Едва дверь за офицером захлопнулась, как один из солдат крикнул:

- Стрелять хотел! Ребята, бери винтовки!

- Товарищи, - сказал Лосев, - будем держаться. Скоро сюда придут из Соломбалы матросы. Никого из офицеров в казарму не пускать!

Солдаты моментально разобрали из пирамиды винтовки. Лопатин тоже взял свою винтовку и стоял, не зная что делать. Кто-то сунул ему в руку обойму с патронами.

Лосев побежал в третью роту. Там все солдаты тоже были с винтовками. Потом он прошёл в четвёртую и к пулемётчикам, всюду призывая солдат поддержать протест против отправки на фронт. Потом по широкой лестнице он спустился вниз и вышел на крыльцо.

Внизу, на площадке, Лосев заметил проскользнувшего в дверь складского помещения прапорщика Лебяжьего. Увидев солдата с винтовкой, взводный очевидно изрядно струхнул и быстро захлопнул за собой дверь.

У крыльца Лосева поджидал Грушин.

- Придут матросы? - спросил он у столяра.

- Должны придти. Я сейчас пойду в Соломбалу встречать их. Держитесь дружно и поддерживайте дисциплину. А главное - следите, чтобы тут не оказалось провокаторов, предателей и трусов.

Андрей Грушин миновал казарму, пересёк Петроградский и Троицкий проспекты и вышел на высокий берег Кузнечихи. На противоположном соломбальском берегу он увидел скопление людей. Вероятно, это были матросы из флотских казарм. Но почему они не идут? Почему медлят?

По косой тропке, по льду, Грушин быстрым шагом направился к Соломбале.

Приблизившись к берегу, Грушин понял, почему матросы остановились. На мосту стояли два пулемёта. Английские солдаты и офицеры преградили путь морякам.

- Гады! - Грушин сжал кулаки. Он хотел подняться на берег у моста, но англичане его не подпустили. Они что-то кричали, указывая на обходный путь у Мосеева острова.

Долго ещё стоял Грушин, надеясь подойти к матросам. Потом он понял, что напрасно теряет время. Он решил вернуться в казармы. Нужно было воодушевить солдат и возглавить восстание.

Но Грушин опоздал. Подойти к казарме уже было невозможно. Она была оцеплена английской морской пехотой и белогвардейцами. Тут и там виднелись пулеметы и бомбомёты, направленные на казарму.

Грушин подошёл к одному из расчётов.

- Товарищи, в кого вы хотите стрелять? В своих же солдат! Одумайтесь, солдаты!

Ближний солдат хмуро посмотрел на Грушина и, не ответив, отвернулся. К расчёту приближался офицер.

По Троицкому проспекту к углу Пермской улицы подкатил автомобиль. Дверца открылась, и из машины, осматриваясь по сторонам, вылез генерал Марушевский. Его окружили офицеры. Видя, что никакая опасность ему не угрожает, генерал начал отдавать приказания.

10

Командир полка не был труслив, и когда ему доложили о том, что солдаты волнуются, он сам направился в казармы. Он снял кобуру, но револьвер вытащил и предусмотрительно сунул в карман.

В сопровождении офицеров полковник решительно поднялся по лестнице и вошёл во вторую роту. Он хорошо знал обстановку, настроение солдат и потому понимал, что ни приказания, ни угрозы сейчас не помогут. Он хотел завести с солдатами простецкий разговор, повлиять на них хорошими словами и обещаниями.

Но хитрость в первый же момент не удалась.

- На фронт не поедем! - прямо кричали солдаты.

- Пусть англичане и американцы убираются из Архангельска!

- Хватит, повоевали!

Шевцов зашёл в соседнюю роту, но и там услыхал такие же ответы. Солдаты наотрез отказались возвратить винтовки и требовали отмены приказа об отправке на фронт.

Полковник всё же надеялся уговорить солдат. Но вскоре по ротам разнеслась весть, что казармы окружены англичанами. Шевцов понимал: это подольёт масла в огонь. Его возмущало ещё и то, что ротные и взводные офицеры боялись идти к солдатам и трусливо прятались в отдельных помещениях.

Когда Шевцов вторично зашёл в казармы, солдаты просто не стали с ним разговаривать. Они уже находились у окон, готовые открыть огонь.

В ответ на свои слова он только слышал:

- Уберите англичан! Долой палачей!

Убедившись, что он бессилен изменить положение, полковник ушёл.

Лопатин то сидел на своей койке, то бродил по казарме, перепуганный всем, что происходило вокруг.

- Нужно арестовать офицеров! - предложил Лосев. - Тогда они побоятся стрелять по казарме.

Тут же была собрана команда для ареста офицеров. Но только команда во главе с Лосевым направилась было из помещения, как на улице грянул выстрел бомбомёта. За ним последовал второй. Переливчато, длинными очередями затрещали пулемёты. Из оконных рам со звоном посыпались стёкла.

Лосев подскочил к окну и щёлкнул затвором. Первый ответный выстрел прогремел в каменных стенах казармы оглушительно. Лопатин вскочил с койки и в страхе побежал к двери.

Солдаты заняли все подоконники и открыли частый огонь. Но патронов было мало, и скоро из окон и с чердака казармы стали лишь изредка раздаваться одиночные выстрелы.

Между тем бомбомёты и пулемёты остервенело били по казарме. Пули врезались в штукатурку и осыпали её. Пороховой дым смешивался с известковой пылью и туманил воздух.

Вдруг послышался душераздирающий крик. Никто из солдат не мог понять, что произошло. Они не знали, что прапорщик Лебяжий с несколькими другими офицерами подослали в казарму предателей, чтобы наводить среди восставших панику.

Лосев увидел в окно, как с крыльца казармы сбегают солдаты и накапливаются на плацу. Он осмотрелся: в казарме людей оставалось всё меньше и меньше. Стрелять было нечем - патроны кончились.

Он присел на койку и опустил голову. Его окружили оставшиеся товарищи.

- Нужно выходить, - сказал кто-то глухо. - Один в поле не воин. Хуже, если нас нескольких здесь возьмут. А всех вместе не пересудишь.

- Да, - с горечью согласился Лосев и поднялся. - Придётся выходить.

Они медленно спустились по лестнице, вышли на крыльцо и потом на плац.

11

Лопатин был уже на плацу. Винтовку он оставил где-то на лестнице. Он не помнил, как оказался в строю своего взвода. Только злые глаза прапорщика Лебяжьего, метавшегося с пистолетом перед строем, заставили Лопатина очнуться. Он смотрел на длинное и высокое здание казармы с перебитыми стёклами, и ему казалось, что он в самом деле очнулся после тяжёлого сна.

В морозном воздухе повисли, медленно расползаясь и тая, зловеще-сизые клочья дыма.

Полк вытянулся длинными и неровными шеренгами. На середине плаца толпились офицеры. В углу сверкали штыки англичан. Сюда же были стянуты пулемётные расчёты.

К шеренгам подошёл незнакомый полковник. Последовала, команда "смирно". Её повторили ротные командиры.

- Командующий возмущён беспорядками и требует выдать зачинщиков бунта. Полковник замолчал. Он выжидал. Шеренги стояли в гнетущей тишине.

- Иначе, - полковник резко разделял слова, - каждый... десятый... будет... расстрелян!

Строй по-прежнему хранил молчание. Лопатин видел, как перед шеренгой появился ротный.

- Кто подстрекал, а?! - кричал он, перебегая с одного места на другое и выискивая среди солдат тех, кто назовёт первые фамилии. Но солдаты молчали, потупив взоры.

Полковник повторил своё требование. Солдаты молчали.

Лопатин знал нескольких самых беспокойных солдат из своей роты. "Что с ними сделают? Расстреляют? А чем они виноваты? - мучительно думал он. - Нет, не возьму на себя такой грех. Пусть говорят другие".

В это время полковник отошёл на середину плаца и через несколько минут вернулся. Он подозвал ротных командиров.

По команде первая полурота на правом фланге отделилась от общего строя и направилась на середину плаца.

Снова послышалась команда.

- По порядку номеров... рассчитайсь! Строй пришёл в движение и снова замер. Что они замышляют?

- Р-р-рассчитайсь!

- Первый, - тихо сказал правофланговый, не повернув головы, и по передней шеренге так же тихо пошло: второй... третий... четвёртый...