Я думал о том, что он говорил, и множество до сих пор несвязанных отрывочных сведений соединились в одно целое, оставляющее неприятное впечатление. Я сказал:

— Если я правильно вас понял, то различия между медведианами и центаврианами были заранее кем–то запланированы.

Я вспомнил слова короля геральдической палаты о человеке, который со своими талантами должен был делать в жизни что–нибудь большее, чем просто воспитывать детей… А Юма говорил, что геральдика является разновидностью микроскопа, средством для изучения вклада!

— Правильно. Нет смысла рассказывать, как мы пробовали манипулировать своим наследием, чтобы получить талант, который необходим для поддержания прогресса. Весь расчет был на случайный выигрыш. — Тодер изобразил подбрасывание монеты. — Были придуманы два разных общества: медведиан беспечных, непостоянных, принимающих жизнь такой, какая она есть, и центавриан — трезво мыслящих, серьезно относящихся к своим потомкам.

— Тогда как марсиане остались в стороне, — выдавил я с горечью. Я не ведал, откуда Тодер получил эту информацию, но он говорил со знанием дела.

— Не совсем так. В действительности мы пытались развить свои традиции. За ними был бесплодный план, но, в отличие от земных обычаев, они все же имеют будущее.

— Утешающе, — кисло произнес я. — Ну и когда будет виден результат? Я понял так, что мы многого не знаем о плане нашего развития и что особенности, присущие медведианам… э… несут факел в будущее.

Учитель твердо взглянул на меня:

— Нет, Рэй. Совсем наоборот. Мы оказались достаточно знающими и сберегли свой генетический фонд. Талант, который когда–то только планировали, внезапно появился на шесть поколений раньше, чем предполагалось по наиболее оптимальной оценке.

— Что? Среди центавриан? — Я подумал об упрямых, ограниченных сторонниках авторитарной власти, которых я знал очень хорошо, и мне стало страшно от мысли, что человечество пойдет по этому пути.

Тодер потянулся к маленькому шкафчику, расположенному сзади него на расстоянии его по–марсиански длинной руки. Он набрал шифр, извлек из шкафчика свиток и развернул.

Это был гербовый щит, разделенный на четверти. Первая и четвертая заключали символы власти центаврианского Тирана: серебряные звезды и кометы на черном фоне, тигриную голову. Что обозначали изображения на двух других четвертях, я не знал.

— Вы хотите сказать, — произнес я с изумлением, — что Тиран имеет талант?

— Незначительный. Я уверен, ты знаешь недавнюю историю. В своей прямодушной решимости создать планируемое общество центавриане перехитрили сами себя и сделали неправильные оценки, приведшие к экономическому кризису — почти бедствию. И давление обстоятельств возвысило первого Тирана, Бориса бен Соломона. Он отверг все предсказания о крахе центаврианского общества. Нация уже было нацелилась идти по медведианскому пути развития общества, но Тиран Борис вернул ее на старый путь… Но, конечно, этот не рожден от нынешнего Тирана Базиля.

— От кого же тогда? Не от одного ли из его сыновей? Они будут носить отцовский герб с отличием до тех пор, пока он не умрет или не сложит свои полномочия.

— Совершенно верно. Я не знал, что ты изучал геральдику, — Тодер свернул герб. — Короче говоря, если этот герб будет когда–нибудь официально представлен, чего, я искренне надеюсь, не случится, он будет принадлежать сыну довольно знаменитой куртизанки, которая в возрасте семнадцати лет… э… умудрилась вступить в морганатический брак с Тираном. Предположительно, с самым старшим сыном Базиля — Барнаби.

— Вы сказали, — размышлял я вслух, — что надеетесь, что этот герб никогда не будет официально представлен. Так вы не хотите, чтобы Тиран Базиль признал внука как законного, или?.. — я остановился, онемев.

— Да? — мягко подтолкнул Тодер.

— Вы хотите сказать, что этот ребенок был на борту "Хипподамии". Приручил лошадь — следовательно, приручил центавра. Он был похищен у родителей и доставлен на Марс?

— Не так жестоко, как ты думаешь, — возразил Тодер. — Родились близнецы, мальчик и девочка, но мать и отец не знают об этом. Роды были с применением кесарева сечения и под наркозом. К тому же девочка имеет достаточно дарований, чтобы стать исключительным ребенком. Хотя именно мальчик обладает необходимым талантом.

— Но вы не сумеете сохранить это дело в секрете! Они могут узнать! Зачем было приказано центаврианам найти меня и допросить под пыткой о "Хипподамии?"

Последовала долгая пауза. Наконец Тодер сказал:

— Мы были уверены, что они не знают всего, но… Хорошо! Инженер Лугаса, которого ты заменил, заболел болезнью Лакхмана. Как ты, вероятно, знаешь, она сопровождается лихорадкой и многословным бредом. Лугас не рискнул забрать его с Дариса. Он понадеялся, что больной не знает всего секрета, нанял тебя и бежал оттуда. Но в госпитале на Дарисе инженер, вероятно, в бреду сделал достаточное количество намеков, чтобы заинтересовать центаврианские власти. К тому же, конечно, медведиане, центавриане и земляне имеют секретных агентов на всех территориях.

— Подобных Лугасу?

— Его статус не относится к делу! — сказал Тодер резко, затем смягчился: — О да, я предполагал, что ты сделаешь именно такой вывод. Но Лугаса нельзя назвать шпионом. Мы занимаемся планированием человеческого будущего. Я отвечаю за то, чтобы генетические исследования не являлись монополией центавриан. Медведиане всегда удивлялись одаренности потомства Бориса и…

Вот он!

Тодер вскочил с кресла с несвойственной для степенного пожилого человека живостью и мигом оказался у двери, прежде чем гость постучал. Это, конечно, был Лугас.

Он с тревогой посмотрел на меня, и Тодер бросился объяснять, почему ему пришлось рассказать мне о тайне "Хипподамии". Так, говорил учитель, она лучше будет сохранена. Лугас несколько минут молчал и наконец прервал старика:

— Черт с ним! Ребенок исчез — или центавриане заполучили его назад, или… или вмешался еще кто–то. Как, Галактика побери, мы найдем его, не потревожив центавриан, медведиан и еще кого–нибудь там… из созвездия Стрельца.

Тодер взглянул на меня.

— Ты не одобряешь наших действий, Рэй? Наверное, ты рад слышать, что мы потеряли след ребенка? Я согласен, в некотором смысле, наш поступок можно назвать бесчеловечным, но прими во внимание: когда он вырастет, его коэффициент интеллекта превысит 2000 единиц по шкале Вейганда, он будет обладать всеми наследуемыми талантами — от музыки до математики, — и все это будет передаваться по наследству его потомкам! Ты хочешь, чтобы "выращивание" талантов стало монополией жестоких, напыщенных, ограниченных центавриан?

Как мне отнестись ко всему этому?! Я вспомнил рассказы о похищении детей для продажи, и вот теперь я сам свидетель подобного преступления. И его подготовил мягкий, мудрый старый Тодер, знакомый мне с детства! Я почувствовал отвращение.

— Каковы ваши дальнейшие планы? — шепотом спросил я.

— Воспитать его на Марсе. Потом, когда он вырастет, приступить к смешению генетических линий медведианской нации для распространения разновидности фермента на половину человечества.

Было ли это прекрасным планом ускорения человеческой эволюции или безумным кровосмешением, больше подходящим для домашних животных? Я пока не знал ответа. Мне следовало задать еще один вопрос… Но Лугас опередил меня, он заговорил очень сердитым голосом:

— Почему мы стоим здесь, болтая с Мэлином? Вы не слышали меня? Центавриане, возможно, попытаются увезти ребенка с Марса, и наша многолетняя работа пойдет насмарку. Хоуск очень близко подошел к правде, допрашивая Мэлина; это чудо, что он не похитил кого–нибудь из моих более информированных офицеров. Я приказал им быть внимательными, и до сих пор… Во всяком случае, как я уже говорил вам прошлой ночью, я не доверяю Мэлину! Он слишком кстати появился на Дарисе. Мы могли долго держать все в тайне от центавриан, но земляне слишком открыто симпатизируют медведианам, а Земля — планета, где ничего не скроешь от…