Были случаи и похлестче.
Недалеко от аэродрома в крепости Грауденц засело несколько тысяч фашистов, не пожелавших выбросить белый флаг. Для блокады крепости оставили небольшие силы, а остальные двинулись дальше на запад.
Утром везли наших летчиков на аэродром. По этой же дороге на восток брела большая колонна немецких солдат. Оружия у них не было видно.
- Пачками сдаются! - сказал кто-то. Но из этой самой колонны по летчикам вдогонку дали автоматную очередь. Из штаба позвонили в войска. Оттуда ответили:
- Это немцы из крепости через болото прорываются. Поднимите самолет для разведки, сообщите, где они.
Некоторые воздушные стрелки заняли в самолетах свои боевые посты у турельных пушек, остальные с винтовками и автоматами побежали по лесу, залегли на огневом рубеже около кладбища.
Над лесом кружил наш самолет-разведчик, потом начали взлетать штурмовики, бросали по группировке бомбы, обстреливали.
Наземной операцией у кладбища руководил старшина Васильев. И не как-нибудь, а по науке. Он сформировал два подразделения, назначил командиров, указал направление наступления и скомандовал:
- Вперед!
Но тут же сделал замечание штабному писарю Ювеналию Шергину:
- Что же ты как жердь вытянулся? Пригнись да скрадывайся за деревьями, а не по просеке топай!
Тогда Шергин начал "скрадываться". Обошел большой куст, а перед ним здоровенный фриц появился. Враг направил на Шергина какую-то трубу, под ногами фыркнул фаустпатрон, но вреда никакого не причинил - завалился в воронку. Тогда Шергин ткнул фрица штыком, но получилось не так, как хотел: целил в туловище, а попал в щеку. Немец поднял руки. Появился Николай Ворочилин, тоже с пленным.
В это время откуда-то с фланга застрочил пулемет, послышался голос Васильева:
- Ложись, шляпы!
Подоспевшие наши воинские части завершили ликвидацию группировки.
Тося Табачная конвоировала около десятка пленных. Те зачем-то сняли свои ручные часы, связали ремешки и цепочки в одно ожерелье, протянули Табачной эту связку. Тося даже взвизгнула:
- Геть, поросяча морда! - и захрустели все эти часы под каблуками ее кирзовых сапог.
Недалеко от аэродрома из кустов вышли около 20 немецких офицеров с эмблемами люфтваффе. Подняли руки.
- Зачем отсиживались в кустах? - допрашивал командир.
- Ждали, пока наши захватят аэродром.
- Ну и что дальше?
- Улетели бы на ваших самолетах.
Командир не сдержался, отвесил этому летчику оплеуху. А техник Лиманский в это время "выкуривал" из блиндажа засевших гитлеровцев. Пришлось швырнуть в амбразуру гранату. Вышел один: бледный как полотно юнец лет семнадцати, дрожал и плакал представитель фолькштурма - последняя надежда Гитлера.
На аэродроме к "дугласу" командующего фронтом, маршала К. К. Рокоссовского подрулил еще один транспортный самолет.
- Куда будет рейс? - спросил у командира корабля штурман полка Аверьянов.
- В Москву.
- Пассажира от нас возьмете?
- Не могу. Пленных генералов везем.
Вскоре подкатили два трофейных "хорьха". Из них вышли генералы в длинных шинелях и высоких фуражках. К самолету шли важно, один за другим, соблюдая субординацию и теперь, когда для них война закончилась. Впереди с достоинством вышагивал плоский, как доска, старик с ввалившимися щеками и непроницаемым лицом, на руках держал дрожавшую всем телом тонконогую болонку.
- Собаку придется оставить, - сказал через переводчика капитан Тарасов и повернулся к Аверьянову: - Если нравится, возьми.
Генерал что-то долго говорил. Переводчик изложил последнюю просьбу генерала - не разлучать его с преданным другом, с которым он побывал даже в сталинградском "котле".
- Я бы ее все равно не взял, - заявил Аверьянов.
Победа пришла!
В канун сорок пятого года наша армия готовилась к решающему броску на Берлин.
Три года подряд нам пришлось сражаться одним, без союзников. Лишь в финале затянувшейся гигантской битвы открылся давно обещанный второй фронт в Европе.
Не успели мы отдышаться после стремительного наступления в Белоруссии, на наших союзников свалилась беда! Двадцать две гитлеровские дивизии нанесли внезапный удар у Арденн, а вслед за этим последовал еще один удар - в Эльзасе. Слабая оборона 1-й американской армии была прорвана, немцы вклинились на глубину до ста километров.
Черчилль, прилетавший в сорок втором году в Москву с "куском льда", на этот раз сам запросил выручки с востока. И тогда наш огромный фронт - от Балтики до Карпат - раньше установленного срока двинулся на запад, чтобы отвлечь на себя силы противника.
В феврале сорок пятого войска 2-го Белорусского фронта под командованием маршала Рокоссовского растянулись буквально в ниточку.
Они пробивались по вражеской территории в раннюю распутицу, преодолевая многочисленные каналы и заболоченные участки.
Более мощный сосед слева - 1-й Белорусский фронт под командованием маршала Жукова уходил вперед, приближаясь к Одеру, от которого до Берлина оставалось менее ста километров.
В войсках Рокоссовского началась перегруппировка сил для разгрома 30 дивизий противника в Восточной Померании.
Сильно поредели передовые цепи нашей пехоты... Зато в артиллерии, танках и в самолетах недостатка не было. А какая пошла техника! В авиации появились бомбардировщики ТУ-2, развивавшие огромную для того времени скорость - свыше 500 километров в час. Конструкторы С. А. Лавочкин и А. С. Яковлев создали истребители ЛА-7 и ЯК-3, превосходившие по скорости, маневренности и вооружению немецкие. Где-то на Урале уже летал реактивный истребитель, показавший небывалую скорость. Рассказывали, будто на этом необычном самолете нет воздушного винта:
- У него впереди "дырка", двигатель фурчит, как паяльная лампа, а за хвостом - огонь!
К самолету с "дыркой" мы отнеслись с предубеждением, зато весть о том, что С. В. Ильюшин построил новый штурмовик, была воспринята с восторгом.
- Успеем ли на таком повоевать? - всполошился Дед.
Новое наступление наших войск было назначено на 24 февраля. А накануне отметили годовщину Красной Армии.
У нас в полку этот вечер был торжественным вдвойне. Зачитали Указ о присвоении звания Героя Советского Союза еще пяти нашим летчикам: Владимиру Кабанову, Александру Плешакову, Михаилу Шатову и сразу двум Иванам - Чернецу и Остапенко.
И еще объявили:
- Получено распоряжение готовиться к отправке в тыл для переучивания на новых штурмовиках ИЛ-10!
...Нам с Иваном Остапенко не довелось присутствовать на этом торжестве. Судьбе было угодно, чтобы мы оба оказались в военно-воздушной академии. Она была так переполнена фронтовиками, что нам с Остапом какое-то время пришлось ночевать в общежитии на одной кровати с провисшей почти до самого пола сеткой. Вот тогда-то мы но достоинству оценили преимущества дощатых нар в фронтовых блиндажах.
Попал я в академию неожиданно.
- Отправляйтесь в Москву в распоряжение начальника Главного управления формирования генерал-полковника авиации А. В. Никитина. Как раз есть попутный самолет. Счастливого пути! - сказал тогда на прощание Гетьман.
Столица встретила меня неприветливо. Пока добирался от центрального аэродрома до штаба ВВС, не раз пришлось предъявлять документы комендантскому патрулю. Причина тому - смешанная форма одежды. И в самом деле, кроме темно-синей пилотки с голубым кантом, ничто другое из амуниции не выдавало во мне авиатора. Поношенная куртка без погон и знаков различия, у бедра болтался пистолет. Бриджи неопределенного цвета (наша оружейница Клава Калмыкова сшила мне их еще в хуторе Трактовом из трофейной шинели), а брезентовые сапоги, которые искусно смастерил техник Шевченко из парашютного чехла, все в масляных пятнах...
В штабе ВВС мне выписали пропуск и сказали:
- Зайдите к члену Военного Совета ВВС генерал-полковнику Шиманову.
Не без трепета душевного, как при входе в зону зенитного огня, я приоткрыл огромную, обитую черным дерматином дверь, потом еще одну такую же и оказался в громадном кабинете. Длинный, покрытый зеленым сукном стол напомнил мне взлетно-посадочную полосу Краснодарского аэродрома. С другого конца кабинета навстречу направился генерал с косым пробором на голове. Его комплекция явно не соответствовала размерам занимаемого помещения.