форсаж!" Куда еще форсаж?! И без этого казалось, что около двух тысяч лошадиных сил, бушующих в моторе, вот-вот разнесут его вдребезги... После каждой такой пробы вода в моторе закипала, ему давали остыть.
День промелькнул незаметно. Летчики радовались, что за такое короткое время изучили новую машину. Правда, Холобаев не требовал запоминания практически ненужных цифр, к примеру, таких, как размах крыла, высота киля. А когда Бойко из простого любопытства поинтересовался, какая длина средней аэродинамической хорды крыла, Холобаев сам спросил:
- А ты видел на каком-нибудь самолете эту самую хорду?
- Нет...
- Ну и выбрось эту чепуху из головы! Вечером он объявил:
- Завтра полеты. С рассветом быть здесь, чтобы успеть по холодку. - А что успеть - не сказал.
...Утром Холобаев подозвал Ворожбиева и приказал:
- Надевай парашют, пристегнись к сиденью и выруливай на старт. Я буду там.
- Есть! - сказал летчик, а сам думает: "Вырулю, а потом он всем расскажет о тонкостях полета на штурмовике. А что парашют велел надеть да пристегнуться - так это для порядка".
Подрулил на линию старта и собирался выключить мотор, но Холобаев сказал:
- Зажмешь тормоза, сунешь газку побольше, чтобы свечи прожечь, а потом отпускай - и на взлет. Перед, отрывом сбрось газ, притормози до полной остановки и зарулишь обратно. Не взлетать! Понял?
- Понял... - отвечает Ворожбиев, а сам еще переваривает то, что услышал.
Проделал он все, что было велено, зарулил обратно и хотел освободить кабину для Ивана Бойко, ожидавшего своей очереди, но Холобаев опять вспорхнул на крыло:
- А теперь сделай полет по кругу. Думай, что летишь на СУ-2, получится еще лучше! Вот увидишь... Выруливай!
Ворожбиев полет по кругу сделал, как во сне. Вспомнил, что сидит на ИЛе лишь после точной посадки у "Т".
Зарулил. Холобаев руки скрестил над головой: выключи мотор!
- Закипел, - пояснил летчикам подоспевший Кожин...
Ворожбиев лежал на зеленой травке. Уже возился с парашютом Иван Бойко. Ворожбиева окружили летчики из УТЦ:
- Ну как?
- Нормально... - ответил он с напускным безразличием. А в голове у старого инструктора Осоавиахима мысли о двух системах обучения: Холобаева и той, что здесь, в УТЦ.
За неделю были переучены пять летчиков, отобранных Холобаевым. Переучены на выработавшем ресурс мотора штурмовике, у которого после одного полета по кругу закипала вода. Прошли программу боевого применения: бомбили не цементными, а боевыми бомбами, по мишеням пускали "эрэсы", стреляли из пушек и пулеметов. Впервые летчиков не ограничивали в расходе боеприпасов. Наверное, поэтому все мишени, долго служившие УТЦ, были разбиты вдребезги. Белый круг, в который недавно не попали Ворожбиев со штурманом, изрядно побурел.
Настал день, и майор Холобаев сказал:
- Теперь вы будете зачислены в седьмой гвардейский.
- Такие бы "купцы" почаще наведывались! - говорили летчики из УТЦ.
В ту пору фронт требовал не только самолеты, но и летчиков. До войны их готовили военные авиационные училища, аэроклубы. Теперь организовывались еще запасные авиационные бригады и учебно-тренировочные центры при ВВС фронтов. Подготовкой летных кадров занимались и сами части.
С того света
Давно висит в блиндаже гитара - нет ее хозяина. Моя балалайка тоже пылится под нарами без первой струны.
Досталась она мне, подростку, от старшего брата Александра. Играл я вечерами на крыльце хлопцам и девчатам в своей слободе Николаевской. Но первым парнем на деревне не был. Кузнец Колька Безкаравайный - парень с огромными бицепсами и кривой на один глаз - меня переигрывал. "Светит месяц" он мог бренчать без перерыва до первых петухов. И еще славился тем, что умел одновременно перебирать струны и выбивать ногтями по деке барабанную дробь уму непостижимо! Зато Колька не умел сочинять ни полек, ни вальсов. Тогда я твердо решил, что быть мне только композитором.
В двадцать девятом году я с этой балалайкой совершил первую в жизни поездку на колесном волжском пароходе в Саратов держать вступительные экзамены на композиторский факультет.
Сколько лет прошло, и вот балалайка оказалась со мной на фронте. Не хотелось появляться с ней в полку, чтоб за скомороха не посчитали, но Холобаев повелительно напомнил: "Балалайку-то не забудь!"
