– То-то я смотрю он такой сообразительный. Вот ведь, монтажкой по голове и даже в уме не повредился, Бразилию и килт знает.

– Ну ты сильно-то не иронизируй, он и до монтажки не очень-то был по части мозгов. Зато человек хороший…

– Ну да, ну да, главное не ты в человеке, а человек в тебе.

Колян открыл глаза. Рядом раздавались голоса. Он прислушался – голоса были знакомыми, неизвестно чьими, но он точно знал, что знакомыми. Колян попытался понять, где находится и чьи это голоса. Но попытка оказалась неудачной. В сущности попытка дала свой результат, но скорее отрицательный. Колян к своему изумлению вдруг понял, что он никого и не помнил. Вообще никого, кроме двух странных персонажей, Буратино и Терминатора. Но ясно, что говорившие ими не являлись, поскольку один был деревянный, другой железный, а неизвестные собеседники были, судя по всему, обыкновенными людьми. Почему он помнил этих двух персонажей, Колян не знал. В голове явственно ощущалась свистящая пустота. Все это настораживало. Единственное, в чем Колян без труда разобрался, было то, что он едет в машине, лежит на заднем сиденье, а обладатели подозрительных голосов находятся спереди.

– Слышь, а я кажись врубился в теорию относительности.

– Да неужели, как в анекдоте или что-то свое изобрел? Ее, так между делом, и физики с учеными степенями не до конца понимают.

– Причем здесь физики, дело-то на зоне было…

– А, ну да, я и забыл…

– Объясняю как по-проще, на примере. Ты сидишь на правом сиденьи, я на левом, но вместе мы едем, то есть все в мире относительно, ты можешь сидеть, стоять, лежать, но в реале ты едешь. Врубился?

– Неа, не дошло до меня, в чем открытие Америки, даже через форточку. Вот такой я видимо убогий, я уж про несчастных, видимо сильно ошибавшихся физиков молчу…

– То есть, они лежат, ходят, но относительно всей тюрьмы они сидят…

– Погоди, погоди, это выходит, что мы как бы сидим, но относительно машины едем?.. Сам-то понял, что сказал…

– А, ну да, путаница. Тормозул. Получается, это они относительно тюрьмы ходят, лежат, а относительно остального мира, выходит, сидят. Значит, относительно машины мы сидим, а относительно улицы едем.

– Погоди, если базарить как ты, то получается, типа эти фраера сидят только относительно всего того, что находится за пределами тюрьмы, но относительно самой тюрьмы они не сидят, за исключением сидения на шконке, то есть они типа свободны. Да тебе, братец, Нобелевскую премию пора давать, заслужил, ей богу заслужил, утер-таки нос пресловутым физикам. Конечно, относительно физики твоя теория более чем своеобразна, но масштабы, куда там Энштейну со своей пространственно-временной связью. Это ж надо, стольких сидельцев в один момент освободил. Тебе памятник нерукотворный пора ставить. Не, реально, пока я на свободе, те, кто в зоне – относительно меня сидят, потому я туда и не хочу попадать, но как только я туда попаду, то относительно зоны буду делать что угодно, ну в пределах распорядка конечно, но только не сидеть, исключая шконку, значит буду свободным… Не, реально открытие мирового масштаба…

– Не, погоди, что-то не так, чувствую, где-то есть подвох. Это мусорской расклад, братве мозги замочалить. Якобы, добро пожаловать в наши стены, чувствуйте себя здесь абсолютно свободными… Хрень какая-то…

– И че, так быстро сдаешься, отказываешься от гениальной идеи, сдался под напором обстоятельств…Да, не первопроходчик ты, Була, не первооткрыватель, лаборант ты, Була, испугавшийся собственной идеи и отдавший предпочтение пробиркам, так спокойней, так уютней, а то не дай бог что откроешь такое мусорское…

– Ладно, кончай грузить. Звони лучше Хмелю.

– Так это не я начал. Хотя теперь понимаю, почему мои предки скорбят по счастливому советскому прошлому, ведь относительно своей страны они были свободны…Да, реально открытие мирового масштаба, теория относительности свободы… И в нынешних реалиях применима, оказывается дело в том, относительно чего мы свободны…

Колян лежал не шелохнувшись, пытаясь вникнуть в новый вдруг открывшийся для него мир. Новый мир встречал его загадками. Из всего вышесказанного он понял только одно, пока он в машине – он свободен, но как только он выйдет, тут-то для него и откроется вся жестокость этого мира, тут-то он и поймет, что машина была тюрьмой, и что тебя, возможно, окружают множество разных по-своему тюрем, он поймет, насколько беспощаден этот новый для него мир. Коляну стало не по себе и ему даже расхотелось прояснять ситуацию, выходить из машины и понимать, где он, кто он и почему он.

– Алло… Хмель…ага, телка у нас…куда…к Сержанту…о'кей…

– Че сказал?

– К Сержанту на хату, щас позвоню ему, пусть встречает, – Шпала набрал номер. – Чет трубку не берет…

– Слышь, Шпала, я вот че подумал, сейчас есть бедные и богатые, и если разобраться, то никакой справедливости в натуре…

– Ну и че?

– Мы вот телку сегодня похитили, бабла срубим, ее может мочканем, ну это ее проблемы. Я вот про че, мы бабки поимеем, значит как бы обогатимся. Но обогатившись, мы несправедливость не исправим. А значит, какой-нибудь урод в будущем и нас может мочкануть…

– Слышь, ты, Робин Гад, ты че сегодня несправедливость исправлял. И откуда такие пошлые мысли, если ты про идеалогию "грабь награбленное", ну типа богатого буратину на бабло опустить не впадлу и даже почетно, то сам вникни в абсурдность вопроса, кто в свое время ничего не награбил является нищим, а грабить нищего – это полный критинизм и патология.

– Ладно, магнитофон лучше включу, а то какая-то хрень в голову лезет. Еще и Колян в отключке, так бы че про Бразилию может рассказал, сильно все-таки видимо я его саданул…

– Как бы он теперь всегда про Бразилию не стал говорить, про одну только Бразилию и навсегда…

Була включил DVD-проигрыватель, голос из динамика межшансонно-эстрадного тембра пропел: "…А когда мне становится плохо, я включаю свой отбойный молоток и долблю им нежное женское лоно…"

– Мы один раз одному педику в очко долото забили, – безразличным голосом сообщил Була. – Это когда я еще с гопотой тусовался. Прикинь, кажись он даже балдел.

– Это ты к чему? – спросил Шпала. – Гордость за свое удалое гопстоповское прошлое.

– Мы тогда всех гоняли, эмо там, этих еще размалеваных, во вспомнил, готы, – проигнорировал вопрос подельника Була. – Ниче так, весело было.

– Так зачем бросил столь веселое занятие.

– Да ну его, прибыли совсем никакой, телефон отожмешь, тут же пробухаешь…

– Ну да, ну да, алкоголизмом попахивает.

Колян понимал отдельные фразы разговора, но суть и смысл сказанного впереди сидящими людьми до него не доходили. Он решил, что настал момент прояснить ситуацию, так можно до бесконечности пребывать в межпространственном состоянии без малейших перспектив к пониманию процессов, происходящих вокруг него. Пришла пора легализоваться. Непонятное слово пришло в голову само-собой, что обозначало, он не знал, но был уверен, что ему именно надо легализоваться. Он приподнялся, положил Буле руку на плечо и сказал:

– Где я?

Була подпрыгнул и ударился головой о крышу салона автомобиля, одновременно резко нажав на тормоз. Машина съехала на обочину. Шпала вздрогнул и медленно повернул голову, будто ожидая увидеть сзади как минимум персонажа фильма ужасов.

– Ты че, блин, пугаешь, – едва сдерживая матерки, сказал он.

– Я не пугаю, я просто хочу знать, где я? – пробасил Колян.

– В машине, – съязвил Шпала, – железной, на колесиках.

– Это я понял. Куда едем и кто вы? – Колян замялся, но собравшись с духом решился: – И кто я?

Оба бандита разом оторопело посмотрели на товарища, открыв рты, они молча пожирали глазами фигуру, лицо, а главное уста своего подельника, произнесшие загадочную фразу. Первым пришел в себя Була:

– Ты че мозги нам выносишь? – покусывая губы, немного задумчиво и неуверенно сказал он.

– Ни че я не выношу, – мрачно ответил Колян, предчувствия становились все хуже.