— Это Миг, — шепнул Браун.
Судье, маленькому сморщенному старикашке, может быть, и не было ста лет, как утверждал Браун, но определенно давно перевалило за восемьдесят. Молоточек, который он держал в скрюченной, высохшей руке, казался для него невероятно тяжелым. Голос судьи звучал пронзительно пискливо. Смысл его слов в общих чертах я понял.
— …Невозможно признать доказательства, выдвинутые в обвинительном акте, — заявил он. — Налицо личная вражда и политические соображения самого низкого свойства. Вот уже тридцать лет я веду дела в различных судах, но никогда еще мне никто не осмелился представить на рассмотрение такой вздор. Естественно, я считаю своим долгом поставить вопрос о поведении адвоката Домингеса на заседании коллегии адвокатов. Я с нетерпением жду дня — а он уже не за горами, — когда лица, ответственные за бесчестный выпад против человека столь безупречной репутации, — поклон в сторону Герреро, — будут выметены как сор. Мне остается лишь объявить официальный приговор: господин Герреро невиновен. Заседание закончено.
Удар молоточка как бы послужил сигналом для Сэма Фрэнсиса, вскочив, он стал выкрикивать по–английски, вероятно забыв в пылу страстей свой родной язык.
— Это невозможно! Беспринципный старый маразматик! Ты только…
Снова раздался стук молоточка, потонувший в гудении зала. Судья дал знак секретарю открыть дверь и удалился.
— Пошли отсюда, — сказал Браун немного погодя. — Мне стыдно смотреть Мигу в глаза. Его сейчас оклеветали, опорочили, нанесли урон его профессиональной репутации. Нравится вам эта страна, Хаклют? Я нахожу ее прекрасной, если бы не кучка бесстыдных, мерзких подлецов.
— Но как удалось Ромеро протащить такое решение?
— А кто его может остановить? — фыркнул Браун. — Ромеро — главный судья страны, председатель верховного суда, а самое существенное — марионетка в руках Вадоса. Скорее, скорее на воздух!
Браун вел меня по коридорам суда так быстро, что даже запыхался.
— Ну, вот теперь вы знаете цену нашему правосудию. — Он достал из кармана большой носовой платок и вытер лицо. — Понравилось?
Не успел я ответить, как из здания суда, возбужденно обсуждая происшедшее, вышел Сэм Фрэнсис. Следом за ним показалась группа оживленно беседующих людей, в центре которой были Люкас и Герреро. Они остановились на площадке неподалеку от нас. Один из мужчин поспешно сбежал по ступеням вниз. Я узнал в нем шофера Герреро.
— А что с ним? — тронул я Брауна за рукав.
— Ромеро отклонил дело. Он считает, что это предлог очернить Герреро.
— Очернить Герреро? — так громко повторил Сэм Фрэнсис, что его услышали все. — Да можно ли очернить этого темного человека?
Герреро замолк на полуфразе и ровным, размеренным шагом приблизился к Фрэнсису. Его сторонники сгрудились за ним. Он холодно посмотрел Фрэнсису в глаза. На какой–то момент, казалось, все затаили дыхание.
— Довольно нелепо слышать такое утверждение именно от вас. Ведь черный из нас — вы.
Лицо Фрэнсиса исказила гримаса. Одним прыжком он подскочил к Герреро и нанес ему сокрушительный удар в скулу. Герреро, потеряв равновесие, словно кукла, просчитал все ступеньки сверху донизу. Несколько человек кинулись к нему. Кто–то, кажется Люкас, попытался приподнять ему голову. Руки этого человека окрасились кровью.
— Ну и идиот! — тихо сказал Браун, глядя на учащенно дышавшего Фрэнсиса. — Какой идиот!
Со всех сторон сбегались люди. Раздвигая толпу, подошел полицейский и профессиональным жестом стал прощупывать пульс. Наконец он поднялся и с угрожающим видом стал подниматься по ступеням к Сэму Фрэнсису, который в оцепенении продолжал стоять наверху.
Браун взглянул на меня. Лицо его было непривычно серьезным.
— Извините, Хаклют. Когда я говорил вам об убийстве, то не предполагал, что оно произойдет на самом деле.
10
Прибыла машина скорой помощи, и появился наряд полицейских. Репортеры, присутствовавшие на суде, почуяли сенсацию. Защелкали фотоаппараты.
С воем подлетела черно–белая полицейская машина, из которой легко, словно мяч, выпрыгнул шеф полиции О'Рурк.
В своем кабинете он показался мне тупым и флегматичным, теперь же его ленивую небрежность как рукой сняло. Резко, громким голосом О'Рурк отдавал приказания, которые мгновенно выполнялись. Были записаны фамилии свидетелей; сделаны необходимые снимки.
Толпа заметно росла. Стали раздаваться выкрики в адрес Сэма Фрэнсиса, который по–прежнему неподвижно, словно изваяние, стоял рядом с полицейским вверху на лестнице. Я видел, как О'Рурк крутил головой, пытаясь определить, от кого исходят эти угрозы.
Мне хотелось спросить Брауна, почему О'Рурк ничего не предпринимает, но адвокат подошел поближе к пострадавшему и молча не отрывал от него неподвижного взгляда.
Санитары положили Герреро на носилки и в наступившей тишине понесли к машине. Кое–кто из стоявших поближе осенил себя крестом. Дверцы скорой помощи захлопнулись. И как по сигналу, волнение снова стало нарастать. Что–то взлетело в воздух. Удар пришелся Фрэнсису в плечо, и брызгами спелого помидора его обдало с ног до головы.
На какое–то время я потерял из виду О'Рурка, но тут заметил его — он продвигался сквозь толпу, словно бык, готовый к атаке. В следующее мгновение шеф полиции уже тащил к месту, где недавно лежал убитый, упирающегося мужчину в дешевом белом костюме. На его левой щеке виднелся свежий кровоподтек. Последним ударом О'Рурк толкнул мужчину в руки одного из полицейских и, не переводя дыхания, повернулся к любопытствующим. Он не произнес ни слова. Но толпа тут же стала редеть. Люди понуро покидали площадь.
Двое полицейских схватили Фрэнсиса и втолкнули его в машину О'Рурка. Люкас с перекошенным от ненависти лицом прошипел вслед Фрэнсису, что тот живым больше никогда уже не выйдет из тюрьмы.
Толстяк Браун дотронулся до моей руки и хрипло произнес:
— Теперь нам надо выпить. Ваш черед платить, помните?
В баре на другом конце площади приглушенными голосами обсуждали случившееся. Мы пили молча. Наконец я не выдержал и спросил:
— В Агуасуле применяется смертная казнь?
Браун покачал головой.
— Очень редко. В последнее время такие приговоры не выносились. Хотя законом и предусмотрено, как высшая мера наказания… с правом выбора через повешение или расстрел. С тех пор как Вадос пришел к власти, парней шесть расстреляли, последнего — пять лет назад.
Снова наступило молчание. Браун пожал плечами и поудобнее устроился в кресле.
— Нельзя же все время издеваться над человеком… А Сэм и так был уже зол как черт. Это, конечно, надолго запятнает народную партию. Вадос наверняка посмеется, когда узнает о случившемся.
Я представил себе состояние Фрэнсиса, когда он осознал, что натворил.
— За ним что–нибудь подобное водилось? — спросил я.
— Не слышал. Но я встречал в Гарлеме таких парней. Понимаете, что я имею в виду? Однажды я видел, как один такой ненормальный запустил в белого разбитой бутылкой за то, что он назвал его черномазым подонком. А Сэм всегда отличался вспыльчивостью.
— У меня такое ощущение, что он мог свернуть шею и мне, прежде чем накинулся на Герреро.
Толстяк Браун пристально посмотрел на меня.
— Вы были знакомы с Фрэнсисом?
— Да. Мария Посадор познакомила нас однажды в отеле, где я живу.
— Вы знаете Марию? — спросил Браун с недоверием. — Хаклют, вы меня озадачили: вот бы не подумал, что вы принадлежите к тому типу мужчин, на которых Мария захочет взглянуть второй раз.
— Возможно, я и не красавец, — не без раздражения заметил я, — но причем здесь ее вкус?
— Успокойтесь! — пробормотал Толстяк. — Успокойтесь! Я имел в виду другое… Э… э… скажем так: вы приехали по приглашению Вадоса. А Мария спит и видит, чтобы Вадоса склевало воронье. Вот меня и удивляет, что она не плюнула вам в лицо. Я, конечно, могу и заблуждаться. Очень может быть, я ошибаюсь.
Он осушил стакан.
— Вам хорошо, — сказал он. — Вас не вызовут свидетелем по делу. Но Люкас… — будь он проклят — немало бы отдал за то, чтобы привлечь меня для показаний в суде… И мне кажется, он попытается втянуть в эту историю и Мига Домингеса. А у нас и так достаточно проблем, у Мига и у меня. Лучше мне сейчас, Хаклют, отправиться домой, чтобы порыться в бумагах. Я должен вытянуть Мига из петли, которую на него накинул Ромеро. У Мига хорошие отношения с Диасом. Одно время он даже был его любимцем. Да и теперь они остались добрыми друзьями. Надо достать для Диаса копию протокола утреннего судебного заседания. Если он захочет, то может предложить Гонсалесу сместить Ромеро по причине профессиональной непригодности и назначить новое судебное слушание. Законом это предусмотрено в исключительных случаях. Если Диас нам подыграет, Ромеро получит по заслугам.