Мюррей внезапно почувствовал, что он по горло сыт этими объяснениями, которые распространял его агент.
— Чушь! — возразил он. — Я не был болен — я был в санатории, чтобы меня вылечили, прежде чем я сопьюсь до смерти!
Хики открыл рот, словно хотел что–то сказать. Но он промолчал и снова занялся своими бумагами.
— Мне очень жаль, мистер Дуглас. Я не хотел быть таким любопытным.
— Все хорошо, — Мюррей достал из кармана пачку сигарет; здесь никто не обращал внимания на табличку "не курить", висевшую на всех стенах. Сигарету?
— Нет, большое спасибо, Сэр. Мне хотелось бы отвыкнуть от курения. Хики попытался улыбнуться, но только крякнул. — Ах! Вот идет Билл, чтобы доложить, что ваш автомобиль готов. — Он прошел мимо Мюррея к двери.
Билл, огромный латиноамериканец, в коричневом комбинезоне крикнул:
— "Даймлер" готов, мистер Хики! Я даже заполнил рабочий листок, чтобы можно было выписать счет.
— Хорошо, — сказал Хики. — Нам больше не хочется задерживать вас слишком долго, мистер Дуглас.
— Машина в порядке? — спросил Мюррей.
— "Даймлер", босс? — Билл повернулся к нему. — Извините, что я это говорю, но вы не уделяйте должного внимания своему автомобилю, Сэр.
— Это было раньше, — пробормотал Мюррей. — Раньше я сам себе не уделял должного внимания.
— Да, босс? — Билл бросил на него вопросительный взгляд. — Я этого не понимаю.
— Ничего не надо понимать. — Мюррей достал свой кошелек. — Сколько я должен вам за хранение моего автомобиля, Том?
Когда Мюррей, наконец, снова сел за руль и услышал равномерное гудение работающего восьмицилиндрового мотора под капотом, он даже забыл, что Хики не попрощался с ним. Мюррей медленно ехал по Вест Вид к См. Мартин Лейн и к ресторану "ПРОСЦЕНИУМ".
Но там тоже кое–что изменилось. Мюррей наткнулся на неизвестную ему до сих пор улицу с односторонним движением, а по сторонам улицы повсюду стояли внезапно появившиеся парковые часы. После того как он сжег много бензина и добрых полчаса напрасно провел в поисках места для стоянки на переполненных сторонах улицы, его снова охватило настроение, которое охватывало его уже много раз за последние месяцы. Что ему вообще нужно было в "ПРОСЦЕНИУМЕ"? Вся эта совокупность была лишь театральным духом. Затем возглас:
— Мюррей снова здесь!
Какой ответ дать? Может быть высоко поднять брови и ответить:
— Ну и что?
ЕЩЕ РАЗ ПРОКЛЯТЬЕ, НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО, Я ДОЛЖЕН ВЫСТОЯТЬ. Я УЖЕ ДАВНО В ОДИНОЧКУ ПРЕОДОЛЕВАЮ ПРЕПЯТСТВИЯ НА СВОЕМ ПУТИ.
Наконец, он нашел место для стоянки и в скверном расположении духа направился к ресторану.
Эмиль, главный кельнер, снова узнал его, но даже профессиональная улыбка не смогла скрыть шока, когда он увидел изменения, происшедшие с Мюрреем в течение этого года. У него были еще и другие основания чувствовать себя неуютно.
— Мне действительно очень жаль, мистер Дуглас, — тут же сказал Эмиль, — но вы заказали столик на час, не так ли? Когда вы не приехали к половине второго, я вынужден был… — он многозначительно махнул рукой, заканчивая свое объяснение.
ОН ОБРАЩАЕТСЯ СО МНОЙ ТАК, ПОТОМУ ЧТО Я ПОТЕРПЕЛ КРАХ. НО РАНЬШЕ ОНИ НЕ ПОКАЗЫВАЛИ ЭТОГО. ОН ВООБРАЖАЕТ СЕБЕ, ЧТО Я ГОТОВ…
Несмотря на это, Мюррей вынудил себя улыбнуться.
— Я затратил полчаса на поиски места для стоянки, — сказал он. — Мне очень жаль, что из–за этого у вас возникли трудности, Эмиль. Найдется ли для меня где–нибудь другое местечко?
— Ах… у нас есть только один свободный столик, мистер Дуглас, Эмиль указал назад. — Франсуа, пожалуйста, отведите мистера Дугласа за столик. Франсуа займется вами. Да, мистер Кромби, я сейчас приду к вам.
Вопросительные взгляды ("Я, конечно, учитывал все это и знаю, кто он, но…") следовали за ним по всему ресторану. Он не знал ни одного из гостей, которые смотрели на него; само собой разумеется, здесь присутствовали несколько человек, которых он знал, но он был рад, что все его былые друзья были заняты другими делами и не обращали на него никакого внимания. Стол, к которому его подвели, к счастью, был полускрыт за плющом, оплетающим разделительную стену. За соседним столиком стоящим в ниже, сидели двое мужчин, голоса которых Мюррей тотчас же узнал: Пат Барнетт, журналист и театральный критик из "Газетт" и Ральф Хестон—Вуд из театральной газеты "Актинг".
Оба они не заметили, как Мюррей прошел за свой столик. Они как раз дискутировали о репетиции, на которой они только что были. Мюррей с интересом прислушался к их разговору и пытался мысленно перенестись в прошлое.
О боже, сколько всего он пропустил! Почему он был так неразумен и появился здесь один, вместо того, чтобы вызвать своего агента. Роджер охотно пошел бы с ним сюда…
НЕТ, ВЕРОЯТНО, И Я СОВЕРШЕННО БЕСЦЕЛЬНО ОБМАНЫВАЮ САМОГО СЕБЯ. ОН, КОНЕЧНО, УЖЕ ДОСТАТОЧНО НАТЕРПЕЛСЯ ОТ МЕНЯ; Я БЕСКОНЕЧНО НАКАЧИВАЛ ЕГО, ОБРЕМЕНЯЛ ЕГО И ИГРАЛ У НЕГО НА НЕРВАХ.
С тех пор, как он покинул санаторий, с тех пор как он стал ждать и надеяться там, где не было надежды, Мюррей Дуглас, всем известный Мюррей Дуглас значительно познакомился с самим собой.
И МЮРРЕЙ ДУГЛАС МНЕ НЕ ОСОБЕННО СИМПАТИЧЕН.
Он поучал меня с воодушевлением только что освободившегося заключенного (и ужасные быстро приготовленные закуски были такими же, как и в тюрьме) и решил заказать голубую форель.
— Какое вино мне принести вам? — спросил старший официант.
— Никакого, — коротко ответил Мюррей… я выпью апельсинового сока.
Он зажег сигарету и откинулся на спинку кресла.
Оба критика за соседним столиком сменили тему. Мюррей сначала едва прислушивался к ним, но когда он понял, о чем они говорили, он навострил уши.
— Чего вы ждете от этого Дельгадо? Ральф — вы же знаете, что это тот аргентинец, которого зацепил Близзард?
— О, этот человек не так плох, это установлено точно, — ответил Хестон—Вуд. — Вы не видели как он встал на ноги а Париже вместе с Жан—Полем Гаррижо? Насколько я помню, это называлось "Три раза в раз".
— Нет, я этого не видел, но сообщения об этом от меня тоже не ускользнули, — хрюкнул Барнетт.
Хестон—Вуд рассмеялся.
— Да, я знаю, что вы написали о "Знакомствах".
— Послушайте, Ральф, что собственно значит вся эта чушь? осведомился Барнетт. — Театральная пьеса есть театральная пьеса и существует автор, который ее написал. Но, насколько я слышал, речь здесь идет не о театральной пьесе. Существует про южноамериканец, который будто бы является серьезным авангардистом, он позаботился о том, чтобы перетянуть на свою сторону Близзарда и других финансистов и повсюду собирает бездельников, бывших знаменитостей и уволенных по сокращению штатов актеров из различных закоулков, потому что не один разумный человек не согласится с этой бессмыслицей.
Мюррей почувствовал, как по его лбу покатился пот.
— Пат, иногда вы действительно преувеличиваете с этим вашим театром для Расс. Вы еще никогда сами не видели работу Дельгадо, но, несмотря на это хулите ее, — Хестон—Вуд отпил глоток вина. — Пьеса с Гаррижо в главной роли была для меня самым великим театральным чудом со времен Года.
— И, несмотря на это, она не имела успеха, — констатировал Барнетт.
— Верно. Ну, в конце–концов, Гаррижо покончил самоубийством.
— Да, но почему пьесу после этого больше не ставили? Почему ему не подобрали замену?
— Потому что пьеса была написана для определенного актера. Замена все разрушила бы. Эта идея — уже кое–что для нас. Только вы не хотите ничего признавать.
— Ну, ну, я не знаю. Несколько лет назад здесь был Сароян, вы его еще помните? Он делал что–то подобное в Мировом Театре, но что из этого вышло? Бессмыслица! — Барнетт налил себе стакан вина. — Поставили актеров на сцену, дали им несколько предложений, развили общую работу в диалогах и назвали результаты этого пьесой для сцены. Но как из этого мог получится шедевр, если все это было сделано второклассными людьми? Я не могу в это поверить, Ральф. Лучшим из актеров все еще является Мюррей Дуглас и вы, так же, как и я, хорошо знаете, что в Лондоне не существует ни одного постановщика, который принял бы к себе этого старого пьяницу. У него никогда не было большого таланта — только красивое лицо.
