Макс попытался представить себе, каково было Смиффершону оказаться совершенно голым в чужом для него мире, где шумят города и миллионы людей заняты таинственной деятельностью, где никто не может его понять, где единственной связью с привычным миром осталась маленькая кость, судорожно зажатая в кулаке. Та самая нить нематериальной причинности, соединившая во сне мозг Макса с кошмарным миром будущего, слепо влекла Смиффершона к хозяину отрубленного пальца, и уже по пути он обзавелся рваным плащом и сапогами, подобранными на какой–то свалке, и нашел нож с надломанным острием. Что бы он сделал, если бы не отравился по дороге рыбой с чипсами? Убил бы?

«Лучше бы убил!» — безмолвно кричало все в душе Макса. — Легче умереть, чем оставаться один на один с ужасом вдруг открывшейся перед ним правды».

9

— Проф! Проф!

Ленш остановился в просторном коридоре клиники и оглянулся. У него челюсть отвисла от неожиданности, когда он увидел бегущего к нему растрепанного человека, преследуемого санитаром и испуганными взглядами персонала и амбулаторных больных.

— Боже мой, Макс! — воскликнул он. — Что вы с собой сделали? На вас лица нет!

— Проф, мне необходимо с вами поговорить! — Макс судорожно вцепился в руку профессора, его глаза светились жутким, нечеловеческим блеском, повязка на левой руке почернела от грязи, ее концы развязались и были завязаны снова кое–как, щеки заросли жесткой щетиной, лоб перемазан в саже, костюм измят и туфли покрыты пылью.

— Ну, конечно, Макс, конечно, — согласился встревоженный Ленш. Резким кивком головы он отослал санитара, нерешительно топтавшегося за спиной Макса; тот подчинился с явной неохотой.

— Пройдемте ко мне в кабинет, — сказал Ленш, взяв Макса под руку. — Садитесь. Вы едва на ногах стоите. Так что же все–таки с вами произошло?

Он закрыл дверь и подошел к столу. Макс неуклюже, как плохо набитая кукла, плюхнулся в кресло напротив.

— Я всю ночь шатался по городу, — сказал он и сделал неопределенный жест рукой, как будто отмахиваясь от чего–то. — Дело не в этом. Слава богу, наконец–то я могу с вами поговорить. Мне пришлось устроить внизу настоящий скандал, прежде чем эти кретины соизволили меня вообще сюда впустить.

Сложив руки на груди, обеспокоенный Ленш оперся локтями на стол и наклонился вперед.

— Что вам сейчас нужно, Макс, так это… — начал он.

— Мне сейчас нужно, чтобы меня кто–нибудь выслушал, — оборвал его Макс. — И ничего больше. Ясно?

— Я…

— Ради бога, замолчите и выслушайте меня! — взорвался Макс. — Поймите, я с ума сойду, если не поговорю сейчас с кем–нибудь!

— Хорошо, — немного помолчав, согласился Ленш. — Только предупреждаю: во–первых, у меня очень мало времени — не больше десяти минут, потом я должен идти давать наркоз Фитцпрайеру, и, во–вторых, — я выслушаю вас только при том условии, если вы пообещаете, что после разговора со мной выполните все мои требования, а именно: смените повязку, примете успокаивающее, отправитесь домой, и — в постель, по крайней мере до утра. Вы меня поняли? Иначе я прикажу уложить вас в постель здесь.

Властные нотки в его голосе заставили Макса прийти в себя. Он хмуро кивнул головой. Ленш, казалось, остался доволен.

— Ну, так что у вас там стряслось, Макс?

Макс провел языком по губам. Он был оглушен, очутившись в знакомой атмосфере клиники после кошмарной ночи, после бессонных часов, проведенных в темноте, которые показались ему вечностью. Он чувствовал, как тает его вера в реальность и значительность собственного открытия. Еще несколько минут назад он был уверен, что сумеет убедить любого в важности того, что хочет сообщить, — сейчас же сидящий напротив невозмутимо–спокойный Ленш казался ему настоящим монстром недоверия и скептицизма.

Наконец он сказал:

— Я знаю, кто такой Смиффершон. Я знаю, откуда он и почему оказался здесь.

— И эта информация довела вас до такого состояния? — слегка усмехнувшись, сказал Ленш. — Это должно быть что–то очень страшное. Продолжайте, — ободряюще добавил он.

С горечью в голосе Макс начал рассказывать. По мере того, как он говорил, с лица Ленша постепенно исчезала его обычная профессиональная маска — выражение вежливого любопытства, он был явно обескуражен и испуган.

Макс следил за ним и с отчаянием видел, что не производит нужного впечатления, и это понятно: разве можно поверить, чтобы человек из плоти и крови находился здесь и был в то же время беглецом из будущего, где весь мир заражен радиацией? Но ведь другого объяснения нет.

Он замолчал. Он сказал еще не все, что хотел, но рассказывать дальше не было смысла. Опустошенный, молча сидел и ждал, что скажет Ленш.

Наконец профессор шевельнулся в кресле. Глядя на свои руки, лежащие на столе, он сказал:

— Макс, ваша гипотеза очень остроумна. Но, я боюсь, это все, что можно о ней сказать. Почему вы раньше молчали о кошмарах, которые стали мучить вас после смерти сына? Не рассказали мне, или кому–нибудь еще? Вам не пришлось бы изводить себя, изобретая этот… как бы его назвать? Персональный миф, что ли?

— Ясно, — сказал Макс, глядя себе под ноги, крепко прижатые одна к другой. — Вы думаете, это…

— Макс! — резко прервал его Ленш. — Я ни за что не стал бы говорить с вами так откровенно. Но, слушая вас, я заметил нотки сомнения в вашем голосе. Так ведь? Вам нужно, чтобы вас не просто выслушали, вам нужно, чтобы кто–нибудь поддержал вас и сказал: «Да, это так, должно быть, вы правы». И знаете, почему? Потому что ваша гипотеза страдает одним недостатком: вы можете объяснить, каким образом удалось Смиффершону явиться из… будущего и оказаться здесь, только прибегнув к маловразумительной, пустопорожней фразеологии.

Макс почувствовал, что краснеет.

— Я вижу, что моя догадка верна, и вы знаете об этом, — сказал Ленш. — Я сразу подумал, что вы слишком умны для того, чтобы поверить до конца в своя предположения, и я очень рад, что оказался прав.

Один из телефонов на столе басовито загудел, Ленш дотронулся до выключателя и сказал:

— Ленш. Слушаю?

— Профессор, мистер Кидуэлли уже здесь, он хотел бы вместе с вами осмотреть мистера Фитцпрайера перед операцией.

— Передайте, что я буду через пару минут, — сказал Ленш и щелкнул выключателем. — И последнее, что я хотел вам сказать, Макс. Никто не отрицает, что этот Смиффершон — явление из ряда вон выходящее. Его странный язык, необычайная невосприимчивость к радиации, которой заражен весь его организм, и так далее. Целая серия потрясений, которые вам пришлось пережить в последнее время, побудила вас построить эту изящную и аккуратную систему объяснений, и никто не посмеет вас упрекнуть за то, что вы пытались это сделать.

Но беда в том, что жизнь никогда не была ни изящной, ни аккуратной. Нельзя пробелы в решении той или иной проблемы восполнить несуществующими в природе законами. Со временем мы будем знать о Смиффершоне всю правду. Например, мисс Дэнвилл, знакомая Гордона, обещала денька через два еще раз зайти и попробовать поговорить со Смиффершоном. Мы устроим для него психологические тесты. И так далее. Можете не сомневаться, он очень нас интересует, и мы приложим все усилия, чтобы узнать о нем побольше, хотя бы только из–за его гетерохилии.

Но… пожалуйста, Макс, подумайте о том, что я вам сказал. А сейчас сделайте, как и обещали: примите успокаивающее, смените повязку, отправляйтесь домой и ложитесь спать.

Спокойная рассудительность Ленша вдруг вызвала у Макса приступ дикой ярости. Он вскочил и шагнул к столу.

— А тем временем вы! — со злобой сказал он. — А тем временем вы, как последняя проститутка, пойдете продавать свой талант одному из этих ублюдков, которые спят и видят сожженные дотла города, которые готовы весь мир стереть в порошок и сделать моих детей еще до рождения хромыми, глухими, слепыми калеками из–за своей дурацкой, себялюбивой, идиотской спеси!

Произнося эту последнюю фразу, он наклонился над столом так низко, что его лицо почти касалось лица Ленша, а слова вырывались изо рта с такой силой, что капли слюны забрызгали стекла профессорских очков.