- Пришла - к тебе, сюда? - спросила я, но уже чувствовала, что его слова имеют другой смысл, от которого мне стало не по себе, словно я была в комнате, а тут распахнулось окно, и ворвался пронзительный ветер.

- Пришла - ну, как люди приходят. Они же живут здесь, а потом уходят в другие части мира - по реке, или дверями... Но прежде они приходят откуда-то, ведь так?

- Прежде рождения? - я поежилась. - Лучше не знать, наверно... Даже думать как-то страшно.

- Но почему? - мой собутыльник и новый друг совсем не понял всей жути, которая охватывала меня при этой мысли. - Если ты откуда-то пришла, значит, ты туда вернешься и снова будешь там. Это же - вернуться домой, в свое место. Это же хорошо! Ты же - это и есть ты. Какая там была, какая будешь. Такая хорошая, и можешь такие вещи делать... Что тут страшного?

- Ну... - я судорожно сглотнула и потрясла головой. - Что ты так легко говоришь про другой мир, про то, кем я была до рождения... Я не привыкла.

- Тот же мир, - повторил бомж Женя. - Просто место другое. И хорошее место, раз ты из него пришла. Раз твое место, значит, хорошее. Ты проводник, ты сама все узнаешь лучше меня.

- Так тогда, получается, и ты узнаешь, когда... в общем, все мы не вечны же.

Он промолчал.

Потом мне казалось, что этот пьяный разговор, бредовый по самой сути, мне приснился или примерещился.

Мне показалось, что - да, он промолчал, это совершенно точно, но словно бы из молчания было ясно, что он здесь навсегда.

- Это плохо? Тебе грустно от этого? - как мне потом казалось, быстро спросила я.

А он весело ответил:

- Нет, что ты! Как может быть грустно от того, что я - это я?

- Людям - бывает... - сказала я.

Потом как-то так случилось, что он сказал, что ему пора. И это не было вежливым поводом уйти, я чувствовала, что и в самом деле - пора. Поблагодарил за угощение, за вино, и сказал, что всегда рад будет видеть меня здесь. Именно здесь.

- Ты в сквер гулять приходи. Даже если рукой помашешь или мимо пройдешь, я всегда рад. А если захочешь поговорить, позови или вот просто сядь на эту лавку. Я выйду и сяду рядом. И ты не думай, я совсем не обижусь, если ты не сядешь... или если ты долго не придешь. Просто я буду волноваться, вдруг с тобой что-то случилось. Ты про Репья только не забудь, - повторил Женя. - Если тебе будет нужна помощь, а ты сюда не сможешь прийти, ты ему скажи. Выйди на крыльцо, позови: Репей.

Он прошел в воротца елей и растаял в сгущающемся уже сумраке. А я еще долго сидела в сиреневых сумерках, глядя, как над пятиэтажками всходят первые звезды.

Дома я все-таки погуглила дорожников. Конечно, это были, во-первых, работники дорожной службы, во-вторых, древнеримские описания знаменитых римских же дорог, в-третьих - какое-то ВИА времен, когда еще были ВИА.

Я уснула, улыбнувшись маминой фотографии, и видела во сне фонарик на маминой лодке.

Часть 2

Сергей. "Уйди, назойливый мираж"

Лето не обещало ничего. Просто удивительно, как много раньше обещало лето: тут тебе и дача, и качели, и речка, и поездки на птичий рынок (уж не помню, что мы там покупали с друзьями - то ли кроликов, то ли дафний для рыб, то ли самих рыб, важен был сам процесс), и лазание по гаражам. А позже - турбазы, дискотеки, красивые и загадочные девушки, брожение по лесам. А еще позже - другие страны. А сейчас - ничего. Нет, конечно, можно взять путевку в Турцию или Египет, зарплата позволяет. Или даже нет, можно взять и уехать на машине в тот самый лес, который был раньше рядом с нашей дачей. Позапрошлым летом я так один раз сделал. Дачный поселок зарос травой, как-то самозагадился, как бывает с местами, где никто не живет - на всем печать бедности, разрушения, угасания. У богатых людей дачи далеко не там, а у небогатых нет денег и времени ухаживать за своими участками.

Так что отпуск я летом не брал. Приходил с работы, принимал душ, варил пельмени или разогревал в микроволновке пиццу. Общения с друзьями хватало и в выходные - друг, собственно, остался всего один, Олег. Он приходил с водкой и изливал душу. Свою. Моя почему-то его не интересовала уже лет десять как. Остальные друзья были в интернете - кто переехал в Москву, кто в Америку, и со всеми ними мы общались по принципу "Как дела? Нормально!"

В принципе, это и хорошо, что времени было после работы достаточно. Сейчас скачаю какой-нибудь фильм, посмотрю. Еще скачаю - еще посмотрю. Книжка вот недоперечитанная лежит, каждый год перечитываю "Властелина колец".

Нет, я - я нормально. Помню, как в юности с университетскими друзьями натолкнулись мы на кодлу гопников. И один из наших, звали его Денс (так тогда, кажется, звали всех Денисов) попытался обратиться к одному из гопников:

- Слышь, браток?

Тот посмотрел с нескрываемым презрением и процедил:

- Твои братки по канавам резаные валяются.

Вот и мои ровесники, мои тогдашние братки, в основном, валяются. Не то чтобы по канавам, но... Кого постиг передоз, кого - цирроз, одного - даже инсульт; а кто - даже и ничего, дождался даже уже ранних внуков и видит перед собой ровную финишную прямую. Нет, кто внуков - тем хорошо. А по сравнению с теми, кто на игле, например, - хорошо мне. Только вот засада в том, что никак я не хочу видеть финишную прямую, не хочу вписываться в цикл "весна-лето-осень-неизбежная зима" человеческой жизни. Когда я дома, я выпадаю из течения времени, я забываю, сколько мне лет.

Наверно, что-то странное во мне все же осталось. В детстве я придумывал себе невидимых собеседников. Да, конечно, все придумывали, но у меня они были более чем реалистичные. То есть невидимый друг у меня был всего один. Но мне хватило. И родным моим хватило, когда все это узналось.

Собственно, это была моя погибшая в раннем детстве сестра. Несчастный случай произошел еще до того, как я родился. Удивительно то, что о ней в нашем доме не говорили. Бабушка, как потом я узнал, хранила у себя ее фотографии. Когда бабушка умерла, мама достала все ее письма, открытки из коробки, которую она хранила на полке гардероба. Я был уже подростком, и мама показала мне фотографию маленькой Дины - в коротком платьице, с совочком, на дорожке в дачном саду. А до этого я таких фотографий в доме не видел. Это было странно, как я потом понял, но дело в том, что мой папа был ярый материалист, преподаватель истории в школе, и он был против всякого напоминания о смерти в доме, чтобы это "не повлияло на детскую неокрепшую психику". Он всегда говорил именно такими фразами. Но, несмотря на отсутствие фотографий и упоминаний погибшей Дины, что-то на мою неокрепшую психику все же повлияло. Как потом сказал маме врач, может быть, при мне об этом случае говорили соседки, я их слышал, но по малолетству не понял, а в памяти отложилось. Сейчас сказали бы, что отложилось "в подсознании", но у советского человека, особенно ребенка, кажется, подсознания не предполагалось. Так или иначе, из подсознания ли то, или из других каких недр "неокрепшей психики" мне стала являться во дворе сестра - лохматая девчонка в джинсах и футболке, старше меня на шесть лет, которая рассказывала, что живет она с какими-то "хозяевами дворов". Это что-то вроде домовых или леших, только они - дворовые. Наверно, это я сочинил сам (про леших-то я читал, папина цензура до моего круга чтения настолько не дотянулась), просто мое "подсознание" вложило эту сказку в уста выдуманной сестренки. Мои выдумки дошли до такой степени, что в день, когда умерла бабушка, я позвал якобы-сестренку в дом и будто бы оставил ее с бабушкой, надеясь, что "призрак Дины" вылечит больную. Конечно, этого не произошло, и мое подсознание лишь просигналило, что бабуля умерла - я сидел на кухне, и мне примерещилось, что "сестра" коснулась моего плеча и сообщила, что все кончено. Она сказала, до сих пор помню эту фразу: "Бабушка ушла через двери лета". (Надо сказать, "Дверь в лето" я прочитал значительно позже, так что откуда это выражение появилось в моей неокрепшей психике в те годы, я не знаю).