Литмир - Электронная Библиотека

Никита возмутился:

– Значит, некому отомстить за Бориса и соратников его, безвинно убиенных?

– Есть господь, ему дано наказывать виновных, а наше дело ждать, покуда он вложит в нашу длань меч карающий. Сейчас не об этом думать надо. Приехал ты на коне Путши, а того не ведаешь, что воевода со многими вышгородскими боярцами и дружинниками в Киеве у князя Святополка гостит. Больше скажу, один из его подручников по имени Еловит поставлен за воротами и стенами Верхнего города призирать. Сегодня приходил стены осматривать, жердяй пучеглазый.

Никита сжал пальцы в кулак:

– За службу расплачивается князь Святополк с вышгородцами, за убийство Бориса. И Еловита этого я знаю, он вместе с другими воинами Путши князя Бориса и Георгия добивал, а потом срубил Угрину голову, чтобы гривну золотую с шеи снять.

– Такой пощады не знает. Я сразу приметил взгляд его волчий. Хорош будет защитник у Верхнего града.

– Воздастся ему за злодеяния. А ты-то что?

Витим расстроенно выдохнул:

– А мне показали от ворот поворот.

– Так вот почему ты смурной пришел.

– Святополку верные люди нужны, потому и убирает прежних стражей. Видимо, есть злодею кого бояться… Да и не забыл, наверное, князь, кто стерег его в темнице. В ту пору повздорил я с ним, как бы теперь та ссора мне боком не вышла.

Витим замолчал. В памяти всплыл день, когда Святополк, будучи в заточении, попросил его тайком, за мзду, передать письмо священнику-латинянину Рейнберну. Витиму приходилось видеть епископа прежде, ему этот сутулый мрачный человек со светло-серыми холодными глазами на вытянутом лице не понравился. Из разговоров было известно, что немец погубил множество людей славянского племени, проживающего у Варяжского моря, обращая их в свою веру, которую хотел утвердить и в Киеве, и по всей Руси, для чего, в угоду папе римскому, совместно со Святополком, готовил заговор против Владимира. Поговаривали, что он же подбивал Святополка против иных братьев. Междоусобица была латинянам и многим правителям Запада на руку. Им был известен принцип правителей Древнего Рима: «Разделяй и властвуй». Рассорить владетелей, натравить друг на друга славянские племена, собранные Владимиром в единую Русь, а затем, пользуясь враждой, покорить обильную людьми и богатством землю, искоренить прежние верования и обратить к Риму – было заветным желанием Рейнберна и его единомышленников-единоверцев.

Витим выполнить просьбу князя отказался. Святополк озлился, впал в бешенство, брызгая слюной, обозвал псом и холопом, хотел ударить. Дружинник руку перехватил, вывернул, припер князя лицом к стене. Святополк невысокий, но крепкий и жилистый, хотел было вывернуться, но почувствовал, что молодой противник сильнее, а потому в единоборство вступать не стал. Витим же молвил:

– Ты, князь, меня не хули и холопом не называй. Я свой род от славных словенских князей веду и предательством себя не замараю, поскольку твоему отцу слово дал верой и правдой служить.

С этими словами и отпустил туровского князя. Тот ожег стража злым взглядом болотистых глаз, пригрозил:

– Погоди, щенок, придет и мое время, тогда я тебе припомню.

Витим отогнал воспоминанья, изрек:

– Как в воду глядел Святополк. Знать бы, что немец-епископ, коему он просил письмо передать, в тот день помрет в своей темнице без причастия и исповеди, можно было бы все иначе содеять.

Никита тихо спросил:

– Опасаешься?

– Опасаюсь, но не в этом беда. Ты коня где оставил?

– У калитки.

– Эх, старику бы силы, а юнцу ума. Дом наш у дороги, а конь у Путши приметный. Гнедого в яблоках нечасто увидишь, да еще с белой отметиной на задней ноге. А ну как приметит хозяин или люди его.

– Что же делать будем?

– Вот что думаю. Самим нам против Святополка не управиться и киевлян не поднять. Надо князю Ярославу в Новгород сообщить о злодеянии. Он один имеет силу, которая Святополка сокрушить сможет. Киевский князь о том знает и не преминет избавиться от Ярослава. Сам ведаешь: двум головам на одних плечах тесно. – Витим встал из-за стола. – Пойду поговорю со знакомцами, они сегодня ночью у Градских ворот стоят, завтра Еловит и здесь своих воев приставит, тогда незаметно не проскользнешь. Как стемнеет, поеду в Предславино сельцо, княжне поведаю о том, что случилось. Уж она найдет, как брата кровного известить об опасности. Поскачу на гнедом, заодно избавимся от него, а до темноты в конюшне спрячем от глаз любопытных, пока он нам беды не принес.

Никита почесал затылок:

– А мне как быть?

– Сиди дома, раны лечи. Вернусь днем, тогда и решим, что дальше делать.

* * *

Тревога Витима по поводу коня оказалась не напрасной. Еще днем Еловит, осматривая стены и башни Верхнего города, приметил у калитки одного из дворов гнедого коня с белой отметиной на правой задней ноге. Не поленился вышгородский боярин, прошелся мимо, оглядел животину и понял, что не ошибся – это был Бирюк, конь Путши. Выведал он и о том, кто проживает в избе, о чем и доложил хозяину, вечером, после княжеского пира. Весть встревожила Путшу, его широкое красное лицо побледнело:

– Может, не он? Конь мог и другому достаться.

– Он. Я узнавал. Этот Никита с малых лет при Борисе был и на печенегов с ним пошел. На Альте тоже князя не покинул, как иные киевские дружинники, с ним в стане остался.

– Значит, выжил змееныш! Ты молвил, стрелами его изрядно поранили, не жилец он. А оно вон как вышло… От него надо избавиться, нам видок не нужен.

– Может, сейчас и наведаться? – предложил Еловит.

Путша остановил:

– Нельзя, киевлян переполошим. Прежде подумать надо, с князем посоветоваться. Главное, чтобы щенок во второй раз не улизнул.

– Не уйдет. Я двух своих людей поставил за домом присматривать. Приказал следить за всеми, кто будет в него входить и выходить.

– Что говорят?

– Молвят, жеребца твоего в конюшню завели, женщины во дворе копались, да еще Витим, двоюродник этого Никиты, два раза из дома выходил и назад возвращался.

– Куда наведывался, не проследили?

– Проглядели.

– Плохо. Ну да ладно, если Бирюк в конюшне, значит, они никуда не собираются, а ночью их никто не выпустит. – После недолгого раздумья добавил: – Людишек к темну от дома убери, как бы не спугнули отрока.

Еловит успокоил:

– Утром я своих воев у ворот поставлю, тогда этому карасю и вовсе из сетей не вырваться. Одного на башне Градской посажу, оттуда изба как на ладони.

– Вот-вот, ты ворота стереги да людей с конями и без оных там держи для слежки, надобно нам знать, кто приходил, куда и кто из избы выходил, с кем речи вел, а я, как князь проснется, к нему наведаюсь, тогда и решим, как быть дальше.

* * *

Путша ошибся, Витима из города выпустили. Радимич ушел после полуночи. Обмотал копыта коня тряпицами, чтобы не шуметь, в поводу довел до Градских ворот. Свистнул. Знакомые стражи, предупрежденные еще днем, ждали, приоткрыли одну из створок. Витим миновал перекинутый через ров мост, вскочил в седло и растворился во мраке безлунной ночи. Рассвет встречал в Предславине, во дворе княжеских дочерей.

Село на берегу реки Либедь было построено по указу Владимира более трех десятков лет назад. Здесь он повелел жить жене Рогнеде-Гориславе с детьми, а сельцо назвал в честь их старшей дочери – Предславино. Не раз и не два прошелся Витим вокруг княжьих хором, ожидая ее пробуждения. Предслава томить гостя не стала, узнав о его прибытии, велела позвать к себе. Встретила его в светелке. Витим вошел, перекрестился на икону в правом переднем углу, обратил взор налево, поклонился хозяйке. Княжна сидела у окна, на низкой резной лавке, покрытой синим ромейским аксамитом, материей на Руси редкой.

– Здравствуй, спаситель. Давно тебя не видела. Видать, все в делах да заботах. – Предслава улыбнулась, отложила пяльце, встала.

Витим невольно залюбовался княжной: высока ростом, ладна станом, глаза зеленые, как у его тетки Таисии, с поволокой, брови соболиные, русые волосы по-девичьи сплетены в тугую косу. Красавица, каких мало. Если бы не жена Надежа, то многое бы отдал, чтобы быть с княжной рядом. На эту красоту много охотников было. Засылали к ней сватов знатные женихи от чехов, угров и даже Болеслав – великий князь Польши, сватался к ней, но княжна отвергла его и всех остальных, а отец Владимир принуждать не стал. Горда Предслава, вся в мать Рогнеду. Было время, когда своенравная дочь полоцкого владетеля Рогволода отказала новгородскому князю Владимиру, робичичу по матери, за что тот захватил Полоцк, изнасиловал княжну на глазах отца и двух братьев, а затем убил их, после чего сделал ее своей женой. Рогнеда долго не могла простить Владимиру смерти близких и даже пыталась его убить, за что князь хотел зарубить ее мечом, и если бы не малолетний первенец Изяслав, вставший на защиту матери, то не быть ей живой. Владимир сохранил княгине жизнь, но вскоре к ней охладел и заимел новую жену, сестру ромейских императоров Анну. Не хотел Витим, чтобы Предслава повторила судьбу матери. Ей бы мужа достойного, засиделась княжна в невестах, уж за тридцать годков шагнула.

7
{"b":"607411","o":1}