...Боже мой, о скольком мне надо поговорить с этой женщиной! Как много мне нужно рассказать, объяснить, попросить у нее! Как мне хочется припасть к ее груди, вымолить прощение за боль, которую я ей причинил, и плакать, долго плакать, плакать до тех пор, пока и у меня, как у нее, не высохнут слезы!.. Как я мечтал о встрече с ней! А теперь, когда она, моя мать, сидит передо мной, я, словно парализованный, не в состоянии сдвинуться с места, подойти к ней, обнять ее красивую седую голову...
Видимо, поняв мое состояние, мать подсела ко мне совсем вплотную, быстро оглядевшись, сняла металлическую крышку с термоса, поставила ее на стол и дрожащей рукой налила мне горячего пенящегося кофе.
Крепкий аромат кофе ударил мне в нос, и у меня закружилась голова. С жаждой бедуина, проблуждавшего месяц в пустыне, набросился я на кофе, Горячий стаканчик обжигал пальцы, губы, язык, но я словно бы ничего не чувствовал. Это было блаженство, описать которое нельзя. Пока я, захлебываясь, глотал ароматный напиток, мать молча гладила меня по голове своей теплой рукой. Для нас в эти мгновения не существовало ничего на свете.
Потом мы обрели дар речи.
- Налить еще? - спросила мать.
Я кивнул головой.
Теперь я пил не спеша, наслаждаясь давно забытым вкусом кофе.
- Хороший кофе?
- Отличный!.. Мама, как тебе удалось добиться свидания? Разве следствие закончено?
Я весь напрягся в ожидании ответа. Если, не дай бог, следствие закончилось на этом этапе, я пропал! Ведь мне пока не удалось доказать свою невиновность!
- Нет, следствие продолжается, но к тебе, наверно, придет новый следователь... А тебя остригли, да? - улыбнулась она.
- Мама, откуда тебе известно про нового следователя?!
- Была у министра.
Я оторопел.
- У какого министра, мама?!
- У министра внутренних дел, у какого же еще!
Господи, что я слышу! Она была у министра!.. А ведь я видел это во сне!..
- Когда, мама?!
- Четырнадцатого июня.
Я чуть не вскрикнул. Какое совпадение! Рассказать ей мой сон? Не успею, свидание скоро кончается. Да и поверит ли она?
- Мама, это был я!
- Что?
- Министр, с которым ты разговаривала, - это был я!
- Молодец, сынок! У тебя хорошее настроение! - улыбнулась мать.
- Да нет же, мама, я не шучу!
- А знаешь, он, между прочим, чем-то похож на тебя. Но не могла же я сказать министру, что он напоминает моего сына-арестанта... Я дала ему слово, что узнаю у тебя всю правду. Слышишь? Всю правду! Не подведи меня, сынок!
В голосе матери было столько мольбы, что у меня сжалось сердце и к горлу подступил горький комок.
- Мама, я и Ростом невиновны! Говорю тебе сущую правду! И Харабадзе подтвердит это!
- Гм, Харабадзе... Этот медведь Ростом Амилахвари так его обработал, что вряд ли теперь от него дождешься вразумительного ответа...
- Ты видела его?
- Смеется, бормочет что-то... а иногда начинает кричать, что ему кто-то затыкает рот...
- И в тот вечер он говорил то же самое...
- Адвокат просит твою характеристику из университета.
- Сходи к декану.
- Была уже...
- И что же?
- Направил меня к председателю месткома.
- Почему?
- Характеристики, говорит, - дело профсоюзной организации.
- А тот что?
- Отказал.
- Почему?
- Потребовал справку о том, что ты не убийца.
- Где же ты могла взять такую справку!
- В том-то и дело!
- Ну и как?
- Взяла я твою характеристику у соседей. Не принял, - говорит, нужна круглая печать.
- Вот идиот! А я еще избирал его председателем!
- Вот именно...
- Как же нам быть, мама? - спросил я с отчаянием. - Характеристики нет, Харабадзе невменяем...
- Говорят, есть какое-то лекарство "Ангинин", японское...
- Ну?! - обрадовался я.
- Что ну... Два флакона всего на всю Грузию... Один уже отдали кому-то, другой хранят для кого-то...
- А у спекулянтов?
- Не знаю... Если даже найдется, цена такая, что...
- Мама! Дорогая мама! Харабадзе нужно вылечить во что бы то ни стало!
- Может, не стоит?
- Мама, ты не веришь мне?!
- Я не потому, сынок... А что, если этот Харабадзе свалит все на вас?
- Не может быть этого! Мама! Продай все, но лекарство достань! Иначе мы погибли!
- Ты думаешь, родня Харабадзе не ищет этого лекарства? Нет его!
- Продай все, мама!
- Что мне продать, сынок?
Да, действительно, что ей продать? С тех пор как я помню свою мать, мы только и делали, что продавали...
- Займи, мама! Выйду отсюда, расплачусь... С процентами!
- Хорошо, сынок!
- Пойди к кому-нибудь, попроси!
- Пойду, сынок!
- Сходи и к этим... К родне Харабадзе. Растолкуй им, что это он, болван, он один во всем виноват! Он швырнул бутылку!
- Растолкую, сынок!
- Скажи им, пусть как хотят вылечат его! Иначе убью, зарежу, как собаку, этого мерзавца! Мне теперь все равно!..
- Скажу, сынок!
- Я не хочу считаться убийцей!
- Знаю, сынок!
- Скажи всем - следователю, министру, судье, родне Харабадзе, врачу, свидетелям - тем восьми мужчинам, пусть вспомнят, как все было! Пусть верят мне! Или я убью всех и себя тоже!
- Скажу, скажу, сынок!
- Что ему нужно было?! Сидели мы, никого не трогали! Кто его звал?! Чего он к нам привязался?!
- Не знаю, сынок! Успокойся, дорогой, все я сделаю, все! Успокойся, родной!
- Нет, нет, нет!
Я был на грани истерики. Мать вскочила, обняла меня за плечи.
- Успокойся, мой мальчик! Я сделаю все, что в человеческих силах! Если это будет нужно, я пойду с протянутой рукой! Я буду молить за тебя бога, и если он потребует от меня жертвы, я принесу на его алтарь свою жизнь. Все я сделаю, сын мой! Я не покину тебя! Я на коленях вымолю у судьи разрешения последовать за тобой, куда бы тебя ни выслали! Или же я совершу преступление, и тогда мы будем вместе! Не бойся, мой мальчик!..
Я опустился на колени, припал головой к материнским коленям, стал осыпать ее руки поцелуями.
- Прости меня, мама! Прости!..
- Молчи, сынок! Это я должна просить у тебя прощения, - пришла, разбередила тебе душу... Но ничего, все будет хорошо!
Вошел надзиратель.
- Время свидания истекло, - проговорил он, не глядя на нас.
- Еще минуту, сынок, одну только минуту! - взмолилась мать.
Надзиратель молча вышел.
- Встань, мой мальчик! Успокойся! Ну-ка, посмотри на меня! Помни: я сделаю все, что обещала. Не бойся!
- Спасибо, мама!
- На днях тебя вызовет новый следователь.
- Спасибо, мама!
- Не груби ему!
- Да, мама!
- Будь с ним вежлив, объясни все спокойно, убеди его!
- Постараюсь, мама!
- А теперь до свидания! Побереги себя! - Мать встала.
- Хорошо, мама!
- Подойди ко мне...
Я подошел к маме. Она обняла меня и разрыдалась. Слезы, сбегая по ее щекам, стекали капля за каплей с подбородка. И мне было отрадно глядеть на плачущую мать, у которой нашлись еще слезы для своего непутевого сына.
Я усадил маму. Она положила руки на стол, уткнулась в них лицом и продолжала плакать, вздрагивая всем телом.
Прошла минута, другая... Надзиратель не появлялся. Теперь я подошел к двери и забарабанил в нее кулаками. Тотчас же вошел надзиратель.
- Уведи меня ради бога! - попросил я.
Надзиратель взглянул на мать. Она вытерла слезы платком, кивнула ему головой и благодарно улыбнулась.
Мы вышли из комнаты, молча миновали коридор. У крана во дворе надзиратель остановился, напился воды, утерся рукавом, потом обернулся ко мне:
- Пей!
Пить мне не хотелось, но я понял, что не хотелось пить и надзирателю и остановился он из-за меня.
- Умойся, парень, - продолжал надзиратель, - а то неудобно, глаза у тебя красные...
Я плеснул себе в лицо холодной водой и, почувствовав облегчение, улыбнулся надзирателю.
