-Ну, он же и собирался к нему… — Ответил от летучего камня Страшезлоб.

-Да, и, я знаю — зачем. Они планируют бунт. Знаешь, это классика жанра — обычно, когда капитан судна слабеет, допускает промахи, болеет, — его квартермейстер начинает планировать — как его свергнуть и захватить власть. И обычно утягивает на свою сторону дуболомного бойца — плоскоголового гоблина.

-Но, у нас я — дуболомный боец! — Обиделся брогтролль. — А плоскоголовый у нас кто-то еще…

-Да мы тут все «кто-то еще». И теперь они в коалиции против нас и против капитана, скоро будут применять какие-то меры.

Страшезлоб удивлённо смотрел на Тарпа и не знал, что сказать. Он догадывался, что Тарп очень устал и волнуется, и поэтому придумывает жуткие истории, но, зерно недоверия зародилось и в нем.

Тем временем, взяв слабый травяной чай и пару холодных овощных лепешек, Тугодум постучал в каюту Хита. Услышав его голос, Хит сразу пригласил друга войти. Четверлинг выглядел возбужденным и взволнованным, казалось, что он истощился еще сильнее за этот день, лицо его было белым, но, щеки розовели, и пот тек по лбу. На столе лежали какие-то старые свитки и новые листы, исчирканные какими-то записями и вычислениями.

-Хит, как ты себя чувствуешь? Ты совсем не ел, перекуси… — Поставил Тугодум тарелку и кружку на столик.

-Чувствую я себя отлично, есть сейчас не могу, но, спасибо, что беспокоишься. Как там капитан? — Быстро сказал четверлинг.

-Болеет. А Тарп на тебя злится.

-Он любит на меня злиться, пусть это делает на здоровье. — Отмахнулся Хит. — Вообще, я даже сам на себя злюсь. Злюсь на то, что все никак не решусь… — Он суетливо раздвинул на столе новые бумаги, оставив одну, и старый свиток.

-Ты о чем, Хит? — положил ему руку на плечо Тугодум.

-Тугодум, мы скоро выйдем из бури, нам повезло! — сияя карим глазом, смотрел на него Хит. — Как я не подумал об этом раньше, почему?.. Столько времени потеряно… А теперь, когда понял, я боюсь что-то неправильно просчитать, предпринять… — Он достал из-под стола какой-то флакон с бело-зеленоватой жидкостью и немного выпил.

-Хит, ты меня пугаешь. О чем ты? Объясни пожалуйста… — встал напротив друга плоскоголовый гоблин. — С тобой ведь точно что-то не так… Что это такое, — то, что ты выпил?

-Это особое бодрящее средство. Я купил его в лесу, еще два года назад, но, боялся применять. Надо очень осторожно его принимать, но, оно помогает, — столько бодрости дает! Там капли яда реющего червя и скисшее тильдячье молоко. Молоко ужасно на вкус, но, оно нейтрализует яд, и он дает только бодрость, а не наполняет тело газом, как это обычно происходит. Можно и просто капли пить, без молока. Но, там нужен точный расчет, а меня сейчас на эти расчеты не хватает, потому, — пусть уж будет бодрящая гадость… Но, это не важно, прости! Я сейчас все расскажу. Тугодум, ты мой самый лучший друг, единственный, кому я всегда и во всем доверяю, потому то, что я тебе расскажу, должно остаться только между нами. Пообещай мне, пожалуйста.

-Я все что угодно тебе пообещаю. Только не трави себя таким ужасом… — Смотрел на пузырек Тугодум. — Я обещаю, это будет только между нами.

-Это не ужас, это лекарство. Лекарства иногда бывают неприятными, но, они помогают. Вот и я нашел еще одно лекарство, которое поможет нам выйти из бури! Тоже неприятное, но, другого нет. Взгляни сюда. — Он подал Тугодуму свиток, скопированный с явно очень старого, с рукописями и иллюстрациями. Шрифт гоблин разобрать не мог, но, рисунок был понятен, хоть и стилизован. На свитке был изображен старинный корабль, такой формы, которые строили столетия назад. Вокруг корабля были тучи и завихрения, украшенные звездами и глазами. Следом была иллюстрация, где с корабля слетал какой-то стилизованный индивидуум и сыпал какой-то порошок в бурю. Буря рассеивалась, и корабль летел дальше, а матрос падал вниз…

-Мне не очень нравится это изображение… — Посмотрел на улыбающегося Хита Тугодум.

-Но, оно про нашу бурю. Когда я стоял у камня в сильный шторм, я смотрел в небо, и мне показалось, что оно смотрит на нас. Не только небо, вся буря смотрела на нас. Конечно, там не плавали глаза как на картинке, но, было ощущение… Такое незримое ощущение, если верить описаниям свидетелей, дают глистеры. Это глистерная буря! Они редкие, дико редкие, но, нам, видимо, «повезло». Так, как нам обычно везет… И, значит, эта буря не кажется нам живой, она на самом деле относительно живая. Глистеры питаются нашими эмоциями, и будут делать это до тех пор, пока не высосут из нас всю жизнь. Но, к счастью — есть вариант их победить, — глистеры боятся чайна. Вот тут изображено, что матрос прыгает в водоворот, рассеивает чайн так, что тот ровно распределяется по кольцам бури, и она отступает, выпуская судно! Это написано, это нарисовано, значит, это правда. И, к большому счастью, у нас есть чайн! — Хит достал из кармана мешочек из паучьего шелка, в котором блестела субстанция, похожая на песок. — Настоящий чайн с берегов реки Края, я добыл его в Санктафраксе, когда мы там были.

-Мы же почти все время были в кабинете Профессора Света…

-Вот именно — почти все время, за исключением нескольких часов в мой день рождения. Помнишь? Вот тогда я и сделал себе очень удачный подарок. Как же хорошо, что я его тогда взял, лучше подарка просто быть не может… Хоть он и не совсем подарок, конечно, если я сам себе его подарил… Теперь мы выйдем из бури! Какое счастье, что я взял этот свиток и чайн… — Он, улыбаясь, прижал свиток к груди. — Вы выйдите…

-Хит, что ты такое говоришь? Очень мрачно звучит… Ты же не думаешь про эту картину? — Заволновался гоблин. — Может, тебе порошок высыпать в бурю, и всё, и мы выйдем?

-Нет, друг мой, это невозможно. Равномерно порошок распределиться, только если, спрыгнув внутрь бури и в нужный момент, его развеять. Ни с корабля, ни с каната, ни с помощью паракрыльяв. Я все прочитал. Вот поэтому я все рассчитывал… И злился на себя, что все еще пересчитываю, а не иду делать то, что нужно…

-Нет, не вздумай, я тебя не пущу! — Тугодум взял Хита за плечи, глядя на его возбужденное лицо. На глаза гоблина выступали слезы, когда он представлял, что его друг собирается делать. — Давай я сделаю это? Я сильнее.

-Прости, Тугодум, но, это могу сделать только я. Тот, кто спрыгнет с порошком, должен быть очень легким. Я из вас самый легкий. Может, только больной капитан еще легче меня, но, с ним вариант не рассматривается в принципе. Вот поэтому я не ем и не пью ничего, кроме этих капель. Когда сниму шинель, буду идеально весить.

-Я тебя все равно не пущу. — Серьезно глядел в его глаз Тугодум. — Может, буря и сама закончится? Не надо будет себя губить…

-Она не закончится, Тугодум… Пока мы живы — не закончится. Она всех нас постепенно убьет, если кто-то один ее не остановит. Сначала умрет капитан, потом мы по очереди, потом даже птицекрысы…. И только тогда она выпустит бедный корабль с мертвецами на борту. Тугодум, подумай, разве ты хочешь видеть как это произойдет? Как умрет Прутик, как умру я, Тарп, Страшезлоб… Или, еще хуже, если мне придется увидеть как умрешь ты. Я этого точно не хочу видеть, потому я сделаю то, что делает матрос на рисунке. Прости, что я слишком боюсь, чтобы сделать это незаметно, и что рассказываю все это тебе… Но, я не хотел предавать тебя и просто сбегать, не объяснившись. — Он уткнулся головой в плечо Тугодума. — Прости, пожалуйста, братик.

-Ты тоже для меня как брат, столько лет. — Обнял его крепко Тугодум. — Помнишь, как мы вспоминали в цистерне под Нижним городом нашу первую встречу?

-Конечно помню. Как странно сводит нас всех иногда судьба. Тогда вы из Санктафракса в Нижний Город на празднование Водгисса приехали, ты был маленький, а я подросток, и в своей крутой пиратской шляпе, которую мне сшил отец шляпник.

-И ты мне дал примерить шляпу. То есть, треуголку, конечно. Это было смешно, — всхлипнул он.

-А потом мы так удачно оказались в одной команде, потом попали в шторм, потом в Санктафракс, где у тебя оказалась такая хорошая знакомая, у которой оказался чайн…