- Он где? - спросила Дина.

- В Германии, - я потащил ее к компьютеру, открыл папку, стал перелистывать кликом мыши фотографию за фотографией.

- Вот он на пони катается. Вот в парке... Это они в поход ходили и он костер разжигать учился...

Дина стояла за моей спиной и смотрела.

Потом я встал, и мы стояли друг напротив друга. Я подумал, что квлендврно, линейно, сейчас мне сорок лет, и ей - сорок с лишнем лет. А если брать годы ее "настоящей" жизни, то ей всего пять. Но Дина выглядит как двадцатилетняя. Она уже не пятилетняя девочка, затерявшаяся в Дворах. Она сможет идти дальше. А я, пожалуй, помолодел. По крайней мере, внутренне. Так что мы - ровесники. Я знаю, что есть живые места, которые показывал Герыч, живые дворы, наши соседи, древние и непонятные. И что все эти годы рядом со мной незримо была сестра. И что есть таинственные двери, о которых знает Нина, и тропы, которые соединяет песнями моя юная приятельница Рита. Что мир не унылый трехмерный аквариум. Что мы не одни. Что где-то по звездным путям бродит женщина в синем платье, которая забирает маленьких потерявшихся детей в сады. Может быть, поэтому я стал моложе. Мы ровесники.

- Ты меня отпустишь? - спросила Дина.

Я понял, о чем она. Из моего дома сестра не могла уже вернуться во двор - не потому, что было запрещено или не положено, - я это понимал. А потому, что она выбрала. Перейдя мой порог, она перешла черту.

- Я тебя отпущу, и буду помнить. Дина, сестра, буду.

Она тихо сказала:

- И я...

Нина

Я знала, что Сергею не надо, и даже нельзя провожать Дину, видеть, как она уходит. Двери весны - до времени тайна для всех: для хозяев дворов, для живых людей. Только для меня они скоро откроются - так надеялась я - чтобы взять Дину.

И знала, что преддверием для нее должны стать двери родного дома - где есть еще память о ее роде, где есть теплое молоко и пирожки, где есть живые, любящие и помнящие...

А сами двери - в пограничное время, в пограничном месте. А ключ в ней самой. Она его получила вот сейчас.

Я почувствовала - пора. И вышла из дома. Был поздний вечер.

Рябина

Дина шла через двор - уже не наша, уже другая. Не в том только дело, что она побывала под крышей, у очага, что ела там внутри теплый хлеб и пила теплое молоко. Она была частью своего народа, своего рода, частью своих - а мы теперь были доброй памятью. Я встала, спрыгнула с горки и поклонилась ей. Ворон заложил нал ее головой прощальный круг. Дина поклонилась нам.

Дворик

Дина прошла через мой двор. Собаки подняли головы, уши встали остро, каждый пес поднялся на лапы. Я поднял раскрытую ладонь, приветствуя и прощаясь. Я тоже скоро уйду. Только в другие места, и до Того Дня мы не сможем встретиться. Моя тропа видна, ее соединила с моим двором Рита. Нина-Проводник откроет путь, и я уйду с моими псами. Дина подняла руку в ответ - прощаясь и благодаря.

Репей

Дина прошла и через мой двор. Из подъезда вышла Нина и пошла на несколько шагов позади. Мои горки, собаки, коты, репейник, липы и подрастающие сосенки - все мы провожали ее. Дина медленно помахала мне рукой.

Сквер

Дина медленно шла по скверу. Луна светила ярко, ее рубашка и лицо белели в темноте. За ней следовала Нина. Я вышел из-за клена - таким, как Дина впервые увидела меня. В зеленой клетчатой рубашке, с копной волос на голове, - когда она еще приняла меня за мальчишку и обозвала дураком. Я улыбнулся ей.

- Спасибо, Скверик... Спасибо за все, - она протянула руку.

Мы больше не увидимся - до Того Дня. Я знал, что Нина открывает двери, и откроет не только ей. Знал, что Дворик скоро уйдет. Может быть, уйдут и другие - наше время в этой части мира на исходе. Я пока остаюсь. Ничего, несколько тысяч лет прожил здесь, поживу еще.

Нина

Она вошла в свой двор, и я следом. Мы повернули за угол и оказались на том месте, где раньше (как мне сказали) были эти качели. Пограничное время - еще не самая короткая ночь, но почти. Полночь. Пограничное место - для нее. Сердце у меня колотилось так часто, словно это мне предстояло уйти, не ей.

Дина встала босыми ногами на траву, - по счастью, сейчас на стоянке не было много машин.

И, закрыв глаза, позвала:

- Ниренн!

Дина

Я все вспомнила. Когда я была рядом с братом, видела, как он живет, видела лица всех моих, - тех, кого уже нет, кто уже там, на картинках-фотографиях, хотя и не могла почувствовать их тепло, я все вспомнила. И имя той женщины, Ниренн, и то, что она говорила: пограничное время, пограничное место... И позвать по имени. И я поняла, что мои двери готовы открыться, что мое место там. И я пошла к месту Качелей, - а куда еще было идти? - и стала звать.

Нина

Я видела таинственный весенний лес. Кто-то ждал там Дину. Среди зеленой дымки и изумрудного мха, среди пения первых птиц и бликов весеннего солнца, темных ручьев под корягами, кто-от ее ждал. О ней будут заботиться, ее будут хранить, а потом, когда Дина наберется сил, из места весны она пройдет в сады лета, где ее ждут родные. Время там идет иначе, поэтому не будем спрашивать себя, когда случится этот переход. И когда Дина назвала имя, так похожее на мое, я шагнула в круг лунного света - прямо перед ней.

- Дина, - сказала я.

- Ниренн? - улыбнулась она. - Я же знала, что это вы.

- Видишь тропу в весенний лес? Иди, не бойся, - начала я.

И тут в лунном свете оказалась еще другая. С такими же светлыми волосами до плеч, как у меня, в синем длинном платье.

Ниренн

Я услышала зов - голос Потерянной. На пограничный зов такие, как я, приходят мгновенно. Это у нас в крови. Тот самый двор, та самая девочка, которая убегала и пряталась, тот самый род. Значит, она вспомнила. Но рядом с ней стояла женщина в узких брюках и синей рубашке, очень похожая на меня. Живая женщина из этого мира.

- Проводишь ее в весенний лес? - спросила она.

- Ты знаешь про весенний лес?

- Я его вижу.

Теперь его видела и я. А ведь она права, - женщина, похожая на меня. Ей путь - именно туда. Я думала, что отведу ее в Сады Лета, где ее ждет Ирина и Наталья, их родные, и куда скоро, после лечения, придет Игорь. Я знаю эту семью и часто навещаю там. Но нет, Дине нужно лечение, покой и забота в Лесу Весны. Это мой самый любимый лес, потому что он в моем мире, хотя и из моего мира туда может попасть не каждый. Не каждый живой, я имею в виду. Там Дина будет дремать под надежной охраной и набираться весенней силы, будет бродить вдоль темных ручьев и разговаривать с весенними птицами...

- Ты права, - медленно сказала я. - Спасибо тебе... Сестра. Нивенн.

Я знала, что она - сестра. Еще до того, как выросло Дерево и миры на нем, мы были сестрами-птенцами в гнезде Великой Птицы, а потом улетели и сели на разные ветки, - так сказали бы те в моем родном мире, кто верит в Великую Птицу. Те, кто живет в других мирах и верит иначе, сказали бы по-другому. Но суть одна.

- Подождите, Ниренн, Нивенн, постойте, - вдруг вмешалась Дина.

Мы обе посмотрели на нее.

- Барсик... Барсик! - крикнула девушка. Ломая полынь и перепрыгивая заборы палисадников, несся к ней полосатый кот. И, усевшись на руках Дины, прижав уши, положил морду ей на плечо. Дина крепко прижимала его к себе обеими руками.

- Теперь спасибо, я пойду, - целуя кота между ушами в круглую голову, сказала Дина. И вместе с Барсиком шагнула в лес.

Нина

И через миг в круге лунного света не было уже бледной девушки с котом, а через миг растаяла и женщина в синем платье - моя сестра. Когда я уйду, ну, когда-нибудь, я отправлюсь не в сады лета и не через двери весны, а вместе с сестрой буду хранителем путей и проводником по мирам Реки, мирам Дерева. И мое имя там будет Нивенн.

Эпилог

Мир замер, слушая Самайн. Даже грай ворон, засевших в заброшенном яблоневом саду, будто отдалился, и наступила тишина, какой не бывает даже в ночь Нового года. На зеленой еще траве сквера лежал белый, свежевыпавший снег. А на снегу алели редкие кленовые листья. Россыпи мелких красных яблок покрывали тонкие черные ветви и краснели на фоне серого неба. С яблоневого ствола резво спустилась откормленная городская белка, блестящими глазами посмотрела на средних лет человека в кожаном плаще и с небольшой спортивной сумкой. Он достал из кармана орешки и протянул ей. В конце аллеи показался бомж в потертой джинсовой куртке, дружески улыбнулся гуляющему и прошел между двумя елками, растворился в тумане ноябрьского утра - словно и не было его. Человек в плаще ответил улыбкой, которая не исчезла, даже когда скрылся бомж и убежала в крону дерева белка. Он медленно пошел дальше, зашел в небольшое кафе и взял кофе с собой. Перейдя улицу, оказался в заснеженном тихом дворе. Под снежными хлопьями чернели метелки репьев и полыни. Посреди двора стояли яркие, выкрашенные в красное и желтое качели. Человек в плаще подошел к подъезду, рядом с которым был вход в подвал. Сел на скамейку, достал из сумки завернутый в фольгу яблочный пирог, уже заранее разрезанный на несколько кусков. Положил аккуратно на лавку, поставил стакан кофе, добавил к натюрморту пару красных, крупных яблок. На скамейку прыгнул тигровой масти кот, потерся о плечо гостя. Человек достал также и флягу, вылил на землю изрядное количество, остатки выпил сам. И тихо заговорил, ни к кому не обращаясь - ведь в пустынном, тихом дворе никого не было.