У Юнги буквально рвутся и разлетаются сдерживающие его чем-то целым ремни, и такие простые на первый взгляд слова Техена, пропитанные заботой, служат как последний щелчок. Мин размазывает слезы по кожаной обивке сидения, пользуется громкой музыкой и уже рыдает в голос. Собственный брат, своя же кровь, человек, который должен был быть самым родным, тем, кто защитит и будет заботиться, вытер об него ноги. Юнги Чонгуку сердце отдал, на блюдечке преподнес, а тот его вдребезги разбил. А какой-то чужой парень, с которым и виделся Мин всего пару раз, готов защищать и заботиться. От этой несправедливости хочется выть. Отчаянье бьет в виски, пульсирует, доставляет неимоверную боль, и Юнги еще больше плачет. Трет оставшийся на горле след от ремня, ногтями сдирает нежную кожу, будто физическая боль облегчит моральную. Будто, вообще, что-то способно ее облегчить. У Юнги изодранные внутренности, вывернутая наизнанку душа и огромное желание исчезнуть. Мин не понимает, как люди справляются, как они начинают все заново и начинают ли вообще… Потому что сейчас ему кажется, что с такой болью не жить, ее через всю жизнь не пронести, это слишком тяжело, и ее слишком много. Мин вряд ли справится.

Уже подъезжая к особняку, Юнги утирает слезы, пьет воды из любезно предоставленной ему шофером бутылки и приводит в порядок свое лицо.

Стоит Мину зайти в особняк, как он видит Хьюна, расслабленно попивающего виски на диване. Отец сидит в одиночестве, он даже свет в гостиной до конца не включил. Юнги знает, что Хьюн так отдыхает. Отец часто после тяжелых дней сидит в одиночестве у себя в кабинете или в гостиной и, приглушив свет, думает о своем. Решение приходит само собой. Время позднее, и им вряд ли кто-нибудь помешает. Мин понимает, что возможно получит от Хьюна очередной отказ, но попытка — не пытка.

— Отец, я бы хотел поговорить с тобой, — Юнги останавливается напротив Хьюна и нервно комкает в руках подол футболки.

— Судя по твоему состоянию, разговор серьезный, — усмехается Хьюн. — Пройдем в кабинет.

Мин молча следует за отцом к кабинету и едва ли не сбегает, но отчаянье ему этого не позволяет. Даже если ничего не выйдет — Юнги должен попробовать. У него больше и вариантов-то нет. Хьюн садится в свое кресло за столом, а Юнги указывает на кресло напротив. Мин несколько секунд пытается подобрать слова, чтобы начать разговор, а потом, поняв, что этого не удастся, коротко говорит:

— О Чонгуке. Я хочу поговорить о нем.

— Я слушаю, — Хьюн ставит бокал с виски на стол и, откинувшись на кресле, смотрит на сына.

— Чонгук…он…я… Отец, я не знаю, как тебе это сказать, — Юнги, опустив голову, смотрит на свои же сильно потеющие от напряжения ладони.

— Говори, как есть, тем более мне кажется, я знаю, о чем речь, — говорит Хьюн и впивается взглядом в парнишку напротив. Юнги голову не поднимает, но чувствует, как горит лоб от пристального взгляда мужчины.

— У нас с Чонгуком не совсем братские отношения, — выпаливает Мин и впивается ногтями в ребро ладони.

— Так значит, это правда, — бесцветным голосом говорит Хьюн и залпом опустошает бокал. — Мне докладывали кое-что, но я не верил, я отказывался в это верить, — Хьюн встает на ноги и обходит стол. — Как далеко все это зашло? — мужчина подходит к мини-бару в кабинете. Хьюн вроде старается казаться спокойным, но Юнги все равно ловит нотки раздраженности в его голосе и видит, как дрожат у мужчины руки, которыми он держит бутылку с виски. Хьюн наполняет стакан до краев и идет обратно к столу.

— Дальше некуда, — бурчит Юнги и вздрагивает от того, как сильно бьет Хьюн ладонью по столу.

— Отец, пожалуйста, помоги мне, — Юнги впервые за вечер поднимает взгляд на Хьюна. — Умоляю, помоги.

Хьюн смотрит в полные слез глаза напротив и пытается успокоить бушующие внутри эмоции, пытается ухватиться хоть за одну трезвую мысль, но пока не получается. В голове хаос. Чонгук разочаровал. Так, как никогда, так, как Хьюн и ожидать не мог.

— Это было насильно? — прочистив горло, спрашивает мужчина и прячет взгляд. Хьюн столько лет возглавлял самый могущественный клан страны, на своем веку повидал разных людей и сталкивался с различными проблемами и препятствиями, видел, что с людьми делают деньги и власть, как они поднимаются и как падают на самое дно. Хьюн лично приказал убить своего родного брата и его супругу и думал, что больше ничего такого, что повергнет его в шок, он не узнает. Достаточно. И так ярко пожил. Но нет. И вот сейчас он узнает, что его старший сын спит со своим братом. Сама мысль, что Чонгук докатился до такого, прошибает позвоночник. И дело не в том, что, по мнению Хьюна, отношения с представителем своего пола уже омерзительны, и даже не в том, что кровь у них одна. Чонгук — глава клана. Он не обычный парень, который может позволить себе всё, а в семье Чон традиции свято соблюдаются. Или соблюдались. Хьюн покрывается холодным потом и, застыв в кресле, как статуя, впивается в видимую только ему точку перед собой.

— Нет, — еле слышно говорит Юнги. — Я ошибся, я сделал глупость, а теперь не знаю, как мне с этим всем справиться, и мне некого просить о помощи, кроме тебя.

— Я все надеялся, что это сплетни, все думал, что мои люди не так поняли… Но оказывается, правда. Я бы отдал все, чтобы это было ложью, но дело сделано, — Хьюн устало прикрывает глаза и массирует пальцами виски.

— Помоги мне исчезнуть, уехать, верни меня в Японию, — просит Юнги.

— Не могу, — горько усмехается Хьюн. — Я, конечно, могу посадить тебя в ближайший самолет, но ты и приземлиться не успеешь. Он найдет тебя и вернет. Мне надо поговорить с сыном, надо узнать, насколько все это серьезно, — вздыхает мужчина.

— Не серьезно! — выпаливает Юнги. — Он не будет искать меня, у него нет чувств ко мне. Если я уеду, все закончится.

— Ошибаешься, сынок. Тут дело не в чувствах. Он жуткий собственник и самодур… прям как я, — усмехается Хьюн. — Он вернет тебя, чтобы доказать, кто здесь главный, да и тебе потом достанется. Чонгук опасен, и в гневе он страшен, я сам иногда его побаиваюсь. Он всегда говорил, что сделает из тебя ручного зверька, а в результате, как я понял, он пытается сделать из тебя… прости, я не знаю, как это назвать… Поэтому он тебе так и не дал покровительства, чтобы творить с тобой, что вздумается. Но теперь это даже хорошо, есть место для шага назад. Будь ты под его покровительством, то тебя вообще оттуда вытащить нельзя бы было. Мне надо подумать, потому что сейчас я выхода не вижу. Одно я знаю точно — это надо заканчивать. Чонгук сам не ведает, что творит, — вздыхает Хьюн и снова возвращается к мыслям, как же прекратить эту неправильную связь своего сына.

Юнги слушает Хьюна и с каждой следующей секундой все больше опускает руки. Кажется, просвета нет. Кажется, ему придется всю жизнь прожить, как домашнему питомцу его брата. Он так надеялся и рассчитывал на Японию, но сейчас, сидя в кабинете отца, Юнги кажется, что больше выхода нет, хотя…

— А другой мне может дать покровительство? Допустим, есть такой человек, и он тоже глава клана, если он мне даст его? — с надеждой спрашивает Мин.

Хьюн несколько секунд с подозрением смотрит на сына, задумывается и снова тянется к бокалу. Через пару минут проведенных в абсолютной тишине старший наконец-то говорит:

— Теоретически, да. Если у тебя есть такой человек, то ты можешь получить его покровительство, и Чонгук тут будет бессилен, сам виноват, что до сих пор не дал тебе его. Ты, по факту, абсолютно свободен, если не учитывать, что ты представитель семьи Чон, но это не проблема. А у тебя есть такой человек? — Хьюн пристально смотрит на сына.

— Кажется, я такого знаю, просто не уверен, что он согласится, — понуро отвечает Мин.

— Интересно, — Хьюн не понимает, как он мог столько упустить. Каким образом он не заметил, что творится между двумя братьями, и вообще, что из себя представляет Юнги, если у него уже есть кто-то хорошо знакомый «на верхах». Мужчина решает потом со всем этим разобраться и уделять своей семьей больше времени, благо «пенсия» этому как раз таки поможет.