С тех пор, как Дельгадо сыграл с ним эту шутку, он еще сильнее стал бояться последствий.

Телефон зазвонил. Он взял трубку.

— Роджер?

— Мне очень жаль, мистер Дуглас, но по указанному номеру к телефону никто не подходит.

— Лжец!

Мюррей посмотрел на наручные часы.

Четверть одиннадцатого. Нет, совершенно невозможно, чтобы Роджера в это время не было дома. Мюррей знал, что ему нужны неопровержимые доказательства, прежде чем он сочтет, что ему нарочно строят препятствия.

— Все в порядке, большое спасибо, — невыразительно ответил он и положил трубку.

Что теперь? Нужно ли ему писать письмо? Письмо, конечно, придет только в понедельник. Нет, лучше попытается позвонить по телефону второй раз. Роджер не любит рано вставать. Мюррей позвонит ему около часу, ему нужно будет…

Кто–то постучал в дверь. Мюррей замер, и его голос против его воли прозвучал хрипло, когда он спросил:

— Кто там?

17

Дверь открылась. На пороге стояла Хитер. На ней были брюки и белая нейлоновая куртка. Она выглядела необычно молодой, потому что отказалась от косметики.

— Мюррей, я не помешала? — спросила она.

— Ради бога, нет. Входите же!

Он только надеялся, что его голос не выдал его явное облегчение.

Она закрыла за собой дверь и посмотрела на Мюррея.

— Я хотела бы попросить у вас совета, — сказала она. — Я доверяю вам, и я должна с кем–то поговорить.

"Ну вот, — разочарованно подумал Мюррей, — мне только 32 года, но ко мне уже пришла девушка, чтобы спросить у меня совета".

Однако, он ничем не выдал этих мыслей, предложив Хитер сесть в кресло и загасив свою сигарету.

Она села, подняв колени, обхватив их руками, и заговорила с искусственной непринужденностью, словно хотела избежать говорить о своих собственных проблемах.

— Ну, сегодня все прошло много лучше, не так ли? Я могу себе представить, какое вы от этого получили облегчение.

— В противоположность вам.

Мюррей раскрыл свой портсигар, предложил Хитер сигарету и зажег зажигалку.

Когда она нагнулась, чтобы зажечь сигарету, ей, казалось, стало ясно, что только что сказал Мюррей. Она выпрямилась.

— Что вы подразумеваете под этим? — спросила она.

Она бросила на него неуверенный взгляд.

— На многое. Это только по–человечески, что вы при новом начале надеялись получить шанс, вместо того, чтобы все время сидеть в последнем раду или помогать Герри.

— Это ужасно, когда вы об этом говорите, — призналась Хитер после паузы. — Мне очень жаль, если у вас сложилось такое впечатление.

— Разве это не часть проблемы, о которой вы хотели поговорить со мной? — осведомился Мюррей.

— О! Да, вы, собственно, правы.

Хитер не посмотрела ему в лицо. Вместо этого она рассматривала повернутый телевизор, словно ей хотелось спросить, почему его матовый экран повернут к стене.

— Я просто не знаю, что мне делать, Мюррей. Я здесь пятое колесо в телеге. Сначала это было неважно. Я думала… Ну, для меня это счастье, что здесь, хотя мне и не дали никакой роли, но не отправили обратно в Лондон. Все же жалование в два раза выше, чем в Саутгемптоне, и я учусь, наблюдая Дельгадо в работе, а так же Сэма Близзарда и вас. Но мой первоначальный оптимизм давно уже иссяк. Все это дело кажется мне таким хорошо спланированным.

Мюррей уставился на нее.

— Что все это должно значить? Почему вы так решили?

— Я сама этого точно не знаю.

Она беспомощно пожала плечами.

— Мне только показалось, что Сэм заботится обо мне. Я думаю, он нанял меня и платит мне не из чистого человеколюбия, потому что до сих пор он мне ничего не сказал и не разу не поругал меня, когда я вела себя не слишком хорошо. Вы единственный, кто хоть как–то со мной говорит. Больше никто не обращает на меня внимания. Конечно, Ида…

Она не стала продолжать. Прежде, чем он смог что–нибудь сказать, лицо ее сморщилось, и она затянулась сигаретой.

— Я в последнее время слишком много курю, — сказала она. — В горле у меня совершенно пересохло. Не найдется ли у вас стакана воды?

— Конечно.

Мюррей встал. Когда он подошел к раковине, он кое о чем вспомнил и открыл шкафчик. Жестянки с фруктовыми соками все еще стояли там. Он взял одну из них и показал Хитер.

— Может быть, лучше немного сока? Я его еще не пил.

Она кивнула, словно ей было бы безразлично, что он ей дает. Мюррей пробил отверстие в жестянке перочинным ножом.

— Вы хотели мне что–то сказать, — сказал он.

Он достал стакан и протянул ей его.

— Спасибо.

Хитер одним глотком опустошила стакан апельсинового сока и опустилась в кресло.

— Верно, я хотела кое–что сказать. Ну, я думала, что вы сможете мне помочь, потому что вы были так милы со мной и потому что вы больше… О, это звучит смешно, но я просто не могу выразиться по другому. Вы проявили больше инициативы, чем все остальные. Мне кажется, что все остальные, кроме вас, так пассивны, так безразличны ко всему. Этого я никак не ожидала. Вы понимаете, что я имею в виду? Они работают весь день, почти весь вечер болтают друг с другом, а потом честно отправляются в постель. И это все. У меня такое чувство, что я никогда никого из них по–настоящему не узнала. Мне кажется, что они интересуются общей работой, и это их единственный интерес. Вы побывали везде, вы обнаружили магнитофоны в кроватях, вы задаете неудобные вопросы. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Хитер не стала продолжать, но ее вопросительный взгляд сказал ему, что она боится.

— Я очень хорошо понимаю вас, горячо заверил ее Мюррей. продолжайте, пожалуйста.

Она отставила пустой стакан.

— Знаете, что? С тех пор, как вы показали мне эту странную штуку под моей кроватью, я все время беспокоюсь. Всем остальным это, кажется, совершенно безразлично. Они начинают скучать, когда с ними заговоришь об этом, не так ли? Но я каждый вечер перерезаю тонкую проволоку, идущую от матраса к магнитофону своими маникюрными ножницами.

Хитер усмехнулась.

— Разве это не сумасшествие? Но я не хочу, чтобы аппарат всю ночь работал под моей подушкой. А как вы?

— Теперь я подумаю.

Мюррей наморщил лоб и уставился на стену перед собой, чтобы Хитер не видела, что она высказала то, что он подсознательно уже счел самым важным.

— Я делаю даже больше. Я каждый вечер вытягиваю проволоку из матраса и выбрасываю ее. Она всегда появляется снова, но, должно быть, установить ее довольно сложно. Я делаю это вообще–то вот почему. В конце концов Дельгадо должен потерять терпение и сказать мне, для чего все это сделано.

— Итак, вы думаете, что он солгал, когда утверждал, что эти приборы он использует для…

Она попыталась подыскать нужное слово.

— Гипнопедии? Конечно, он солгал. Даже Лестер был того же мнения, когда я показал ему эту штуку. Но он не захотел принимать все это всерьез. По его мнению, Дельгадо занимается здесь какой–то псевдонаучной чепухой.

Хитер провела языком по губам.

— Можно мне выпить еще апельсинового сока? Я все еще хочу пить.

— Конечно.

Мюррей с готовностью поднялся, открыл вторую жестянку и поставил возле нее.

— А повернутый телевизор тоже имеет какую–нибудь связь с Дельгадо? осведомилась Хитер.

— Вы попали в самую точку, — сухо сказал Мюррей. — Лестер обнаружил, что в аппарате находятся какие–то добавочные детали. Он постоянно включен и никогда не выключается. У меня странное чувство, что за нами все время наблюдают. Поэтому…

Он наморщил лицо и пожал плечами.

— Да, я знаю, что вы имеете в виду.

Хитер серьезно посмотрела на него.

— Но зачем? Что все это значит? Почему остальных это нисколько не заботит?

— Не имею никакого представления, — ответил мюррей. — Я знаю только, что Дельгадо беспокоится о всех этих вещах, вместо того, чтобы действительно беспокоиться о нашей работе.

Он сделал паузу.

— Впрочем, о чем же вы хотели меня спросить? Это связано с этим?

— Нет.