Наши главные силы дивизии еще не переправились, командование дивизии и полков находилось на таманском берегу. Тогда начальник штаба 39-го полка майор Ковешников - герой штурма Новороссийска - принял командование десантом на себя.
Окопаться - первое дело солдата. Чтобы танк не проутюжил тебя и не раздавил, как лягушку, - зарывайся поглубже. Танка не бойся, подпускай его поближе, швыряй под гусеницы гранату и ныряй в окоп. Если не удалось остановить, пропусти над собой, потом отсекай из автомата вражескую пехоту.
Так учили во время бесконечных тренировок около Тамани, так теперь делали солдаты на крымском берегу, где решили новой победой отметить 26-ю годовщину Октября.
Было еще утро. Над Эльтигеном низко пролетел первый наш самолет. Пронесся на большой скорости и отвернул в сторону пролива, а от него отделился и заполоскался в воздухе белый вымпел. Его снесло ветром, упал он на нейтральной полосе. Немцы поползли к нему - пришлось отбивать с боем.
В вымпеле нашли записку: командарм требовал доложить обстановку. Ковешников прибежал в полуразрушенный подвал, где была установлена рация.
- Есть связь? - спросил он.
- Есть, но работать можно только на прием.
- Почему?
- Кодовые таблицы утонули.
- Ну и черт с ними! - Ковешников взял микрофон и стал шпарить открытым текстом: - Удерживаем плацдарм, отбиваем контратаки!.. Ждем подкреплений, "огурцов" и всего остального... Давайте больше огня по отметке плюс три!.. Хотел еще что-то добавить, но прибежал посыльный:
- Со стороны Камыш-Буруна танки!
- Все, все! - крикнул Ковешников в микрофон и выбежал из подвала.
Весь день то на одном, то на другом участке отбивали атаки. К вечеру положение стало тяжелым.
"...В штаб со всех сторон все больше приходило сведений об убитых офицерах, о нехватке гранат и патронов, о разбитых минометах и пулеметах, вспоминал участник этих боев, позже корреспондент "Правды" Герой Советского Союза С. А. Борзенко. - После кровопролитного боя были сданы один за другим три господствующих холма. Время тянулось медленно. Все ждали наступления ночи... В центр нашей обороны просочились автоматчики. Два танка подошли на сто метров к командному пункту. Весь наш "пятачок" простреливался ружейным огнем. Положение было критическое. Казалось, было потеряно все, кроме чести. Кто-то предложил послать последнюю радиограмму: умираем, но не сдаемся. И тогда Мовшович (замполит полка. - В. Е.), решительный и бледный, собрал всех и повел в атаку. Шли без шинелей, при всех орденах, во весь рост, не кланяясь ни осколкам, ни пулям.
На душе было удивительно спокойно. Чуда не могло быть. Каждый это знал и хотел как можно дороже отдать свою жизнь. Стреляли из автоматов одиночными выстрелами, без промаха, наверняка...
И тут заработала артиллерия с Тамани. Она накрыла врагов дождем осколков. Но это было только начало возмездия. Двадцать один штурмовик с бреющего полета добавил огня. А мы все приближались, идя за огневым валом.
Прилетели два самолета, сбросили дымовую завесу, словно туманом затянувшую берег. К нему подходило одно судно. Немецкая артиллерия била по кораблю. Находясь на высотах, мы видели весь ужас положения, в котором недавно были сами.
- Комдив прибыл! - кричали солдаты..."
К этим словам Сергея Борзенко мне остается лишь добавить: двадцать один штурмовик над Эльтигеном - это все, что могло тогда взлететь в жуткую грязь. Дымовые завесы, прикрывавшие подход мотобота с комдивом В. Ф. Гладковым и командирами полков, ставили тоже штурмовики. В числе летчиков, снижавшихся до самой земли и буквально ходивших по головам фрицев, были наш Дед, Саша Руденко, Борис Папов и Костя Аверьянов. Мне тоже надолго запомнился наземный ад у Эльтигена...
Десант у Эльтигена оттянул от Керчи до двух дивизий немцев. Это позволило выполнить дальнейший план десантной операции - высадить главные силы 56-й армии на полуостров Еникале, севернее Керчи. Две наши дивизии форсировали с косы Чушки узкий пролив. Но штормовая погода, стоявшая целый месяц, и недостаток плавсредств не позволили быстро переправить на плацдарм танки и тяжелые орудия. Противник имел подавляющее превосходство в живой силе и технике: пять его отборных дивизий сражались против наших двух. Для расширения плацдарма на полуострове Еникале пришлось высаживать вспомогательные десанты со стороны Азовского моря. Все это отвлекло и без того незначительные силы флота и ослабило снабжение эльтигенского десанта. Эта задача была возложена на авиацию. Штурмовикам часто приходилось летать без бомб. Вместо них подвешивали контейнеры с грузовыми парашютами: сбрасывали боеприпасы, продовольствие, медикаменты. По ночам с такой же задачей летали летчицы полка Бершанской. Они приноровились: заранее набирали высоту, при подходе к Эльтигену сбавляли обороты и неслышно планировали. Иногда сверху из темноты раздавался крик:
- Братишки, получайте!
Десантники всех летчиц звали Марусями. Заслышав в темноте слабые выхлопы мотора, они подсказывали:
- Маруся, бросай сюда!
Немцы и румыны, сидевшие поблизости в окопах, в свою очередь, горланили: "Марюсья, суда, суда!"
Новороссийцы защищали совсем небольшой клочок земли, трудно было ночью учесть силу и направление ветра, чтобы по-снайперски сбросить груз, поэтому гостинцы с неба иногда перепадали и противнику.
Не легче приходилось и штурмовикам: они хоть и действовали днем, но имели значительно большую скорость. Парашюты частенько сносило ветром - то в пролив, то на нейтральную полосу.
А как ждала с неба медикаментов Люся! Ни у нее, ни у единственного ее подчиненного - санитара дяди Кузьмы не оставалось в запасе бинтов: перевязочным материалом служили нестираные полоски от солдатского белья. Не хватало пресной воды для раненых. Дождевую воду собирали в развешанные над окопами плащ-накидки. Первым додумался до этого дядя Кузьма.
Позади месяц боев. На плацдарме не стало вторых эшелонов и резервов - все, кроме тяжело раненных, находились в первой линии. Когда шел бой, Люся с Кузьмой тоже вели огонь. А после очередной контратаки принимались за свою работу: выносили раненых с нейтральной полосы.
Дождутся темноты и слушают:
- Люся, сюда, Люся...
Люся ползла на зов. Она вытаскивала раненых с оружием на плащ-накидке или выволакивала, подхватив одной рукой под мышки.
Вражеские солдаты на участке третьего батальона (от него к тому времени уже и роты не оставалось) тоже знали санинструктора по имени. Не раз приходилось слышать, как они из своей траншеи звали: "Льюса, Льюса, ходи к нам!" - и тут же давали автоматную очередь. Знали по имени, но видеть ее до поры до времени им не приходилось. И все же однажды они увидели - высокую, в телогрейке нараспашку, в полосатой тельняшке, с автоматом на груди.
...После очередной контратаки десантники снова отошли на прежние позиции. На нейтральной стонали раненые, свои и вражеские - вперемежку.
"Неужели до ночи оставлять их без помощи? Сколько крови потеряют, потом гангрена..." - думала Люся. У нее самой через повязку на шее сочилась кровь недавно царапнуло осколком. Но она, санинструктор, обязана в первую очередь спасать других... И тогда ей пришла дерзкая мысль. Она оторвала подол от рубашки, провела пальцем по шее, потом по материи раз и другой, - вышел крест. Привязала этот лоскут к фанерному лубку - флаг вышел.
- Смотри, Люся, чтобы в спину не получила, - предупредили солдаты.
Дядя Кузя подал совет:
- Юбку бы тебе, дочка, вместо штанов, а то ведь вылитый матрос.
Но юбки не было. Вместо нее пришлось натянуть гимнастерку, просунув ноги через разорванный ворот.
Люся подняла флаг над бруствером, прошлась по траншее туда-сюда - показала его своим и противнику. Огонь с вражеской стороны прекратился. И она решилась. Вылезла из траншеи с поднятым флагом и пошла в полный рост на нейтральную. Стала выносить раненых. Противник тоже осмелел - там тоже показали красный крест, принялись собирать своих. Румынам работы досталось больше.
