– Могу. До рейса на Москву есть время.
– Вот вы где, молодые люди! – показался как-то вдруг в дверном проеме Селиверстов. А у меня отчего-то возникло чувство, что был полностью в курсе нашего разговора. – Марья Ивановна, моя домоуправительница, сообщила, что стол накрыт. Готовы вы пройти в столовую?
За трапезой говорил один Леонид Павлович. Мы с Дмитрием сидели напротив друг друга, по разные руки от хозяина, и только пересматривались. Я немного напряженно, а он все что-то пытался во мне рассмотреть. Но это было вполне в его манере смотреть так на людей.
– И тогда я решился… – рассказывал нам добродушный хозяин какую-то романтическую историю из своей молодой жизни. А я вдруг подумала, что отпускать Ткачева в Москву мне совсем и не хочется. Бред, конечно, но так оно и было. И эти мысли смутили настолько, что усидеть на стуле стало как-то затруднительно. – Еще вина? – отчего-то Селиверстов именно так понял это ерзанье. Дмитрий же перевел взгляд на мой бокал и стал пристально следить, как его наполняли.
А через час мы с ним прощались. Я провожала его до въездных ворот, за которыми ждало вызванное им такси. В голове плескалось сразу несколько мыслей, но все какие-то несуразные. Например, стоило ли мне его поблагодарить за участие. Склонялась к тому, что надо бы. И тогда воображение отчего-то нарисовало поцелуй, скромный, и в щеку. Но это было сущим бредом. И еще чувствовала робость перед ним, и никак не выходило придумать тему для нейтрального разговора. Так и шли рядом и молчали.
– Ты такая тихая и грустная, – сказал мне Дмитрий, когда остановились в последней точке пути. Еще он коснулся пальцами моего подбородка и слегка приподнял за него мое лицо.
Мне подумалось, что сделал это, чтобы лучше видеть мои глаза. Оказалось, не только за этим. Да, порассматривал их немного, но затем склонил голову и коснулся губами моего рта. Я замерла. Не отстранилась, но и ответных действий не предпринимала. И тогда он отстранился. Сожалела ли я, что поцелуй вышел таким? Похоже было на то. И мне давали шанс все исправить. Как иначе было понимать, что его пальцы все еще продолжали удерживать подбородок, а глаза обследовать мое лицо? Только я струсила проявить инициативу, не хватило у меня сил на ответные действия. А слова, что поспешила от смущения произнести, похоже, были мне во вред.
– Спасибо тебе за заботу. Теперь у меня будет время, чтобы все обдумать в спокойствии. С твоей помощью обязательно снова твердо встану на свою дорогу.
– Пожалуйста, – убрал он руку от моего лица, и я реально ощутила потерю чего-то важного. – Я уже сделал несколько звонков знакомым насчет тебя. Если от них поступит стоящее предложение работы, обязательно позвоню.
– Было бы отлично. Но и сама буду пытаться найти что-нибудь подходящее.
– Понял. Желаешь быть самостоятельной. Твое право. Ну, а мне пора. Прощай.
И развернулся от меня так резко, что стало обидно. Я стояла вся такая потерянная, с опущенными плечами и руками, как плети повисшими вдоль туловища, и смотрела в его прямую спину, стремительно удаляющуюся от меня. Ткачев ни разу не обернулся, сел в такси и уехал. А мое воображение вдруг стало рисовать картины, одна краше другой. Вот, он прилетел в Москву, а в аэропорту его встречала молодая и красивая девушка. Не видела, кто она. Шатенка, брюнетка или блондинка? Вообще никаких подробностей перед глазами не было насчет нее, только уверенность в неотразимости против моего скромного образа. А еще представилась радость Дмитрия по поводу их встречи. Вот он протянул к ней руку, обхватил за плечи и прижал вплотную к себе.
– Почему бы и нет? – пожала я грустно плечами, продолжая стоять на прежнем месте.
А фантазия не остановилась на этом. Дальше я как в замедленной съемке увидела Ткачева, подходящего к освещенному рекламой и ночными огнями входу в ресторан. И снова он обнимал девушку. Ту или другую? Нет, это мне не было важно знать.
– Имеет право, между прочим, – зашептало мое сознание. – Холостой мужчина в расцвете лет и сил…
Я заставила себя встряхнуться и выбросить все лишнее из головы.
– У каждого свои заботы, – указала себе со строгостью. – Мне, к примеру, надо сконцентрироваться на собственной жизни. Был рядом со мной уже один выдающийся спортсмен, – воскресила в памяти предательство Глеба. – Хватит разочарований.
Думала ли я только о том, что должна снова в скором времени найти приличную работу? Нет, конечно. Я не ставила крест на личном счастье и любви к мужчине. Только считала теперь, что желала бы связать свою судьбу с обычным парнем, который был бы предан мне, жил схожими заботами, и чтобы никаких расстояний между нами. Так сказать, мечтала, но по минимуму, строго призывая себя быть скромнее. Всякие там мысли, чтобы был красавцем, из интеллигентной и обеспеченной семьи и носил меня на руках, упорно гасила даже в зародыше. И вообще, чувства, любовь, отношения с противоположным полом откладывались пока. На неопределенный срок. Какой? Там видно было бы, жизнь покажет.
У меня же начались трудовые будни. Сразу с того момента, как вернулась от ворот к дому, проводив Ткачева. А как иначе? За времяпровождение здесь мне платили зарплату. Немаленькую. Больше, чем получала на прежнем месте. Вот и решила отнестись к происходящему серьезно. Подошла к тем самым ротанговым креслам, где состоялась первая встреча и знакомство с теперешним моим работодателем, раз он именно там и теперь изволил сидеть, и с готовностью взглянула ему в лицо.
– Какие у вас планы на сегодняшний вечер, Леонид Павлович? Имею в виду время до ужина. Заплыв? Теннис? Я готова приступить к работе.
– Что, даже не взгрустнете, Ириша, что Дмитрий только что улетел от вас в Москву?
Отчего это мне показалось в тот момент, что смотрел на меня не Селиверстов, а Ткачев, собственной персоной? Взгляд был точно его. Разница лишь в том, что глаза у Дмитрия были много темнее. А так, тоже серые и проникали глубоко в душу. И еще держали меня в напряжении, и отделаться от них было довольно трудно.
– Нас не связывают чувства, если вы на это сейчас намекаете, знакомы, это да. Но ничего другого.
– Жаль. Вы подходите друг другу. И у вас были бы красивые дети, – сказал это вполне серьезно, но потом как устыдился и тона, и поднятой темы. – Простите. Мне не следовало… Но сделайте уступку моему возрасту, и не сердитесь за подобное вмешательство в вашу личную жизнь, Ирочка, – и как бы встряхнулся, поднимаясь из кресла. – Спрашивали о дальнейших планах? Что же…мне нравится поплавать в море. Через полчаса будете готовы? Тогда встречаемся около бассейна. Рядом с ним, как раз, находится лестница к частному пляжу.
И потекли мои трудовые будни. Надо было признаться, что Селиверстов открыл мне глаза на некоторых «отставников», как назвал его Ткачев. Дядечка был просто неутомим. И физически, и духом. Узнав его еще ближе за многие совместные тренировки, я уже затруднялась дать ему и пятьдесят пять. Самое большее, пятьдесят лет, так определила бы его возраст. Но в разговоре как-то точно услышала, что шесть десятков он уже разменял. Вот вам и пенсионер! Три километра он пробегал без существенной одышки. Его реакция и сила удара в большом теннисе постоянно оставляла меня в проигрыше. Стол и ракетки для малого тенниса Леонид Павлович тоже приобрел, и мы с ним теперь состязались за ним с большим азартом и почти каждый вечер. Правда, там и мне удавалось побеждать и довольно часто. А вот в плавании мы с ним оказались точно на равных, хоть он и предпочитал скромничать на свой счет.
Как-то раз Селиверстов попросил меня прыгнуть с вышки. Я не посмела отказаться и побрела сдаваться. Сначала все делала без энтузиазма, но потом рассмотрела интерес в глазах Леонида Павловича и решила его порадовать более сложными прыжками. А дальше и сама не заметила, как увлеклась, и вот мы с ним уже наперебой обсуждали обороты, винты и вращения. Его очень заинтересовала акробатика, и я начала серьезно опасаться, как бы ни решил приобрести батут. Правда, до этого дело все же не дошло.
