— Это уборная для омег, — пытаясь унять дрожь в коленях и голосе от близости того, от кого он убегает, говорит омега и поворачивается к нему лицом.
— Знаю, но меня не ебёт. Я устал за тобой бегать, — альфа сверлит взглядом бледное лицо и делает шаг вперед, заставляя омегу вжаться в раковину.
— Так не бегай, — Джин дышит через раз, до побеления костяшек сжимает края раковины.
— Я бы хотел не бегать, но ты убегаешь. В чём дело?
— Всё в том же. Не ходи за мной, перестань преследовать, я больше не хочу с тобой встречаться.
— Серьезно? Прям не хочешь? — Намджун вскипает изнутри, но затягивает поводок на шее своей ярости и проводит костяшками по красивому лицу омеги. Джин дергается в сторону и сбрасывает руку альфы.
— Намджун, пожалуйста, уважай мой выбор. Нам не по пути больше. Я и так сделал много лишнего. Но больше не буду. У нас была страсть, и я не буду это отрицать, но она уже прошла.
— Тогда почему ты чуть ли не плачешь? Почему ты сейчас выглядишь так, будто еще секунда, и грохнешься в обморок? — альфа перехватывает омегу за талию и вжимает своим телом в стену. — Если всё прошло, и если тебе и вправду плевать, то какого хрена ты в таком состоянии?
— Ты тут ни при чём. У меня работы много, я не высыпаюсь. Умерь свое эго, я не по тебе страдаю, — язвит Джин.
— Я тебе не верю. Ты можешь лгать себе сколько влезет, но мне не получится. Я заебался играть с тобой в кошки-мышки, поэтому пора этот цирк заканчивать.
— Что ты имеешь в виду? — испуганно смотрит на него Джин.
— А то, что я расскажу Совету всё за тебя и заберу тебя. Хватит уже, — альфа отпускает парня и идет к двери.
— Намджун, — Джин срывается за ним и преграждает путь. — Не смей! Ты не имеешь права! Я тебя возненавижу! Я тебе этого никогда не прощу! — чуть ли не кричит омега и не даёт альфе пройти.
— Тогда наберись смелости и скажи сам, — срывается Ким. — Поставь уже точку, реши вопрос. Я глава первого Дома, в конце концов, мне не пристало столько бегать за какой-то пусть и ахуенной задницей, как какому-то мальчугану. Мне это всё надоело.
— Я не люблю тебя, — тихо, еле различимо произносит Джин.
— Что?
— Я не люблю тебя, — уже смотря в глаза.
— Не надо. Не смей. Это подлый ход.
— Это не ход, — омега набирает в легкие побольше воздуха, смаргивает непрошенные слезы и снова повторяет эти четыре слова.
— Значит, теперь вот так вот? — словно самому себе говорит альфа. — Ты напрасно думаешь, что я так просто сдамся. Очень напрасно. Потому что я тебя, суку, люблю. А ты вот так вот легко мне произносишь эти слова. Я заставлю тебя пожалеть о них. Обещаю, — Намджун грубо отталкивает парня и выходит из уборной.
Джин Намджуна избегает и этому есть причина. Эта причина зародилась в животе омеги, и ей уже пять недель. Джин прислоняется лбом к только что закрывшейся за альфой двери и горько рыдает. К своему врачу омега пошел сразу после ужина у Намджуна. Семейный врач, несмотря на мольбу омеги, сразу же доложил новость о его беременности семье, и завтра омега идет с папой на аборт. Все эти дни Джин живет словно в аду. Постоянные скандалы с родителями, бессонные ночи и большая часть дня, проведенная в обнимку с унитазом — это нормальное расписание на день. Джин утирает слезы и спускается вниз к ожидающему в машине папе.
— Только что этот урод покинул здание, — Кенсу, папа Джина заводит автомобиль и выруливает на дорогу. — Он с тобой говорил? Ты что-то ему сказал?
— Нет, можешь быть спокоен. Ничего, кроме того, что я якобы не люблю его, — подавленно говорит Джин.
— Ты и не любишь! — зло выпаливает Кенсу. — Ты просто вбил это себе в голову. Нет никакой любви, она и не нужна тебе. Я думал, что ты понял это еще лет десять назад, видимо, я ошибался. Ты такой же глупый и доверчивый омега, каким и был.
— Я люблю его, — чуть не плачет Джин. — Очень люблю.
— Замолчи! Слышать этого бреда не хочу! Он головорез, у него грязная кровь, он вообще тебе не пара, не будь ты даже прислужником Совета! Ты позоришь свою семью и наше имя. У тебя есть долг, и он превыше всего, ты сам подписался под этим, так что будь добр нести свой крест до конца. Завтра мы избавимся от его отродья, и всё будет по-прежнему, просто отныне отец установит за тобой слежку, мы, видимо, рано решили, что ты поумнел и вырос.
— Папа, пожалуйста, не говори так. Я знаю про долг и уважаю свою семью, но я не хочу убивать ребенка, это мой ребенок. Я даже подумал, что могу взять длительный отпуск и улететь в другую страну, родить его там, никто ничего не узнает, и Намджун тоже. Обещаю, он никогда не узнает, что у него есть сын, просто позвольте мне родить этого ребенка. Намджуну не стать моим, но я хотя бы буду знать, что у меня от него есть ребёнок. Умоляю, — Джин снова рыдает, размазывает слезы по щекам и с мольбой смотрит на омегу.
— Что за чушь ты несешь? — взрывается Кенсу. — И слышать про это не хочу. Не смей начинать такой разговор при отце, — омега въезжает во двор особняка и паркует машину. — Поднимайся наверх и ложись пораньше, завтра мы решим твою проблему и больше об этом вспоминать не будем.
Джин выходит из машины, но в дом не идет. Он инстинктивно тянется ладонью к плоскому животу и, продолжая глотать свои слезы, смотрит на идущего в их сторону отца.
— Не устраивай истерик, — шипит подошедший Кенсу. — У отца больное сердце, не доводи его.
— Но я не могу так, я не могу сделать то, на чём вы настаиваете, — переходит на крик омега.
У Джина истерика. Мысль, что через какие-то несколько часов он ляжет на операционный стол и лишится этой только что зародившийся жизни, кромсает омегу изнутри.
Он уже любит этого ребенка не меньше, чем его отца. Джин все понимает и знает, но все доводы и принципы меркнут, стоит подумать о крохотных пальчиках, которых ему не суждено увидеть.
— Умоляю, прошу, позвольте мне родить его, — Джин подбегает к отцу. — Не убивайте моего ребёнка, я смогу его вырастить в тайне, столько бет усыновляют детей, мы придумаем легенду. Дайте ему шанс, молю.
— Как тебе не стыдно! — отец отталкивает подлетевшего к нему Кенсу и становится напротив сына. — Ты спутался с самым ужасным человеком страны, переспал с ним, залетел от него! Вне брака, позволь заметить! Прекрасно зная, что тебе всего этого нельзя, а сейчас ты просишь нас помочь оставить тебе этого ублюдка! Будь проклят тот день, когда у меня родился сын-омега! Ты позор этой семьи, и сейчас вместо того, чтобы помочь нам эту ситуацию исправить, ты хочешь выносить сына того, против кого борется наше семейство! Ты омерзителен!
— Это вы омерзительны! — не сдерживается Джин и получает звонкую пощечину, от которой звенит в ушах и кровь наполняет полость рта. Джин зло смотрит на отца, поднявшего на него руку и, обойдя родителей, идет к дому.
— Так не пойдет, у него явно помутнел рассудок, — тяжело вздыхает альфа.
— Завтра это всё закончится, не принимай близко к сердцу, — Кенсу ободряюще поглаживает мужа по спине.
— Боюсь, добровольно он на это не пойдет.
— Значит, придется прибегнуть к другим методам, а теперь пошли в дом.
Джин лежит на постели свернувшись в позу зародыша и, не моргая, смотрит в одну точку на стене. Щека болит и ноет, противный вкус железа во рту никак не уходит, но это всё мелочи по сравнению с той мясорубкой, которая творится у омеги внутри. Слова родителей и их отношение к его ребёнку бьют похлеще пресловутых 220 вольт. Джин воет в подушку, вонзает ногти в ладонь, надеясь физической болью унять душевную, но не выходит. Он совсем один, брошенный на произвол своей же семьёй, и выхода нигде не видно. Куда ни смотрит омега, там моментально вырастает стена, и сколько бы Джин об нее не бился — не пробить. Безнадёжностью пахнет всё вокруг, ее запах пробрался под кожу, и Джину с ней не справиться, одному не выбраться. Он надеялся, что родители его план одобрят, думал, что сможет пойти на такое, но они оба оказались против, они даже слушать не стали. Джин присаживается на постели и, сплюнув скопившуюся во рту кровь прямо на пол, решает всё-таки воспользоваться последним вариантом. Другого выхода нет. Когда все уснут — омега сбежит. Он пару дней назад уже собрал рюкзак с документами и деньгами, они ждут его в его квартире. Джин выскользнет из особняка, ставшего тюрьмой, и улетит в первую же страну, в которую достанет билет. Омега сползает с постели и идет в ванную умыться.
