– С этим надо что-то делать, – напряженно изрек Василий. – От ДШК никакая стена не спасет… И Кузьмин с батюшкой куда-то запропастились.

– У них еще десять минут, – Влад посмотрел на часы. – Должны накрыть гнездышко. Чучмеки лупят наугад, для острастки…

– До пулемета метров триста. – Дима встал рядом с братом.

– Во-во! Ночью на такой дистанции ни черта не видать. – Рокотов уселся на чудом уцелевший после взрыва диванчик. – Пущай патроны жгут. Этим самым они только себя отвлекают…

Славин-младший опустился на пол и отвинтил крышку на фляге с водой.

– Жрать хочется… Дмитрий согласно кивнул.

Лечи Атгиреев пинком отправил замешкавшегося Цароева в угол подвала и потряс автоматом.

– Всех положу, суки! А ну, мордой в пол и не шевелиться!

Заложники перевернулись на животы.

Когда прозвучали первые выстрелы, Атгиреев и Исмаилов не растерялись и загнали живой товар в подземелье соседствующего со стройкой дома, чей хозяин рачительно подготовил многоместную тюрьму. На будущее. Когда Ичкерия наконец станет независимым государством, в котором у представителя титульной нации обязательно будет свое небольшое стадо овец, «мерседес» представительского класса и десяток-другой рабов и рабынь. Дальше фантазии домовладельца не распространялись.

Атгиреев выскочил наружу, подпер дверь поленом и метну лея на чердак, где Арби лихорадочно пытался заправить ленту в «NTK 62»[16], проклиная на чем свет стоит узкоглазых оружейников, изготовивших столь сложный, с массой пластмассовых деталей пулемет.

– Никого не видел?!

– Нет! – Лечи залег у слухового оконца и попытался что-нибудь разглядеть в опустившихся на аул сумерках.

– Вот шайтан! – Исмаилов потряс пулемет и пощелкал регуляторами, случайно поставив газоотводный механизм в режим стрельбы при низких температурах. – Патрон никак не входит!

– Дай посмотрю! – Атгиреев поднял крышку ствольной коробки. – Надо затвор отвести, – Лечи сдвинул ударник на сантиметр назад. – Вставляй…

Лента преспокойно легла на штатное место.

– Вот так! – чеченец захлопнул крышку. – Проверь!

Арби выставил ствол наружу и вдавил спусковой крючок. Пулемет отозвался короткой очередью, напоминающей стук перфоратора.

В сотне метров от Атгиреева с Исмаиловым две перебегающие через дорогу женщины вскрикнули и повалились в пыль.

У одной пули разорвали бедро и раскрошили берцовую кость. Другой кусочек свинца попал под левую лопатку, пробил легкое и вырвал на выходе из груди кусок мяса размером с кулак.

Следующий за матерью и сестрой Султан Тамаев заорал в приступе бешеной ярости, вскинул «НК ЗЗАЗ»[17] и ответил на пулеметную очередь тремя одиночными выстрелами.

Одна из пуль вонзилась в подоконник совсем рядом с головой Арби.

Исмаилов отпрянул.

Лечи проворно откатился в другую сторону, передернул затвор «Калашникова» и выпустил в темноту половину длинного сорокапятипатронного магазина.

– Они совсем рядом! – в панике крикнул Арби.

– Давай из пулемета! – приказал Атгиреев, спрятавшись под конек крыши.

Исмаилов приник к диоптрическому прицелу и полил свинцом расстилающийся перед домом сад.

Тамаев на карачках прополз мимо штабеля досок и выглянул в проем между углом дома и металлическим параллелепипедом гаража.

Мать лежала неподвижно, в сбитой до пояса юбке.

Сестра ворочалась посередине дороги, пытаясь отползти под защиту бетонного забора, окружавшего двор Бачараевых, и тоненько выла на одной ноте.

Слева вновь раздались выстрелы, но пулемет работал неприцельно и свинец лег в полусотне метров от Султана, срезав ветви нескольких яблонь.

Тамаев ужом прополз к канаве, скатился на влажное глинистое дно и нырнул в железную трубу, идущую поперек дороги на глубине полуметра.

Через полминуты он вылез наружу с противоположной стороны, пробежал до пересечения улиц, скрытый от пулеметчика земляным валом, и распластался под ежевичным кустом. У него родилась мысль выйти стрелку в тыл, но для этого ему требовалось незаметно проскочить открытое пространство двора, освещенного близким заревом пылающего сарая с сеном.

На фоне серого забора мелькнула какая-то тень.

Султан навел мушку на бесформенную фигуру, крадущуюся вдоль дороги, задержал дыхание и выстрелил.

Человек рухнул как подкошенный, выронив короткий помповик с толстым стволом.

Тамаев решил не рисковать и всадил в упавшего еще треть рожка. Тело задергалось под ударами пуль, потом вдруг что-то сверкнуло, и перекресток на секунду залило ярчайшее пламя взрыва сразу нескольких световых гранат.

Чеченец завизжал от страшной боли в глазах, отшвырнул винтовку и схватился за голову. Многодневная слепота была ему обеспечена. Расширенные в темноте зрачки пропустили слишком много света, и поток фотонов практически выжег глазное дно.

Султан вскочил на ноги и помчался прочь…

– Вон он! – Атгиреев боковым зрением усек движение на перекрестке и перевалился набок.

АКМС затрещал, по доскам чердачного перекрытия раскатились дымящиеся гильзы.

Бегущий человек метну лея в сторону, споткнулся и ударился о бампер микроавтобуса, стоявшего у ворот.

Лечи перевел огонь ниже и с удовлетворением увидел, как пули разворотили спину мишени.

Человека бросило на землю, он забился, пытаясь отползти под днище автомобиля, потом резко выгнулся и ткнулся головой в пожухлую траву. Ноги судорожно задергались, руки вытянулись вдоль тела, и убитый замер неподвижно.

– Готов! – Атгиреев горделиво ухмыльнулся.

Исмаилов с уважением посмотрел на молодого товарища.

– Будут знать! – Лечи полез в карман за самокруткой.

Министр государственной пропаганды России укоризненно взглянул на тезку-собеседника.

– Миша, ну так нельзя…

– А в чем дело? – ведущий высокорейтинговой программы «Однако» исподлобья уставился на чиновника.

– Это тебе не хиханьки-хаханьки, а серьезнейшее предприятие. Руководство выразило мне свое крайнее неудовольствие.

– Они что, неприкосновенные? – прохрипел журналист.

– Ну, в общем…

– Миша, заканчивай ходить вокруг да около! – телекомментатор сделал вид, что готов покинуть министерский кабинет. – Скажи прямо – на МиГе запаниковали, что я им сорву контракты с израильтянами на поставку авионики. А там сто семьдесят лимонов бакинских крутятся.

– Мне такие тонкости неизвестны, – выкрутился Зозуля.

– Как же! – журналист гордо откинул голову назад. – Засуетились, уродцы. Тебя вон подключили… На студии уже телефон раскалился. Все звонят и звонят, договориться пытаются. Не выйдет! У меня документы на руках имеются, как они ВПК гробят, на наши планеры сплошь западную технику ставят. Бумажки оригинальные, не подкопаешься…

– Я и не собираюсь, – министр государственной пропаганды выглядел довольно жалко.

– Не о тебе речь.

– И все же… Ты бы поосторожнее их мочил. Не ровен час…

– Я это уже слышал.

– Эксклюзив от Кацнельсона хочешь? – Зозуля понизил голос.

– Смотря какой…

– По «Мценску».

– Кто ж его не хочет! – Телерепортер сел прямо. – А что?

– Илья Иосич может поспособствовать, – пояснил министр. – Как-никак, его назначили председателем госкомиссии.

– А взамен?

– Сними претензии к МиГу… Журналист задумался.

На развитии темы о подрыве боеготовности отечественных ВВС можно было сидеть еще полгода-год, особенно не утруждая себя поиском нового материала. Ситуация в ВПК, чьи руководители практически в открытую сдавали позиции на рынках высоких технологий, давала неисчерпаемую пищу для острых репортажей.

С другой стороны, не сказать ничего нового по поводу трагедии на море ведущий «Однако» не мог себе позволить. Зрители жаждали сенсации, и обычно комментатор оправдывал их ожидания. Он одним из первых начинал размахивать пачками компромата и хрипло орать с экрана, обличая, анализируя и подкалывая промахнувшихся государственных мужей. Раньше него выступал лишь Одуренко, но у того в последнее время возникли разногласия с руководством канала, и «телекиллер» уже паковал вещички.