-- Тириэль, Тириэль, защити меня! Умоляю, спаси меня и отведи домой! Вспомни, как на этом самом месте ты клялся, что желаешь мне только добра!
Но не успел Тириэль ответить, как Ойнир, ни говоря ни слова, ударил ее мечом прямо в сердце, и она упала с душераздирающим воплем. Тут разум Тириэля помутился от любви и скорби. Что-то крича, заливаясь слезами, он бросился к Лойсинн, проклиная Ойнира.
-- Опомнись! -- крикнул Ойнир. -- Посмотри на нее!
Тириэль взглянул и отпрянул -- там, где должно было лежать тело Лойсинн, были только клочья серого савана. В эти мгновенья скорби, муки и ужаса смоляные кудри Тириэля стали снежно-белыми.
Когда Тириэль понял, кем была Лойсинн, он со стоном рухнул на землю и залился слезами. Ойнир подошел к нему, обнял за плечи и принялся утешать:
-- Ну полно, полно! Все уже кончилось. Обмануться может каждый, а она обманула бы кого угодно.
-- Что все это значит? -- сквозь рыдания спросил Тириэль. -- Умоляю, объясни мне, иначе я сойду с ума!
-- Это место, -- помолчав, заговорил Ойнир, -- называется Черная Роща. Она почти так же древна, как Священная, но ее история совсем иная. Когда-то некроманты приносили здесь, на этом алтаре, -- он указал на черный камень, -- человеческие жертвы. И та, которую ты знаешь как Лойсинн, была одной из них. Она была очень могущественна и искусна в черной магии. Голос у нее уже тогда был прекрасный, и она задумала с его помощью сделать страшное дело. Она научилась делать песни орудием смерти, и так вербовать для себя души новых слуг. Не одно столетие она, давно мертвая как человек, но все еще живая, совершенствовалась в этом черном искусстве. И когда она достигла в нем высот, она решила, что пришло ее время. Ей нужен был помощник, и она выбрала тебя, зная, как дорого для тебя искусное пение. Она явилась тебе и обольстила своим чудесным голосом и невинным видом. Ты сделал как раз то, что ей было нужно -- отвел ее к людям. Первой ее жертвой пал князь Эймрата. Но люди чувствуют злую силу, потому они и стали избегать ее. А ты, ослепленный, еще осуждал их!
-- О, если б я знал! -- воскликнул Тириэль. -- Вина моя так велика, что я не знаю, смогу ли заслужить прощение!
-- Ты повинен только в неосторожности и слепоте, -- мягко сказал Ойнир. -- Успокойся, теперь она мертва навсегда, и опасности для людей больше нет. А прощение ты уже заслужил, помогая мне сегодня. Я прощаю тебя.
Тириэль удивленно смотрел на благородное лицо Ойнира, словно светящееся собственным мягким светом. Теперь он был совершенно уверен, что перед ним -нечто большее, чем человек.
-- Кто ты, господин? -- спросил он тихо.
-- Я? -- переспросил Ойнир с легкой улыбкой. -- Ну ладно, скажу. Я -Небесный Певец.
Тогда Тириэль пал перед ним на колени и снова стал молить о прощении.
-- Но я же уже простил тебя, -- сказал Небесный Певец, ласково поднимая его. -- Мало того -- я обещал тебе награду за пение, и не забыл об этом. Я дарю тебе золотые струны для лютни, услышав которые люди будут смеяться и плакать. Теперь мне пора, я ухожу. А ты помни сегодняшний урок и не давай больше нечестивых клятв.
И, произнеся эти слова, Небесный Певец растаял в воздухе. Тириэль взглянул -- синий меч в его руке превратился в благоухающую фиалку.
С тех пор, как не стало Лойсинн, Тириэля покинули все беды. Люди вновь стали звать его на праздники, князь вернул свою милость. Золотые струны на его лютне звенели так нежно, что люди смеялись и плакали. Но взглянув на седые волосы и печальные глаза Тириэля люди думали, что ничто в этом мире не дается даром.
История о маленьком брауни и Рыжем Патрике
Темной осенней ночью банши сидела на каменной стене и рыдала. Звук ее плача, не похожий ни на что на свете, был тоскливее волчьего воя и протяжнее криков полуночной птицы. "Муж мой, о муж мой!" -- стенала банши, оплакивая неведомого покойника. Некому было услышать ее причитания -- в усадьбе все крепко спали, не зная, что Смерть стоит на пороге.
Маленький брауни услышал плач банши еще издали. Он, как всегда, собирался пойти в усадьбу, чтобы помочь людям по хозяйству, и уже предвкушал вкусный ужин, оставленный для него на крыльце -- чашку свежих сливок, а может, и медовый коржик. Но, едва он заметил тень на стене и услышал горькие рыдания, бедняга почувствовал, как могильный холод пробрал его до самых костей. Он остановился в нерешительности, а потом начал медленно и тихо подкрадываться к банши, ступая неслышно на своих лягушачьих лапах. Подойдя совсем близко, он вгляделся повнимательнее в фигуру, кутавшуюся в серый плащ -- да, это была банши, ее длинные, багрово-рыжие волосы вились по ветру, словно языки пламени. Брауни почтительно прокашлялся и сказал:
-- О банши, я знаю, это не мое дело, но скажи мне, кого ты оплакиваешь этой ночью?
Резко повернувшись, банши в упор взглянула на брауни, пронзив его взглядом мертвых глаз. Ее бледное, безжизненное девичье лицо казалось белее белого платья. Смерив бедного брауни ледяным взглядом, от которого он почувствовал себя совсем маленьким и беззащитным, банши заговорила тихим глухим голосом:
-- А, так это маленький брауни осмелился заговорить со мной? С чего это тебя занимают людские дела? Ну да, ты так давно живешь с людьми бок о бок, что стал беспокоиться о них, словно они тебе родные. Что же, почему бы не сказать тебе, над кем Смерть уже занесла свою косу? Завтра умрет Рыжий Патрик: по дороге на ярмарку он упадет с лошади и сломает себе шею.
Брауни испуганно ахнул:
-- Как! Мой хозяин! Такой добрый, такой щедрый! Но почему? О, банши, скажи, что ты пошутила!
-- Я не умею шутить, -- ответил ему жуткий голос. -- Если я говорю, что Рыжий Патрик умрет -- значит, он умрет.
И банши отвернулась от брауни, словно ей больше нечего было ему сказать.
Маленький брауни вовсе не отличался храбростью. Но сейчас, при мысли, что его дорогому хозяину грозит смерть, он совсем забыл, как опасна банши, и гневно закричал:
-- Но почему ты хочешь смерти хозяина?! Что он тебе сделал? Я не позволю тебе убить его! Убирайся прочь!
Он хотел было еще что-то добавить, но тут банши соскользнула со стены и оказалась прямо перед ним. Внезапно она стала ростом с высокое дерево, протянула руку и двумя пальцами схватила брауни за шкирку. Но, только тот подумал, что ему настал конец, как банши опустила его на землю и уменьшилась до прежних размеров. Вновь накинув соскользнувший плащ она сказала:
-- Ты глупец и ведешь себя нагло, но мне жаль тебя. Ты один из нас, хоть и печешься о людях больше, чем следует. Напрасно ты обвиняешь меня в том, что я хочу смерти Рыжего Патрика -- мне нет никакого дела ни до него, ни до других людей. Не могу сказать, чтобы я любила их, как ты, но и смерти им не желаю. И убивать я никого не собираюсь. Я -- не Смерть, а всего лишь ее глашатай. Мой долг -- возвестить о ее приближении. Все остальное меня не касается.
-- Прости меня, банши, -- сказал все еще дрожащий брауни, -- я так расстроился... Теперь я понимаю, что несправедливо обвинял тебя. Но скажи, неужели нет никакого средства обмануть Смерть и не отдать ей моего хозяина?
-- Обмануть Смерть? -- хоть банши и уверяла, что не умеет шутить, но сейчас ее голос звучал с издевкой. -- Ты, жалкий лягушонок, хочешь обмануть Смерть? И ты ждешь, чтоб я помогла тебе ради какого-то червяка, которого ты зовешь своим хозяином? О, нет, Смерть нельзя обмануть. Все уже взвешено на весах Вечного, и изменить ничего нельзя. Поэтому предоставь Рыжего Патрика его судьбе, а сам займись своими делами и не мешай мне заниматься моими.
И банши, давая понять, что разговор окончен, медленно взлетела на стену и ее леденящие сердце вопли раздались вновь.
Маленький брауни смущенно потоптался на месте, но, смекнув, что больше банши все равно ничего не скажет, тяжело вздохнул и поплелся к усадьбе. Он машинально подошел к крыльцу, как делал это каждый вечер, и увидел приготовленную для него чашку сливок. Рядом лежал аппетитный медовый коржик. Тут брауни не выдержал: рухнув на ступеньки он закрыл огромными лапами свое сморщенное личико и заплакал.
