Общая картина, вырисовавшаяся из Линыного рассказа о житье-бытье в Советском Союзе, была такой же удручающей, какую рисовали новоприбывшие эмреповцы в своих горьких, с интонациями душевного надлома, рассказах. Нехватка продуктов, очереди за предметами первой необходимости, дороговизна - и в государственных магазинах и на базарах. Но все же положение в Днепропетровске несколько лучше, чем в Москве, Ленинграде и других городах страны. Йорик, если едет в Москву, обязательно завозит продукты Семену Рубде, потому как в столице ничего достать невозможно. ?Для того, чтобы я могла приехать учиться, - сказала Лина, - папе только на билеты пришлось потратить шестьдесят тысяч рублей?. ?В одну сторону?? спросил я с искренним удивлением. ?Нет, сюда и обратно, - сказала она, обратные билеты хранятся в сейфе директора интерната, - она вздохнула, - на каникулы я вернусь в Днепропетровск и, наверное, навсегда. На вторую поездку папа денег не соберет. Ему и так пришлось одолжить у Семена Рубды сто долларов. Теперь возвращать должен. А как? - спросила она с горчинкой в голосе, - зарплата у него всего тысяча рублей в месяц. Чуть больше семи долларов. В СССР сегодня один доллар по курсу ста сорока рублям равен. Одна возможность у папы с долгами расплатиться - заграничная командировка. Надеется в Англии побывать?.
Я и Лина беседовали на кухне, потому что Ася, несмотря на тринадцатилетний израильский стаж, к новостям из бывшей своей интереса не потеряла. При хорошем настроении любила петь советские песни и знала их в необъятном количестве. Сегодня Асе было не до песен. Она яростно трудилась. Очищала баранину от костей. В квартире стоял приторный запах вареного мяса. Асино лицо выражало явное недовольство. Оно и понятно. Мы вегетарианцы. Едим, в основном, сырые овощи и фрукты. Помой и кушай - вот и вся работа на кухне. Теперь же приходится возиться с кастрюлями, казанками и сковородками - жарить лук, варить суп, готовить жаркое. Отвыкла она за три года нашей совместной жизни от поваренного искусства. 47
Думаю, что дробления Украины на Западную и Восточную не произойдет, потому что украинцы единственный коренной народ в пределах территории, которую Украина занимает. Правда Польша может иметь в будущем некоторые территориальные претензии, но Украина сегодня не та, которая была при антисемите Богдане Хмельницком, несмотря на то, что в настоящий момент, судя по письмам моих друзей, положение аховое - народ ропщет. Но как может быть иначе, если, например, господин Бойко, занимавший ключевой пост в системе днепропетровской партократии при Хрущеве и при Брежневе, и в текущие времена играет не последнюю скрипку и уже не в малой величине областной, а в системе правительственной власти. Пошел на повышение! Где же тут демократия? Если в России хребет коммунистической партии основательно переломлен и весь этот, консервативно настроенный, аппарат ушел в подполье и оттуда пытается довести экономику России до катастрофы, то на Украине консерваторы надели маску яростных сторонников демократии, приспособились и, сохранив прежние протекционные связи, остались при кормушках. Связи эти никакими государственными органами не пресекаются и посему экономические реформы бывшими партаппаратчиками не саботируются - именно поэтому внешний облик украинской реформистской демократии, в сравнении с российской, выглядит несколько респектабельнее. Но в сложившемся на Украине консервативном положении вещей кроется угроза ее будущему процветанию. В России же беда носит совсем иной характер. Не может огромное государство, где десятки национальностей считают себя коренными, ибо каждая из них имеет историческое право на определенную часть государственной территории; государство, где доминирующая национальность насыщена имперскими амбициями, быть демократическим и поэтому экономическое процветание России возможно только при одном, на первый взгляд неприемлемом для нее условии - при дальнейшем дроблении. Я думаю, что Россия должна ограничить себя изначальной территорией, на которую никто, кроме русских, претендовать не имеет права - только тогда пути демократических преобразований и экономических будут для нее результативными.
А. Кобринский, "ПЛАЧУЩИЙ ОСЕЛ", роман-дневник
продолжение VI
48
Набрал полведра воды. Добавил пахучей жидкости. Это, чтобы жильцам казалось, что их дом усыпан цветущими розами. Мою лестницы, вспоминая времена, ведшие нас к победе коммунизма. Жил я на третьем этаже. На четвертом - сосед Маслобойников. При нем жена, похожая на свежеиспеченную булочку и две невзрачные дочки. Обыкновенная еврейская семья. И муж, член партии, и слабая половина если и проявляли недовольство, так только по поводу собственной зарплаты. Во всем остальном они считали советскую власть самой правильной и, конечно же, незыблемой. Все свое свободное время Маслобойников посвящал, купленному со вторых или даже с третьих рук, ?Запорожцу? - весь год готовил эту металлическую коробку всего лишь к одному месяцу летнего сезона. В августе ездил всей семьей отдыхать в Крым. Приведение машины в состояние боевой готовности в авторемонтной мастерской было Маслобойникову не по карману. По этой причине каждый год этот автолюбитель снимал с ?Запорожца? двигатель и, с помощью блоков и различных приспособлений, втаскивал его по крутым лестницам к себе в квартиру. Но сильно этому удивляться не надо, потому как гараж у Маслобойникова был негабаритным и неотапливаемым. А зимы случались суровыми - такими, что пальцы к железу примерзали. Вот и нашел человек выход. Трудился над двигателем в домашних условиях - в теплеи под люстрой. Разбирал, смазывал, чистил...Когда возникала необходимость в замене какой-либо детали и такой он не мог приобрести ни на базаре, ни в автомагазине, ни у автослесарей, тогда заядлый автолюбитель делал эскиз и относил этот чертеж на какой-либо завод. И деталь изготовляли в зависимости от сложности - за одну, две - в крайнем случае за три бутылки самогона. 49
Все бееряковские старожилы знают Рони - знатока Танаха, интересного собеседника. Человек он вполне здравомыслящий, за исключением коротких периодов обострения болезни.
Рони страдает шизофренией. Когда это случается, он начинает называть себя Бен-Гурионом и требует от окружающих соответствующего почитания. Доброте и непосредственности, как правило, сопутствует бедность - в этом смысле Рони не исключение. Но материальная нужда не вызывает в нем никакого комплекса. Живет он, как Бог на душу положит - день миновал, ночь пришла, утро наступит. Недавно наступили для Рони маниакальные дни и я, само собой разумеется, решил его навестить. И вот мы сидим под тенистым деревом неподалеку от отделения. Я говорю громко, потому что Рони туговат на ухо. Внезапно ко мне подошел высокий сутуловатый мужчина в белом халате: ?По акценту определил, что ты из России, - сказал он на коренном, картавом иврите и продолжал, - у меня есть больной, новый репатриант... Когда находит на него, пишет. Понятно - чепуху. Но в каком направлении работает его больная фантазия? Мне необходимо это знать, чтобы поставить правильный диагноз. Ты не можешь перевести это с русского на иврит?? - спросил он и протянул мне несколько, исписанных мелким убористым почерком, листов. ?Разве в такой большой больнице нет работников, знающих русский язык?? спросил я и глаза мои удивленно округлились. ?Хорошо знающие ушли в отпуск, - сказал он и добавил, - мне нужен профессиональный перевод?. ?Но почему ты решил, что я именно тот человек?? - спросил я, пристально глядя врачу-психиатру в глаза. ?В Беер-Якове обо всех все известно?, - ответил он мне. ?Беседер!?* - сказал я и через неделю принес ему перевод. Русский же текст был следующего содержания:
Поблескивая черным хитиновым покровом, он перекатывал навозный шарик с Азой Лудельман и Тарасом Перуанским на темени - на темени величиной с десять Вселенных. Каких размеров был навозный жук, обладатель такой огромной головы и представить себе невозможно. Оба ездока обливались потом, пытаясь укрыться от палящих лучей невиданных неземных солнц в пещере и не подозревая при этом, что могли очутиться в сырой, прохладной и усыпляющей ноздре вонючего насекомого, откуда нет возврата к светлому миру несущихся планет, туманностей, астероидов, возникших в дни Сотворения из шестикратного апчихи великого Ничто. Попасть в пещеру без альпинистского снаряжения - то бишь в ноздрю навозного жука нашим героям, слава Богу, не удалось. А спасаться надо! Тарас подумывал спрыгнуть на дорогу, но боялся и не напрасно - новые американские кеды могли прилипнуть к одной из желтоватых лепешек, в каждой из которых неугомонно копошились жирные черви. ?Крючок бы мне, удилище, грузило и леску?, - размечтался он, глядя на бесценную наживку. Но вокруг ни озера, ни реки не видать, а до Средиземного моря вонючий жучище не дополз и вряд ли доползет. И, кстати, клюет ли морская рыба на такую наживку Перуанский не знал. Дорога, по которой полз с ностальгической скоростью этот отвратительный жук, изгибаясь, не приближалась к морскому побережью, а удалялась - и от него и от, видневшегося вдали, легендарного озера Киннерет. А, может быть, и не удалялась. И если не удалялась, то аберрация была присуща этим худосочным и в то же время живописным местам. А жук полз. Полз, строго придерживаясь пыльной, серой и безотрадной полосы, протоптанной не только человеком, но и крупнейшими животными - буйволами, носорогами и слонами.
