Было действительно страшно. Тсуна чувствовал, как по его спине бегают мурашки, и даже теплое одеяло не спасало от холода, пробирающего до костей. Шатен сжался в клубочек на своей кровати и прикрыл глаза, надеясь все же уснуть, хотя бы на пару часов. Однако всякий раз, когда он смыкал веки, перед его взором проносились ужасные картины будущих боев, и потому Тсуна, промучившись до рассвета, взял с небольшой полки над письменным столом любимую книгу и попытался сосредоточиться на тексте.
Перед завтраком к нему в комнату вошел Реборн и отменил тренировку, объясняя это тем, что шатен должен увидеться со своими Хранителями перед первым боем. Домашние репетиторы друзей так же отпустили их на целый день. Казалось бы, это известие должно было обрадовать Тсуну, ведь можно было отдохнуть, но парень на слова Реборна лишь кивнул и ушел собираться. Мысли, что не давали ему покоя ночью, никуда не делись, поэтому шатен все утро был рассеянным и чересчур задумчивым. И Реборн, и Иемитсу отметили этот факт, однако не спешили ни подбадривать шатена, ни как-то еще поднимать его боевой дух. Они знали, что лишь Хранителям под силу вселить уверенность в сердце их босса.
Как-то сумбурно для Тсуны пролетело время до начала занятий, затем и сам школьный день. Парень никак не мог сосредоточиться на уроках и то и дело скашивал взгляд то на Такеши, то на Хаято. На большом перерыве он собрал всех Хранителей на крыше и обсудил с ними непростую ситуацию, в которую они попали. Его друзья старались выглядеть уверенно, говорили о победе, но Тсуна видел их истинные чувства: они были готовы сражаться до самого конца, но не за кольца, а за него. Создавалось ощущение, что они шли на смерть, и шатену это очень не нравилось.
Одно дело сомневаться в победе, но стараться выжить, а другое — идти в бой с мыслью о своей неизбежной гибели. С таким настроем можно даже не пытаться одолеть врага, ведь на психологическом уровне эта задача будет невыполнимой. Размышляя над этим, Тсуна вдруг почувствовал в своей душе невероятное раздражение. Он разозлился на своих друзей за их настрой, поэтому, перед самым началом урока, резко встал на ноги и оглядел их.
— Сегодня первый бой, — сказал он, привлекая внимание подростков. — Признаюсь, мне страшно. Но не от того, что все мы вскоре будем сражаться, не от того, что сила Варии столь велика, не от того, что наши шансы ниже некуда. Мне страшно от того, какие у вас взгляды. Только что вы говорили о победе, и невольно я тоже начал желать ее, пусть этот Конфликт Колец до сих пор кажется мне ужасной затеей, — Тсуна резко выдохнул и поочередно посмотрел в глаза каждого из своих друзей, чтобы удостовериться, что его слушают и слышат: — Однако по вашим глазам я вижу — вы идете на смерть! Я вижу, что в вас нет истинного желания победить! — Тсуна сжал кулаки и свел к переносице брови; в его глазах стали появляться янтарные искры. — Мне страшно, больно и горько от осознания этого факта. К черту победу! — закричал Тсуна, взмахнув рукой, будто рассекая что-то в воздухе. — К черту Вонголу с ее Конфликтом Колец! Мне не нужны никакие титулы и кольца! Я не хочу становиться боссом! — шатен не смотрел на друзей, он говорил, уставившись в пол и сжимая кулаки. — Я лишь хочу, чтобы вы были рядом, живые и здоровые… мне ничего не нужно, только чтобы мы были вместе… — Тсуна низко опустил голову и, спустя миг, убежал с крыши.
Кея резко встал и сделал несколько шагов вслед за названным братишкой, но остановился. Он обернулся на остальных Хранителей, в глазах которых начало отражаться понимание слов их босса. Хаято нервно закурил сигарету, искренне не понимая, почему его накрыло такой волной отчаяния. Рядом с ним хмурился Такеши, даже не пытаясь натянуть на лицо улыбку: Тсуна был прав, они думали идти на смерть… но почему? В стороне тихо вздохнул Мукуро, сбрасывая с себя наваждение. Странно, что и он — иллюзионист — подвергся этому влиянию. Реехей сильнее обычно боксировал с невидимым противником. Пусть он и не был сторонником долгих раздумий и анализов собственных действий, но даже он понимал, что его недавний настрой — нечто необычное, из ряда вон. Гиперактивый, вечно оптимистично настроенный и неунывающий боксер, просто не понимал, что же произошло. Кея же сощурил глаза и поднял глаза к небу: чтобы с ними ни случилось, Тсуне удалось их вытащить. Однако это вовсе не повод расслабляться, ведь пока неизвестно, было ли это просто коллективным приступом отчаяния или же чьим-то намеренным влиянием. В любом случае, сейчас стоило сосредоточиться на первом бое и проявлять повышенную бдительность.
========== Часть 3. Глава 8. Бой Солнца ==========
Вечернее солнце медленно клонилось к горизонту, будто в насмешку растягивая минуты. Последние лучи заката освещали улицу, окрашивая ее в оранжево-розовые тона. Было тихо и спокойно — точно затишье перед бурей. И эта оглушающая тишина давила на уши, оставляя неприятное чувство где-то под сердцем. Волнение, заставляющее дрожать пальцы, а ладони покрываться потом, поселилось в душе Тсуны, от чего парень нервно ерзал и все время бросал взгляд на электронные часы. Тсуна перевел взгляд в окно на небо и разглядел первую звезду — верный признак того, что скоро на мир опустится ночь. В голове шатена с новой силой начало метаться бессчетное число мыслей, из-за которых парень то и дело ежился и потирал, будто от холода, плечи.
Шатен был одновременно и подавлен, и разозлен — ему не хотелось, чтобы его семья участвовала в этом безумии. Сидя на кровати в позе лотоса, он нервно теребил пальцами рукав своей толстовки и прокручивал в голове варианты развития событий. Но от этого становилось только хуже. Тсуна ждал и боялся этого боя, который станет для него и его Хранителей первым в череде бесконечных сражений. И дело уже даже не столько в самом Конфликте Колец, сколько в шепоте интуиции, пересказывающей парню будущее, полное битв и нелегких выборов.
Недалеко от него, опершись на подоконник, стоял Реборн. Киллер выглядел не то скучающим, не то задумчивым. Вся его поза была расслабленной, однако глаза все же выдавали его — в них плескалась ярость. Реборн был против этого глупого Конфликта Колец, ведь его ученик, как бы способен он ни был, едва ли смог бы одолеть босса Варии. И о чем только думал Девятый, устраивая эту бойню? Неужели он захотел смерти прямого потомка Примо? И вообще, что с ним происходит? Такие мысли одолевали киллера, пока он и Тсуна ждали назначенного срока, чтобы отправиться на первый бой.
— Пора, — тихо выдохнул Тсуна, как только электронные часы показали «22:30». Парень свесил ноги с кровати и, будто этот шаг отделял его от пропасти, встал в полный рост. Почему-то начало казаться, что назад дороги уже не будет. Хотя, наверное, так и было.
Мотнув головой и погоняя из нее лишние мысли, Тсуна сжал кулаки и посмотрел на Реборна. Киллер кивнул и, к удивлению парня, ловко выпрыгнул в окно, прямо на любимую шатеном ветку. Слегка улыбнувшись, Тсуна последовал за ним, в душе благодаря за то, что он не заставил его лишний раз видеть мать. От этого в груди у шатена разлилось уже знакомое тепло, а щеки покрылись едва заметным румянцем.
Когда они покидали дом, ни киллер, ни Тсуна так и не заметили, что Наны не было ни в одной комнате, а вокруг дома витало едва ощутимое пламя Тумана.
***
У ворот школы Тсуну уже ждали все его друзья. Подбежав к ним, шатен несколько неуверенно взглянул на своих Хранителей. В его голове снова заметались мысли, от которых он содрогался все время до прихода в школу. Вновь вспомнился Занзас, его ужасающая аура, Вария в целом, бой со Скуалло. Тсуна побледнел от всех этих мыслей, нахлынувших разом, и перевел взгляд на Реехея — первого из них, кто будет сражаться. Шатен хотел было что-то сказать, но слова застряли в горле, и он смог лишь приоткрыть рот и с беспокойством посмотреть в глаза друга.
Что решили Хранители? Приняли ли к сведению слова Тсуны, сказанные им на крыше? Какую задачу они поставили перед собой: победить или выжить?
