Рассмеялся и воевода, а затем заметил:

– Теперь, думаю, проблем с твоими казаками не будет. Ежели что будет не так, то тебе подскажет толмач из местных ненцев. Их, кстати, тоже называют самоедами. Ну что же, с твоим воинством вроде бы как разобрались. А вот как обстоят-то твои сердечные дела? – с видимым интересом посмотрел он на Афанасия.

– Как и положено, Давыд Васильевич, в таких случаях! В ближайшее время думаю обвенчаться с Марией. Во всяком случае, подвенечное платье у невесты уже готово.

– Созрел-таки, наконец-то, жених! – рассмеялся тот. – Умыкаешь, стало быть, у меня девку?

– Стало быть, так, Давыд Васильевич!

– Да к тому же еще, заметь, и с приплодом. И как же, однако, она, твоя невеста, будет выглядеть в этом самом подвенечном платье в ее-то, как говорится, интересном положении? – хохотнул тот.

Афанасий улыбнулся:

– Вы знаете, Давыд Васильевич, очень даже и неплохо. Видать, попалась опытная портниха.

– Это хорошо. А не думаешь ли ты, часом, зажать свадьбу? – ехидненько спросил тот, испытующе глянув на Афанасия.

– Только об этом и думаю все дни и ночи, аж голова раскалывается! – рассмеялся тот. – Конечно, будет свадьба, Давыд Васильевич! Вот только приглашенные на нее устроят ли вас?

– И кто же это будет на ней, если не секрет?

– Да какой там секрет, – усмехнулся Афанасий и стал загибать пальцы: – Подруги Маши, ваши, кстати, дворовые девки; Кузьма, ваш же опять дворецкий; ну и, конечно, мои верные казаки. Ну и как, Давыд Васильевич?

Тот усмехнулся:

– Ну что же. Будет повод пообщаться, так сказать, с народом… А для равновесия, что ли, не пригласить ли тебе, Афанасий, и дьяка Бастрыкина?

– А как быть в таком случае с письменным головой Давыдовым? – поинтересовался тот.

Воевода зло глянул на него:

– Обойдется! – сказал, как отрезал.

«Да у них, видать, все не так-то уж и просто… – вспомнил Афанасий об их разговоре по поводу азартных игр. – Ну да ладно, это их, воеводское, дело», – благоразумно решил он, а вслух заметил:

– В этом случае было бы, пожалуй, неплохо, опять же для равновесия, – улыбнулся он, – пригласить и Макара, писца съезжей избы, которого Бастрыкин, кстати, приставил к нашему будущему отряду?

– Тебе виднее… – как-то безразлично ответил воевода, занятый своими мыслями.

Афанасий тоже задумался и наконец решился:

– Не секрет, Давыд Васильевич, что Маша уже на сносях. – Тот понимающе усмехнулся. – А посему не согласились бы вы быть крестным отцом нашего ребенка?

Воевода пристально посмотрел на него, взвешивая сделанное ему предложение.

– Ты, Афанасий, сын боярский, и потому тут нет вопросов. А вот Мария – моя же дворовая девка…

Тот, сдерживая себя, твердо посмотрел ему в глаза:

– После нашего с ней венчания она станет женой сына боярского, а не вашей дворовой девкой! Впрочем, вам, воеводе, виднее… Хотя должен отметить, что мы с вами сейчас находимся не в Первопрестольной, а на самой что ни на есть окраине России, аж за самим Камнем[38].

– Не кипятись, Афанасий! Ты совершенно правильно отметил наше сегодняшнее местонахождение. Ведь, будь мы в Москве, у тебя бы, я уверен, даже не появилось бы и самой мысли обратиться ко мне с подобной просьбой. Однако мы с тобой сейчас действительно находимся здесь, в Мангазее, и готовим одно общее дело по продвижению границ Святой Руси еще дальше на восток. А посему я даю свое согласие быть крестным отцом твоего ребенка.

– Большое спасибо, Давыд Васильевич! Это большая честь для меня! И не только…

– Чего же не договариваешь о будущей жене сына боярского?

– Главное то, что вы и так все прекрасно поняли.

– Ну и ершист же ты, да ведь и не по чину…

Однако, вспомнив о княжеском подарке десятнику, подумал о том, кем может стать тот после окончания похода на Турухан, и решил не особо подчеркивать своего несомненного превосходства над ним во всех отношениях. И тут же усмехнулся про себя: «А вот по поводу игры в шахматы этого никак не скажешь… Умница».

– Давай-ка лучше сыграем еще одну партию в шахматы. Может, дай Бог, и отыграюсь.

– Как говорится, на Бога надейся, да сам не плошай! – улыбнулся Афанасий.

– А вот это мы сейчас как раз и проверим, – назидательным тоном сказал воевода, разворачивая шахматную доску.

Афанасий резко открыл дверь и вошел в комнату. К нему сразу же кинулась Мария.

– Тише, тише, Афонечка! – шепотом попросила она. – Ненароком разбудишь Мишутку…

Тот глянул на сына, спавшего в кроватке, и обнял ее.

– Как себя чувствуешь, Машенька?

Та прямо-таки засветилась от его ласкательного обращения к ней.

– Хорошо, хорошо, Афонечка! А ты что это сегодня так рано домой вернулся?

– Да так, забрать кое-какие вещи…

– Это какие еще вещи? – насторожилась она.

И как ни старался Афанасий оттянуть неизбежное, однако отступать дальше было уже некуда.

– Да все мои вещи, какие есть, Маша. Сегодня же со своим отрядом ухожу в поход.

Она вскрикнула и, испуганно оглянувшись на детскую кроватку, чуть было не лишилась чувств. Однако Афанасий поддержал ее и усадил на стул.

– Как же так, милый?! – чуть слышно прошептала она. – Почему вот так, сразу?

Он поставил рядом стул и тоже присел на него, уже сожалея, что не сказал ей об этом заранее. «Да кто его знает, как лучше? – подумал он. – А то бы дергалась до сегодняшнего дня, переживая. А вот так получилось, как обухом по голове».

– Извини, милая. Честно говоря, не хотел волновать тебя заранее. А сейчас весь мой отряд уже на пристани, готовит дощаники к походу. Так что давай-ка, хозяйка, собирать вещи.

– А как же они там без тебя? – заволновалась она.

– На пристани Степан Гурьянов, стрелецкий десятник, мой помощник, за старшего. Так что не беспокойся. – И, видя, тем не менее, сомнение в ее глазах, пояснил: – У меня же ведь здесь лишь у одного из всего отряда семья. Так должен же я с ней проститься?

– Конечно, должен, Афонечка! Конечно, должен! – засветилась та от счастья. – Я сейчас, дай только немного приду в себя…

Когда все вещи были собраны, получилось три больших узла.

– Не думала, что будет так много, – озадаченно заметила Мария, глядя на них.

Афанасий же только усмехнулся:

– Чему удивляешься? Одной только зимней одежды сколько набралось…

– И то правда, – согласилась та и вдруг встрепенулась: – А как же ты их дотащишь-то до пристани?

– Пойду налегке, а за ними пришлю своих служивых. Кстати, вместе с ними и сама придешь с Мишуткой проводить меня.

– Ой, Афонечка, милый мой! – чуть было не заголосила она, но, метнув испуганный взгляд на кроватку со спящим в ней сыном, вовремя понизила голос. – И как же это я целый год не увижу тебя, не обниму?

– Привыкай, Маша, коль за служивого замуж вышла. Чай, не в последний раз еще провожать будешь…

Та, по-бабьи прикрыв рот рукой, скорбно посмотрела на него: «Господи, да хватит ли мне сил еще-то хоть раз проводить столь дорогого мне человека в поход?»

Афанасий же, слегка встряхнув, протянул ей кожаный мешочек, в котором что-то звякнуло:

– В нем все наши деньги.

При слове «наши» та чуть было не расплакалась от счастья и несмело попросила:

– А можно мне посмотреть на них?

– Отчего же? – удивленно пожал тот плечами. – Ведь они же будут у тебя в течение целого года.

– Какой же ты непонятливый у меня, Афонечка, – улыбнулась Мария. – Ведь это же будет потом, а мне очень хочется глянуть на них прямо сейчас, да еще и при тебе… Вон какой он тяжеленький, – удовлетворенно заметила Мария, развязывая ремешок, и, заглянув в него, ахнула:

– Да там же ведь одно серебро!

Афанасий хмыкнул:

– Ты так удивилась, как будто увидела в нем лишь одно золото… Ну ничего. Вот вернусь из похода, еще поболее будет. А сейчас возьми из них малость на первые расходы, а остальные схорони.