- Я вам, мужики, отвечу прямо, - откашлялся Иваныч для длительного повествования, - не удалось пока преобразованиям в данной нашей Сибири вырвать с корнем простую человеческую жизнь. Хотя элементы замешательства проглядывается, особенно хреново в смысле работы. Лес мужики хотят валить, но надобности не видно. А что еще делают в российской деревне? Там еду для вас выращивают и солдат для России рожают! А пьют у нас везде и всегда.

Иваныч не спеша закурил, печально задумался, а Фома Неверующий - Егор Гулькин хмыкнул.

- Поди ж ты, и туда эпидемия добралась. Вот, паскудство, с этой демократией...А места-то, говорят, богатейшие, лесистые...

- Местность удивительная, громаднейшая, - подтвердил Иваныч.

Мы и раньше восхищались просторами и неохватностью родной Сибири. Иваныч подтвердил, что и сама сибирская тайга - на три Италии и девять с половиной Португалий. Знатоки уверяют - на десяток Сальвадоров, чего спорить, кто знает, то знает. Родич Иваныча Борис Феофаныч Клиндухов божился, мол, ему заподлинно известно, берут португальский размер для таежных измерений. Но он вьюнош ещё молодой, божиться понятное дело, не насобачился, особой веры ему нет А с португальским размером вот чего произощло... При застое, ктоторый якобы тогда существовал, к ним в сельмаг портвейн португальский завозили. Бабам напиток приглянулся, португальцев добрым словом поминают, почему не потрафить хорошим людям - нам, мол, расстояний не жалко.

А так, как дети...Что твои чукчи, что вижу, о том и пою! Хряпнули португальского, и давай замерять всё на португальский манер.

Верка, это тамошняя продавщица в сельмаге, та вцепилась в ямайский ром, он у неё присутствовал как-то в продаже. Завезли к ноябрьским праздникам. Запал он ей в душу - в качестве масштаба предлагает Ямайку. Но это смешно, согласитесь, крохотный островок и наша тайга. Замордуешься цифры складывать, но звучит, не скрою,заманчиво: восемьдесят девять Ямаек.

В давние иванычевы годы, когда довелось проживать в незначительном возрасте в самой деревне, начальство напирало то на Францию, то на Германию, но население обиделось. Масштаб мелковат - две Франции. И путаница присутствует, если по Демократической республике считать - всего девять получается ГэДэЭРов. А по ненавистной - около четырёх, не складно выходит. Они тогда ещё и наша, и ненавистная вместе не жили. Это они позже нагло себя совместно противопоставили Сибири. И не так, мол, велика, всего три Германии. Черти!

Секретарь здешнего сельского райкома партии Фридберг на постоянном жительстве нынче в той же Германии, задолго шельма, оказывается, собирался предать идеалы. Райисполкомовский голова Клевретик Моисей Шаевич на ПМЖ на доисторической Родине, во французской какой-то Ницце дом достраивает и вычисления прежние, пускай засунут себе знамо куда. Ищь ты, хапуга затаённый, тайгу Франциями измерять, поклонник галлов нашёлся.

Леспромхоз-то, где поселковый трудились быстро загнулся, но отъезжающих еще не винили. Мужики подозревали сначала Горбачева, потом материли Борьку, но Иваныч считает неоправданно. Прикиньте сами, где Кремль, а где лесные вырубки. Вожди и не догадывались, что какие-то лесорубы кедрач пилят, пусть даже и для заморской торговли. Деятель высокого полета о планетарном значении реформ мозговать приставлен, а не о бревнах в экспортном варианте.

- Леспромхоз? Промысловое что ли хозяйство? - спросил молодой Егорка.

- Ты не путай леспромхоз и кустпромхоз. При Советах было промышленное хозяйство, это сейчас промышленности как не бывало. Осталось только кустарное и промысловое.

Иваныч отвлекся, разливая очередной гостинец по стакашкам, а военный ветеран Панас меланхолично проговорил:

- Как говаривал классик: "Мы живем, не зная собственной страны". Угадал, предсказатель, поворот событий.

Иваныч, после того как пригубили, продолжил тему упадка. Кранты подвел тамошнему леспромхозу, все к соглашению пришли единодушно, Федька Прощелыгин, завклубом, пробу уркагану ставить не куда. От лесопилки шла узкоколейка до цивилизованных мест, откуда сваленную в леспромхозе древесину грузили на баржу и везли нуждающимся народам.

Почем барыш был, какой навар имелся, такие глупости у лесовиков не в ходу были. План перевыполнялся, на зарплату не жаловались,Знамя переходящее в Красном уголке прочно обосновалось, а к праздникам всегда руководящую телеграмму на собрании зачитывали: "Приветствуем и поздравляем... Надеемся и благодарим!". Душевная оценка с самых верхов прямо говорила - работы, ребята, для вас хватит.

Но Федька-уркаган совершенный облом произвел - он тепловозик с узкоколейки для себя приватизировал. Пока мужики на делянках были, этот крутохват по городским кабинетам прополз, ваучером, не к ночи будет сказано, тряс и напирал на частную инициативу, которая позволит привести к невиданным итогам.

Когда разобрались что почем - у Федьки уже турфирма и он для иностранцев круизы по узкоколейке делает: виды тайги, конный прогулки, охотничья кухня, лес в снегу. Возражений, конечно, немного, но он, гнилушка, до леспромхоза маршрута не прокладывал. Сама-то дорога - километров триста, составчик до полпути довезёт и обратно. Туристу впечатлений за глаза, а лес-то возить не на чем стало.

Чего там лес - из деревни к очагам власти не выберешься. Пропиликай-ка на лошади триста вёрст, с каждым комаром поздороваешься. Находились смельчаки, но толком никто ничего вразумительного не сделал. Которые с руководящим составом все-таки пообщались, потом чертовщину какую-то несусветную травили: кой-чего нецелесообразно, прибыль не соответствует и какие-то инвестиции недостаточны. В общем, смысл был такой - начинайте, мол, демократический процесс.

Директор леспромхоза, мужчина уже почти в нетрудоспособном состоянии, поначалу запил от непонимания ситуации, а потом подался к охотникам, оставшегося в тайге зверя добывать. Иногда за пельменями заходит в деревню, но начальствующие настроения отбросил.

Работяги сперва на делянках еще покрутились, но за отсутствием плана и переходящих знамен суетиться прекратили. Про зарплату тоже ничего слышно не стало. Главбух Валерий Инокентьич тогда выяснил, что, мол, в стране бушует инфляция и терапия какая-то, причем, шоковая а потому зарплаты напрочь не предвидится.

Короче, на кой ляд лес валить, и так не вывезенного море, он в аккурат на дрова и пригодился. То, что с выдачей зарплаты неурядица дело хреновое, но вроде, и в других местностях денег почти не осталось.

Не сказать, что в деревне жизнь прекратилась. Коровенки пока имеются - молочко потребляем, с ружьишком в тайгу - мясо завсегда, а также грибов и ягод не меряно, рыбы в речке - не переловить. Отдельные неудобства, несомненно, происходили, но житие на бренной земле испокон веков для всех неорганизованностью отличалась. Притерпелись, самое главное - самогонка-то не переводится.

В условиях некоторой замкнутости проживания все и приключилось. С утра, в декабре, за деревней, в Сухом логу, штуковина с неба внезапно и брякнулась. Нет, сперва, дед Силантий парашют громадный в небе углядел, а после на тайгу приспособление и скатапультировалось.

Мужики лошаденок позапрягали и до лога потрусили, необычный факт разведать, что грохнулось и по какой причине. Некоторые шпионаж в событии враз углядели, Корней Афиногенов так и выразился: "Происки империализма не исчезли, вот вам факт наяву, как тамошние заокеанские поджигатели хотят всё у нас подорвать". Что намеривались империалисты подорвать в деревне, он не уточнил, наверное, пока не определился. Но про империалистов Корнею известно почти всё. В молодые годы он служил в морфлоте и ходил на крейсере почти до самого этого проклятого империализма. Просто до этих подлых гадов ему было рукой подать и Корней враз всю их сущность и понял.

Первым-то разглядеть упавшую штуковину кинулся Костян-пилорамщик, он-то точно поживиться хотел. У него страсть какая-то ко всяким гайкам и железякам. Он и тут непременно кой-чего открутить для хозяйства намеревался. Ну и остальные за ним, чтобы, значит, не в накладе, да заодно осведомиться - нет ли какой угрозы для населенного пункта.