- Попробуй жить проще.

- Я, конечно, понимаю, что в твоем селе без изысков, - улыбнулась Таня. – Но неужели настолько, что ты изменил отношение к жизни? Ты всегда был требовательным к тому, что тебя окружает. Это теперь иначе?

- Нет. Но теперь я знаю, что жить можно по-разному. И я могу быть счастливым, даже если некоторые из моих требований, как ты это называешь, не вполне удовлетворены в провинциальной жизни.

- Здорово! – искренне сказала она. – Ты не представляешь себе, как я рада, что ты счастлив, Паш. Если честно, то я… - она мотнула головой. – Я знаю, что виновата перед тобой. Молодая была, не очень умная. Сейчас, вроде, поумнела. Если мы могли бы стать друзьями, мне больше нечего было бы желать.

- Друзьями? – Павел остановился, повернулся к Татьяне и посмотрел прямо в глаза. – Это как? В нашем с тобой случае – как?

- Ух, ершистый какой! – выдохнула Таня и решительно провела рукой по его мокрым волосам. – Да обыкновенно! Вечером у меня на даче ребята будут из нашего класса. Почти встреча выпускников. Когда я узнала, что ты приезжаешь, кого нашла, всем сообщила. Считай, в твою честь. Приходите с Лизой. Будем дружить.

- Спасибо за приглашение, - он отстранился от ее руки. – Мы придем.

- Ура! – торжественно объявила Таня. – У меня записи Высоцкого есть. И кое-что из проклятого капиталистического забугорья. Послушаем.

Павел кивнул и оглянулся туда, где оставил Лизу. Ее там не оказалось, он поискал глазами. Бросил Татьяне: «Пока!» И побежал по берегу, выглядывая среди множества голов единственную светлую, с короткой стрижкой. Отец только вышел из моря и устраивался на покрывале.

- Вы Лизу не видели? – спросил он родителей, подходя к ним.

Николай Васильевич покосился на Танин халат на подстилке, прокряхтел:

- Не успел приехать, уже жену потерял! Вон она, гребет, - и кивнул в сторону моря.

Там, по направлению к буйку, и правда, часто-часто шлепала руками о волны какая-то фигурка. То ли девушка, то ли подросток – издалека не разберешь. Потом головка стала исчезать в воде и снова выныривать. Энергично и подозрительно быстро, будто за ней кто-то гнался.

Горский присмотрелся. Это точно была Лизка. Ведь просил же!

Он ринулся к морю, нырнул и стал рассекать уверенными движениями воду. Волны были небольшие, и плыть было легко. Он подплыл к буйку, за который держалась Лиза, пытаясь отдышаться, и сам ухватился за буй.

- Решила сдать нормы ГТО? – улыбнулся Павел.

- Нє, - выплевывая изо рта соленую воду, объявила Лизка. – Інтєресно стало, шо тут за глибина. Чи глибше, чим Буг. Ти ниряв?

- Не нырял, и ты не будешь. Плывем обратно, ты и так уже в воде давно. Будем на берегу греться.

- Я не змерзла! Паш, а помніш, як я з парашутом тобі на голову чуть не звалилась?

- Такое забудешь, - рассмеялся он. – Падающая звезда. Плывем, говорю!

Лизка кивнула… и нырнула под воду. Только ступни перед его носом мелькнули. Павел тут же нырнул за ней и, открыв глаза, увидел, что Лизка гребет по направлению ко дну. Догнал ее и вытолкнул на поверхность.

- Ты соображаешь, что ты творишь? – рявкнул Павел.

- Ще б трошки, і я б доплила! – Лизка, по всей видимости, веселилась. – Я ж так всєгда. Пока сама не побачу, мнєнія не составлю. Ти чого перелякався? Я лучче всіх плаваю, знаєш же!

- А еще я знаю, что такое, когда судорогой сводит ногу, - по-прежнему зло выговаривал Горский. – И мне не все равно, что может с тобой случится. Плывем на берег!

- Ой-ой-ой! – фыркнула Лизка и, быстро глянув на пляж, в сторону многочисленных отдыхающих, которые были от них, по счастью, достаточно далеко, быстро поцеловала мужа в щеку, развернулась и стала размеренно грести в сторону берега. Павел сердито плыл за ней.

Между тем, на берегу Николай Васильевич протянул своей супруге настоящий капитанский бинокль и проговорил:

- Полюбуйся! Красиво гребут!

… о том, как твистом закаляется сталь 

Лизка сидела на диванчике возле Павла и откровенно скучала.

Хотя остальным, кажется, было довольно весело. Обсуждали какой-то альбом Пинк Флойд, только накануне привезенный из плавания братом Вити Богданова (Лизка определилась, что Витей был рыжий, сидевший с гордостью возле проигрывателя… хотя, может, и лысоватый возле хозяйки дома – невозможно запомнить больше десятка новых имен за пятнадцать минут). Музыка неторопливо лилась из проигрывателя. Голос сонного попугая вяло напевал что-то по-английски, а Лизка думала, что если такое на ночь ставить коровам в коровнике, потом не добудишься, чтобы на выгон гнать. Зато утренняя дойка пройдет в тишине, даже если усадить за нее тракториста, который в жизни корову не доил.

Сама она откровенно боролась со сном. И единственное, что спасало, чуть пританцовывавшие бедра пары девиц, стоявших у окна с бокалами вина. Когда-то Лизка думала, что то, в чем она ходила на работу, пытаясь влюбить в себя Павла Николаевича – это мини.

Впрочем, хотя бы за собственный внешний вид она не особенно переживала. Платьице было – высший шик! Катька в ноябре из Киева привезла какой-то журнал мод, обе вдохновились и придумали сначала Лизке свадебное платье, а потом еще наряд для отпуска. Получилось вполне прилично. Голубой шелк был оттуда же, из Киева. Катька на свадьбу и подарила. А воротничок белым бисером расшивала Лизка сама. В квартире с центральным отоплением делать особенно нечего.

Лучше платье только у хозяйки дома было. Коралловое, короткое, узкое, без плеч, но с кружевным лифом. Лизка только вздыхала, но не очень громко. За день она смирилась с тем, что у Татьяны волосы гуще и тяжелее, рост выше, шея длиннее, глаза круглее, а лицо – одухотвореннее. Сейчас она стояла у комода, явно старинного, возле Вити (или Коли?) и курила сигарету в длинном мундштуке.

А Лизка невольно примеряла к ней своего Павла Николаевича – как это было бы, если возле нее был он, а не Витя (или Коля?). Да, собственно, чего гадать-то? Видела уже! Днем, на пляже.

Плыла себе Лизка к берегу, волны ее подгоняли, легла на спину, зажмурилась от солнца и ногами потихоньку по воде била. Потом почувствовала, как мелкий ракушечник спину царапает, перевернулась резко и тут же наткнулась взглядом на собственного мужа, прохаживавшегося у кромки воды рядом с этой… которая бывшая невеста. Они что-то неспешно обсуждали, барышня его за руку держала, улыбалась и всячески норовила… посягнуть, так сказать. Хотя и благоверный не особенно сопротивлялся. Шел себе рядышком, отвечал. И выглядел расслабленным и даже, пожалуй, счастливым. Лизка рот раскрыла, воды соленой наглоталась, закашлялась, а эти двое все шли себе и шли. И были такими красивыми, что хоть реви!

Но Лиза твердо решила, что реветь по нему никогда больше не будет! Еще до свадьбы решила. Потому резко развернулась и бросилась в пучину морскую, рассекая волны взмахами рук. И поплыла Лизка в открытое море. Плавала она в Сутисках быстрее и лучше даже мальчишек. Ну и подумаешь, что у этой одесской фифы купальник красивее, и ноги такие, будто она циркуль! В плавании главное руки.