— Очень жаль, что мне пришлось опуститься до этого, но я буду надеяться, что ты образумишься со временем. А пока, я хочу с тобой поужинать, — Намджун встает на ноги и поправляет пиджак. — И позавтракать. Поэтому имей в виду, что на работу ты поедешь от меня, — усмехается альфа и, провожаемый взглядами полными обожания со стороны персонала и посылающим молнии взглядом омеги, идет в сторону выхода.

— Ким Намджун! — кричит ему в спину Джин, но альфа не поворачивается и скрывается за дверью.

***

Юнги бесцельно слоняется по пентхаусу, отказывается от ужина и, выпроводив прислугу за дверь, идет к окнам на всю стену. Юнги устал от этих однообразных дней, когда не знаешь куда себя деть, как найти себе место в огромной квартире и не умереть, задохнувшись отчаяньем. Хочется наружу. Хочется вырваться из этого ада, где только одна картинка, нон-стопом крутящаяся в голове. На ней Юнги медленно и мучительно умирает в руках Чонгука. Хотя какая это картинка — это реальность Мина. Он садится прямо на пол у окна и, прислонившись к стеклу лбом, смотрит на ночной город внизу. Он будто в тюрьме — хочется выйти к людям, глотнуть свежего воздуха, подставить лицо прохладному ночному ветру, а вместо этого приходится наблюдать за жизнью сквозь стекло.

Входная дверь открывается, и Юнги оборачивается на звук, уже в следующую секунду замирая на месте. Чонгук проходит в гостиную, отшвыривает пиджак на кресло, разминает шею и опускается на диван. Юнги подбирает под себя ноги, вжимается в стекло и взгляда от альфы не уводит. Следит за каждым движением, не дышит, не моргает, боится упустить момент, когда Чон сорвется к нему. А то, что он пришел по его душу — сомнений не вызывает. Альфа поднимает ноги на журнальный столик, отбрасывает в сторону мобильный и поворачивается к омеге. Выжигает одним своим взглядом уродливые узоры на лице Мина, и тому кажется, он даже чувствует запах паленой плоти. От взгляда Чонгука не спрятаться, не скрыться, но самое тяжелое — его вынести. Под ним весь фундамент Юнги ломается, осыпается крошкой, и омега сдается первым. Как и всегда. Прикрывает веки, чтобы открыть их в следующую секунду от приказного:

— Иди сюда.

Вот только как? Как заставить себя встать на ватные ноги, как ими вообще управлять и задавать маршрут, конечная точка которого Чонгук. Тот самый, который убил, воскресил и снова убил, который пьет его кровь литрами и наматывает душу на ладонь. Как можно заставить себя сделать хоть шаг по отношению к своему личному кошмару, добровольно поползти к нему и вручить себя в его руки. Юнги не вынесет. Этой огромной комнаты для них вдвоем и так мало, она и так сдвигается на омегу, грозится расплющить, а тут подойти ближе. Юнги не сможет. Стоит оказаться рядом, и кажется, Юнги лопнет. Забрызгает все вокруг своей кровью и испачкает ошметками своей оголенной плоти.

Чонгук приказ не повторяет. Молча всматривается в карие глаза и ждет. Но его взгляд красноречивее слов — Юнги знает: если не выполнит приказа, то пожалеет. Чонгук его заставит пожалеть. Омега собирает остатки себя и встает на ноги. Шаг за шагом, каждый из которых дается с огромным трудом, идет к альфе. Останавливается рядом, глотает кислород и сразу же делает два шага назад. Чонгук пахнет невероятно. Будто его запах собрал в себе самые любимые ароматы омеги и он завлекает, притягивает. Страшно от реакции собственного тела.

— Ближе.

Юнги приходится задержать дыхание и снова подойти. Стоит напротив, чуть ли ногами в колени не упирается. Не дышит, не смотрит, нервно теребит подол футболки и ждет. Чего сам не знает.

Чонгук просовывает руку под футболку, кладет ладонь на живот и поглаживает. У Юнги кожа трескается, по швам расходится под раскаленной ладонью. Чонгук взгляда с лица не убирает, ловит каждую мимику, каждый взмах ресницами. Цепляет пальцами кромку спортивных штанов и немного тянет вниз, омега выдыхает, по привычке дергается назад, но Чон резко перехватывает его за талию и сажает на колени. Фиксирует за спиной руки и обжигает дыханием мочку.

— Спокойно.

Обхватывает зубами кожу на шее, тянет, выпускает, повторяет. Юнги бьет мелкая дрожь. Тот укус в плечо он никогда не забудет, точнее боль от него. Боится, что Чонгук снова сомкнет зубы, цепляется пальцами за его плечи и еле сдерживается, чтобы позорно не разрыдаться.

А Чонгук играет, продолжает подолгу удерживать плоть между зубов. Пугает.

— Не делай мне больно, — треснуто просит омега.

— Не буду.

Чонгук зарывается руками под футболку, проводит пальцами по позвоночнику, проверяет на ощупь оставленные им же полосы и опускает руки к кромке штанов.

Просовывает руки под белье, зажимает половинки, проводит пальцами по колечку мышц, надавливает. Усмиряет дернувшегося было омегу одним только:

— Расслабься.

Продолжает играть с чужим телом, сильнее надавливает и следит за реакцией. Юнги пытается расслабиться, но не выходит. Как можно расслабиться в руках монстра. Того, кто уже в следующую секунду может прокусить артерию и высосать из тебя жизнь. Юнги этого не понимает, но все равно старается. Вскрикивает только, когда Чонгук проталкивает внутрь пальцы и сразу разводит. Юнги кусает губы, старается не издавать ни звука, но больно все равно. Еще больнее от осознания того, кто именно сейчас трахает его пальцами. А Чонгук трахает — раздвигает стенки, проталкивает еще пальцы и наслаждается той борьбой, которая идет внутри Шуги.

Чонгук все эти дни чуть ли в цепи себя в кабинете не заковал. Бывали моменты, когда альфе казалось, будто запах малины просочился через этажи и витает в воздухе. Чонгук понимал, что это всего лишь игра его больного воображения, но в то же время он знает, что все это показатель того, как глубоко Шуга сидит у него внутри. Он должен был прийти еще вчера, но его отвлек Риз, заставивший босса поехать в доки на прием нового товара.

И вот сейчас, еще не войдя в квартиру, Чонгук уже начал задыхаться. Будто весь этаж пропитан дурманящим запахом лисы. Альфу бесит то, насколько омега красив, насколько он притягателен даже будучи одетым в спортивные штаны и растянутую футболку. Чонгук все эти дни пытался найти успокоение в других, рвал, вгрызался, доводил до изнеможения десяток омег, но оставался все таким же неудовлетворенным и опустошенным. А Шуга только взгляд поднял, и у альфы уже бурлит кровь и поднимается к горлу. Больная зависимость упертым пареньком натягивает нервы. Чонгук не привык быть управляемым, а Шуга управляет — привязывает к себе и натягивает поводок. Ярость на самого себя разрывает нутро, хочется ее выпустить, желательно перекинуть на этого лисенка с диким взглядом. Пусть он в ней и потонет.

Чонгук резко приподнимается, кладет Мина животом на столик и, не дав опомниться, сдирает с него штаны. Юнги знает, что будет дальше. Жмурится только, обхватывает ладонью край столика и ждет. Словно казни. Хотя казнь была бы лучше, после нее хотя бы конец, заново собирать себя не надо. Чонгук врывается одним толчком, заполняет омегу, распирает стенки и до упора натягивает на себя. Юнги стонет от боли и, сразу укусив ребро ладони, затыкается. Он не издаст ни звука. Стойко вытерпит боль. Мин прикрывает глаза, расслабляется и позволяет ему трахать себя. Чонгук берет, что дают. Обхватывает ладонями ягодицы и все сильнее вдалбливается в чужое тело. Трахает грубо и глубоко, до красных пятен сжимает в ладонях ягодицы и прислушивается. Омега молчит. Чонгука это доводит до бешенства. Приподнимает парня под живот, садится на диван и, уже сидя, насаживает его на себя, резко вскидывает бедра, будто поклялся проткнуть омегу насквозь. Юнги только скребется ногтями уже о чужую руку, обхватившую его поперек и снова молчит. У альфы омегу раздевать терпения нет — разрывает на нем футболку, покрывает поцелуями-укусами лопатки и плечи, лижет свою же метку, но не выбивает ни звука. Звереет.

— Нравится?

Юнги молчит.

— Не должно. Строишь из себя героя мученика? Терпишь? — больно кусает мочку. — А так?

Выходит из парня, поворачивает его лицом к себе и снова загоняет свой член до упора. Давит на его грудь заставляя до хруста в позвонках откинуться назад. Юнги фактически висит вниз головой, пригвожденный тазом к альфе, приходится положить голову на столик, как на опору, чтобы не ныла шея. Чонгук вертит его в своих руках, как хочет. Мин не сопротивляется, молча меняет позы. Юнги вообще не здесь. Омега пытается абстрагироваться, но Чонгук каждым новым толчком возвращает его в реальность. Омега до крови искусал свои губы, до крошащейся эмали зажимает зубы — ни звука.