— Нам нужно переливание крови, — кричит кто-то впереди, и я забываю обо всем, кроме Дениэла.

Я держусь за плечи Мендозы, пока наконец, не оказываюсь в больнице вместе с Дениэлом.

И всё, что мне остается – это наблюдать, как Мендоза и доктор работают над телом мужчины, которого я люблю.

Глава 26

Дениэл

— Сержант Хейз, Вам звонок из Красного Креста.

Я смотрю на столик для пикника, у меня есть десять и пять. Рубенс – один из штурмовиков моего отряда тычет мне картой в лицо. Там четверка. Я сражен или ещё в строю?

— Погоди, — говорю я. — Ты сказал Красный крест?

Младший капрал, доставляющий новости, жестко кивает головой. Звонок Красного Креста – это экстренный вызов на специальный номер, который соединяет семьи военных даже с солдатами на задании, независимо от того, где они находятся. За восемь лет у меня не было такого ни разу. Даже когда я был в театре, а у моего старика был сердечный приступ. Случай был не тяжелый, но узнал я о нем по электронной почте через четыре дня после того, как вернулся с задания в Бейруте, где помогал ливанцам в наступлении на ведущего челна «Аль-Каиды». Вооруженные силы США с удовольствием используют Ближний Восток и площадку в Афганистане для запуска всех миссий специальных сил.

— Добей меня, — говорю я снайперу-разведчику из моего отряда, и он кладет восьмерку.

— Чёрт.

— Облажался, — каркает Рубенс, вытаскивая сигареты, которые мы используем в качестве валюты.

Три из них ломаются, и табак сыплется на потрескавшуюся деревянную поверхность.

— Сержант?

Я дергаю головой. Ничего хорошего от звонка Красного Креста не будет, но я иду и поднимаю трубку телефона, будто она тяжелее, чем пятидесятисантиметровый пулемет.

— Твою сестру похитили. Тебе нужно вернуться домой и найти её, — голос моего отца хрипит, будто он всю ночь плакал, хотя скорее, кричал на людей.

Я пошатываюсь в поисках стула. И не найдя, сажусь на землю.

— Когда? — спрашиваю я.

Мне нужны детали, но в ответ только тишина. Наконец, отец выдыхает:

— Два дня назад.

— Два чёртовых дня, а ты звонишь мне только сейчас? — кричу я.

Мое сердце тяжело и быстро стучит, я боюсь, что оно выскочит из груди. Это моя ошибка. Всё моя чёртова ошибка. Я тот, кто уговорил её поехать в эту поездку на весенние каникулы и почти издевался над ней рассказами о том, что ей нужно проводить время с ровесниками.

— Тебе нужно вернуться домой, Дениэл, — голос моей мамы такой тихий, что я едва её слышу, она плачет, а её слезы похожи на слезы Наоми. — Дениэл, приезжай домой.

Ещё слезы. Много слез.

— Спаси меня, Дениэл.

Я видел эти слова на тысячах лиц. Охота за Наоми началась в Канкуне, но провела меня повсюду. От Филиппин до Дубая, России и Лондона. Девочек продают повсюду. Их красные рты округлены, а крошечные руки тянутся ко мне. Но прежде чем я успеваю дотянуться до них, какой-то стрелок убирает одну за одной. Я поворачиваюсь, чтобы остановить стрелка, но там никого нет. Что-то с тяжестью оттягивает мою руку, а затем я вижу в ней дымящийся пистолет и с криком бросаю его.

У меня на плече и талии полыхает пламя. Я горю. Думаю, это адское пламя. Я в аду, и горю за свой провал. За свои грехи.

— Дениэл, стоп.

Это Рэйган.

— Боец, жди меня, — говорю я ей. — Я приду за тобой.

Что-то влажное падает мне на лицо.

— Ты обещал не оставлять меня, — кричит она.

Её крики такие громкие. Я вижу Хадсона рядом с ней, в его руке хлыст, которым он снова бьет её. Схватив его, я оттаскиваю его подальше. Но там еще один мужчина, и я не могу дотянуться до неё.

— Рэйган, — кричу я. — Я иду. Подожди.

Чьи-то руки пытаются удержать меня, но я должен добраться до неё. Я не оставлю её. Я должен сдержать свое обещание.

— Не возвращайся домой, пока не найдешь её, — суровое лицо моего отца всплывает рядом со мной.

Моя мать лежит у его ног, и кто-то трясет меня за руку.

— Я иду, Рэйган, дождись меня.

Меня обездвиживают, но им меня не удержать.

— Я не уйду без тебя, — реву я.

Затем удар в лицо покрывает всё чернотой.

Глава 27

Рэйган

Часами я болтаюсь возле Дениэла, держа его за руку. Он спит из-за тяжелых наркотиков и не знает, что я рядом с ним. Но я всё равно держу его за руку. Ему сделали переливание крови и зашили раны, он стал нормального цвета, и они уверяют, что с ним всё будет в порядке. Но я не поверю им, пока он не проснется, не улыбнется и не назовет меня бойцом. Вот, тогда я поверю, что он в порядке.

Тогда я скажу ему, что его сестра снова пропала.

Василий исчез. Мендоза послал людей охотиться за ним, но Наоми и Василий бесследно исчезли. Мендоза думает, что Дениэл знает, где Василий спрятал Наоми. Я тоже надеюсь на это, и переживаю, он будет в ярости, что я недостаточно сделала, чтобы остановить Василия от похищения. И поэтому я беспокоюсь, что Дениэл будет ненавидеть меня за то, что я ещё здесь, а Наоми нет.

В основном, я сижу и беспокоюсь.

Один из врачей фавелы, раскачиваясь, проверяет Дениэла. У Дениэла появился новый синяк на лице, когда Мендоза схватил его за лицо, чтобы тот перестал кричать. Доктор улыбается мне. Думаю, он впечатлен тем, что я никогда не ухожу. Он проверяет жизненные показатели Дениэла, меняет пакет с четвертой группой крови и собирается уйти.

— Он скоро очнется? — мягко спрашиваю я.

Доктор выглядит неуверенно:

— Скоро. Как твои ноги?

— Всё в порядке, — уверенно заявляю я.

Хотя ноги кровоточат из-за стекла, извлеченного из них, но это не важно. Дениэл – это всё, что имеет значение.

— Скоро – это когда?

Доктор пожимает плечами и поворачивается, чтобы уйти. Он выглядит таким беззаботным. Возможно, этот мужчина слишком часто зашивает пулевые ранения. Он кивает мне:

— Скоро.

И он снова уходит.

Я целую руку Дениэла. Он так неподвижно лежит на постели, но мне не хватает его активности. До сих пор я не осознавала, насколько живым был Дениэл, и как сильно мне хочется видеть эту дьявольскую улыбку на его лице.

Но вместо этого я сижу здесь и считаю каждый его вздох, надеясь, что он не последний.

— Ты обещал, что не оставишь меня, — бормочу я в его руку. — Ты обещал, Дениэл.

Он не отвечает. Конечно, нет. Раздумывая, я снова целую его руку и улыбаюсь.

— Знаешь, если бы это был фильм ужасов, мы были бы уже мертвы, — я прерываюсь, будто представляю его возмущенный ответ, а затем киваю. — Это правда. В фильмах ужасов есть куча стереотипов, и все эти стереотипы всегда снимаются. Во-первых, всегда есть распутная блондинка, которая лезет, куда ни попадя. Плохим парням всегда нравится хорошие распутные блондинки.

Представляю, как он смеётся, и глажу пальцами его кожу.

— Они обычно умирают в криках в каком-нибудь непроходимом лесу, потому что на них нелепые туфли на высоком каблуке. И, конечно, всегда есть надменный дерзкий стереотипный мудак. Они тоже умирают довольно быстро. Ты слишком профессионален, слишком хорош в том, что делаешь, и слишком отлично выглядишь. Думаю, кинорежиссеры делают всё возможное, чтобы уничтожать таких парней, как ты.

Я лениво сжимаю его пальцы.

— Это иронично, ведь мы оба знаем, что ты поджаришь любого, кто попытается пройти мимо. И сделаешь это с улыбкой.

— Кто выживет?

Я дергаю головой от этого мягко сформулированного вопроса, а сердце бешено стучит в груди.

Дениэл сужает глаза в щелки и улыбается мне, слегка сжимая мои пальцы:

— Эй, боец.

— Привет, — говорю я.

Мой взгляд размывают слезы, текущие по щекам. Это такое облегчение. Хоть врач и говорил, что с ним всё будет в порядке, но я больше никому не верю. Я верю только Дениэлу.

Он – всё, во что я верю. И всё, что мне нужно.