–Ты тоже, Аня, себе вольностей не позволяй, строго блюди верность, – сурово изрек Головин. – Чтобы не получилось, что яблоко от яблони недалеко падает…

–Что ты, Федя?! – обиделась его недоверчивости и обрадовалась ревности женщина и выдала аргументы. – Если я до встречи с тобой, когда никто не мешал, не загуляла, не пошла по рукам, то теперь уж и подавно. Обо мне в селе никто дурного слова не скажет. Ты – моя последняя золотая любовь, бесценный подарок судьбы.

– Мало ли чего, вдруг, как говорят, моча в голову ударит, – засомневался он. – Ты – женщина аппетитная при пышных формах. Мужики к тебе прикалываются, липнут, как мухи, на мед. Да и сама сладострастная, темпераментная, можешь голову потерять и согрешить…

–Ох, Федя, чую, что мне там будет не до пьянок-гулянок, – вздохнула она. – Дай Бог, чтобы с Лидой все обошлось, чтобы беда миновала.

–Сердце свое не рви, Аня. Помни, что жизнь соткана из черных и белых полос, – философски заметил он. – Но даже в таких ситуациях, когда плоть требует, бабы умудряются согрешить, потому, что для этого и созданы. Гляди мне, если узнаю, что с кем-то слипалась, то порешу. У меня рука тяжелая. Это я на вид добрый и простой, но никому не позволю сделать из себя рогоносца.

От этой угрозы сожителя Анне стало не по себе.

–Что ты, в самом деле? Страху на меня нагнал, – упрекнула она и перекрестилась. – Христом клянусь, что никого к себе не допущу.

–Это другое дело. Но не забывай, что я измен не прощаю. Мне объедки, падаль с чужого пира противопоказаны.

–За меня не волнуйся, я – женщина строгих правил, а вот за Светкой присмотри, – велела Анна. —У нее сейчас гормоны бурлят и может не устоять от соблазна, подставиться какому-нибудь пацану.

– Заставлю ее по хозяйству работать, чтобы отвлечь от дурных мыслей и желаний, – пообещал он и велел. – Аня, оставь мне эту сдобу.

Нежно размял пальцами пышную грудь с горошиной соска, огладил ладонью роскошные бедра.

– С большим удовольствием, но это невозможно, – прошептала Вальчук, с гордостью осознавая магию своего очарования.

–Предки, долго вы еще будете шептаться? – раздался звонкий Светкин голос и дверь отворилась. Головин похотливо оглядел ладную, упругую фигуру сожительницы и с огорчением разомкнул руки на ее талии. Анна смущенно поправила сползшуюся с бедер юбку, застегнула молнию, машинально раскрытую Федором.

В последние пять лет до путевки в ЛТП мать с отцом Степаном спали в разных комнатах. Поэтому Светка даже при желании не могла их застать, как в данном случае, в пикантных ситуациях.

Анна быстро собрала себе провиант в дорогу.

– Света, может, поедешь со мной? – снова предложила она дочери. Девушка, представив горестные лица, слезы, крики, а возможно, и похороны с раздирающей сердце траурной музыкой, зябко вздрогнула.

– Намается в дороге. Пусть дома остается, – вновь пожалел Федор, пристально, взглянув на падчерицу.

– И то верно, что тебе там делать, – согласилась мать. – Вредно с юных лет психику травмировать. Хватит и на твой век грусти и печали. Каждому суждено испытать не только радость, но и горе. Такова земная жизнь и никуда от нее не спрячешься.

Вышли за калитку. Головин сел за баранку грузовика, а Вальчук перед тем, как устроиться с ним рядом, стала прощаться с дочерью.

– Не шали Светка, слушайся отца..,– и запнулась, не зная, как удобнее назвать супруга. Дочь так и не переборола себя, чтобы назвать его отцом при живом Степане.

– Слушайся Федора, – после паузы продолжила мать.– Допоздна не гуляй, от греха подальше. У хлопцев одно на уме – быстрее девку в постель затащить и натешиться. У тебя сейчас очень опасный возраст, гормоны бурлят.

– А ты, Федя, будь с ней строже, чтобы от рук не отбилась. К хозяйству ее приучай, – наставляла она Головина, – Пусть за кабанчиком Борькой, гусями, утками и курами ухаживает, вовремя кормит и поит. На твоей совести уход за Майкой. Обязательно «зеленкой» корми, у коровы молоко на языке. Вовремя дои, чтобы не заболела маститом.

– Мам, ну что ты такое говоришь? – оборвала ее наставления Светлана. – Ты уже об этом в бане и комнате несколько минут назад говорила. Сколько можно об одном и том же, все уши прожужжала. Я не маленькая и знаю, что мне делать по хозяйству и как себя вести с ребятами. Они меня и так считают и дразнят недотрогой.

– Будет вам сырость разводить, садись Аня в шарабан, – нетерпеливо пригласил Головин в кабину грузовика, и она устроилась рядом.

– Поезжай, Федя, поезжай. Что с нее, глупой, возьмешь, дитя неразумное, еще ветер в голове и молоко на губах не обсохло. А для меня сейчас каждая минута дорога, может, еще застану сестру живой…

Головин включил зажигание, выжал педаль сцепления и переключил скорость. Машина плавно тронулась с места.

Побежали по сторонам квадраты освещенных окон Романовки и вскоре выехали на большак со стройными тополями по сторонам.

5. На правах хозяина

Находясь в плацкартном вагоне, Вальчук вспомнила, как за три недели до получения тревожной телеграммы, она вечером занималась приятным делом – перебирала свои вещи в гардеробе. Наткнулась на костюмы и сорочки Степана и предложила Головину, взиравшему на экран цветного телевизора «Фотон»:

– Федя, от бывшего муженька остались кое-какие вещи. Я их тщательно перестираю, утюгом выглажу и будешь носить, не пропадать же добру и зазря место занимать, моль плодить и кормить.

– Какие еще вещи? – оторвал он взгляд от экрана недавно купленного цветного телевизора «Фотон».

–Да вот, погляди и примеряй, – она подала на «плечиках» серо-стального и коричневого цвета костюмы, две пары сорочек и несколько галстуков и пояснила. – Совсем новые, не ношенные. Он их всего два-три раза и одевал по праздникам, а в будни ходил в рабочей спецовке.

Головин повертел в руках костюм, затем сорочки и громко рассмеялся, едва не разворотив своим тяжелым телом кресло.

– Так это одежка для школьника-карлика. Ну, Анка, и рассмешила, я полагал, что он у тебя гигант, оказывается, что Степка коротышка, от горшка два вершка. Ну, и елдаря ты себе выбрала. Ха-ха-ха! – потешался сожитель. – Это не мой размер, в плечах узок и рукава коротки. Где ты такого сморчка себе нашла? Удивляюсь, такая красивая, стройная баба и за первого встречного замуж выскочила. Может до свадьбы, как кошка, гуляла, деваться было некуда? Обрюхатил он тебя, признавайся?

– Не выскочила, а вышла, как полагается в фате, – обидевшись, возразила Вальчук. – Степа меня с девятого класса обхаживал, не давал проходу. Спать я с ним стала только после свадьбы и штампа в паспортах. Тогда он другим был, нежным и заботливым, пил в меру только по большим праздникам. Все мне завидовали и говорили: мал золотник, да дорог. Сглазили, порчу наслали, магарыч, самогон за работу сулили, спился…

– Намучилась ты со своим золотником. Сказывают, что дубасил тебя, как сидорову козу,– сожитель напомнил ей о суровой реальности.

– Не всем же суждено быть гигантами, – робко заметила женщина. – К тому же Степа не сморчок, а почти среднего роста, очень ловкий. Вот, если бы тогда, шестнадцать лет назад, ты появился в селе, то я бы без всяких раздумий выскочила за тебя замуж. Выбора не было, ведь девушек в селе больше, чем парней. Даже в песне такой припев: «На десять девчонок по статистике девять ребят». Вот и приходится ждать, когда парень обратит внимание, позовет под венец. Судьбу не переиграешь. Знать бы, где упадешь, то и соломку бы постелил.

– Верно, Аня, судьба – злодейка, а жизнь – копейка, – согласился с нею сожитель и нежно привлек к груди.

– Погоди, уже ночь близка, а то вдруг дочка появиться и застанет, – смутилась Вальчук, ощутив силу его объятия и вожделение. Он нехотя разнял на ее талии пальцы. Женщина поправила сбившуюся прическу, одернула на бедрах юбку.

– А ты, Федя, примерь, примерь костюм, ведь не всегда глаз-алмаз, может и подойдет, – велела она. – Если костюм мал, то я его распорю и сделаю просторнее. Швейная машинка у меня всегда под рукой, я ведь могу и портной работать, лет пять назад окончила курсы кройки и шитья. Наловчилась свои старые платья для Светки перекраивать, на новые платья и сарафаны денег не хватало.