— Я ведь ясно сказал твоему дружку, чтобы вы свалили отсюда. Почему мне звонит комендант и докладывает, что вы не освобождаете квартиру, и где мой братец с синдромом Ромео? — на пороге стоит сильно злой и уставший Чонгук.

— Здесь я, — Тэхён выходит в коридор и останавливается напротив брата.

— Вот и прекрасно, бери свою сучку, раз уж ты жить без его задницы не можешь, пусть у тебя и живёт. Мою квартиру освобождайте. Вместо того, чтобы поспать хотя бы два часа до следующей встречи, я должен и с этим лично разбираться, — рычит Чон.

Юнги слышит голос Чонгука и подскакивает — он не знает, чего в нём сейчас больше: страха или ненависти. Или всего одновременно. Юнги дыхательную гимнастику делает, уговаривает себя на ногах держаться, но все его резервы, вся та мизерная оставшаяся сила покидают его со скоростью света. Юнги его вида не вынесет, на ногах не устоит, слишком ещё рано, слишком свежо, он к этому не готов. Один голос Чонгука, и Юнги уже задыхается, на него стены двигаются, раздавить грозят, он отчаянно за изголовье кровати цепляется, уговаривает себя не сгореть дотла, не осесть пеплом на блестящий паркет.

Выдыхает с трудом, будто жизни лишается, машинально в самый угол комнаты забивается, надеется, что альфа сюда не зайдёт. Но Юнги ошибается. Чонгук запах крови сразу чувствует и моментально звереет. Отталкивает брата и идёт прямо в спальню, в которой совсем недавно проводил самые жаркие ночи своей жизни.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — Чонгук влетает в комнату и с такой силой захлопывает за собой дверь, что одна из петель слетает. — У тебя совсем гордости нет?

— Я… — осекается Юнги. — Я за вещами пришёл.

— Какими такими вещами? — наступает Чонгук и его взгляд моментально темнеет. — У тебя есть вещи здесь? — от голоса альфы у Юнги кожа трескается, прямо сейчас сходить начнёт, сгоревшую за эту ночь плоть обнажит.

— Но… — Юнги верить в это отказываеся, моргает пару раз подряд, пытается от песка, забившегося под веки, избавиться.

— У тебя ничего здесь нет, — выговаривает медленно каждое слово альфа и подходит вплотную. — Ничего, — по слогам повторяет. — Здесь всё принадлежит мне. И даже то, в чём ты сейчас. Это какую наглость надо иметь, чтобы вернуться сюда. На что ты рассчитывал?

— Ни на что! — выпаливает Юнги и стаскивает с себя пиджак. — Ты прав, о чём я только думал, — омега лихорадочно расстёгивает рубашку, но пальцы слишком сильно дрожат, и он, теряя терпение, просто разрывает её на груди и кое-как стаскивает. Мин тянется к пряжке брюк.

— Что ты делаешь? — прищуривается Чонгук.

— Ухожу, но сперва верну тебе всё, что мне не принадлежит, — Юнги только спускает брюки, но альфа поддаётся вперёд и натягивает их обратно.

— Считай, дарю, — грязно ухмыляется Чонгук и ворует в последний раз запах с волос Мина. Чон нагибается за валяющейся рядом толстовкой и собирается натянуть её на омегу, но в памяти слишком свежи воспоминания, где он недавно натягивал на Юнги толстовку и вёл гулять. Чонгук со злостью швыряет толстовку в лицо омеги и идёт к двери.

— Не хочу тебя больше видеть, никогда, — бросает альфа перед выходом из спальни.

— Я тоже.

Чонгук идёт к выходу, по пути предупредив Тэхёна, чтобы через час здесь никого не было. Юнги вылетает следом и ищет Чимина. Омега находится на кухне.

— Чимин, я ухожу, я не могу так, не могу там, где Тэхён, пойми меня правильно, это все слишком для меня, — у Юнги руки трясутся, глаза по сторонам лихорадочно бегают, выглядит он так, будто сейчас его на части разорвёт.

— Но куда мы пойдём, что делать будем, и Тэхен не такой, он неплохой, — пытается убедить друга Пак.

— Лучше на улице сдохну с голоду, чем хоть копейку у этого семейства возьму. Этот урод с меня одежду снять готов был, тебе этого не понять, Чимин, но я ухожу, — Мин разворачивается и идёт в коридор, увидев всё ещё стоящего там Чонгука, замирает на мгновение, но потом всё равно двигается к двери.

— Юнги, — бежит за ним Чимин. — Пожалуйста, я решу всё.

— Я тебе звонить буду, обещаю, — треснуто говорит Мин. — Я устроюсь, потом найду тебя.

Чонгук взглядом следит за идущим к двери омегой и нарочно становится на порог, преграждает путь.

— Он устроится, конечно, — ухмыляется альфа. — Всю жизнь за счёт брата жил, тут из меня дурака сделал. Ничего не умеет, ни на что не способен. Кому ты нахуй тут дался? — шипит Чон.

Юнги глотает ком обиды, запрещает себе плакать, обещает, что этот альфа его слёз больше не увидит. Только смотрит так затравленно, и грусти в его глазах океан, Чонгук в неё уже с головой нырнул, тонет, но не сдаётся. Добивает, хочет его поверженным увидеть, лучше на коленях.

— Поверь мне, — Юнги приходится прокашляться, потому что ком в горле застрял, и глотать его сил уже не осталось. Как он вообще на ногах стоит, поразительно. — Что-нибудь да найду.

— Что, блядствовать будешь? Был бы хоть ярким что ли, красивым, мог бы тело своё продавать, но увы, это тоже не выйдет, — цокает языкам Чон.

Нарочно задеть пытается, на эмоции толкнуть, сожаление увидеть, в слезах его искупаться. Потому что, сука, больно Чонгуку не меньше. Потому что стоит перед ним, хорохорится, нет бы прощения просить или раскаяние показать, он обиженного строит, бесит Чонгука, когда тот и так на грани. Альфа челюсть еле сжимает, зверя с трудом контролирует, Юнги бы на куски самому разорвать, может, так хоть отпустит, может, забудется. Засел в голову прочно, будто впечатан, выжжен там, и стоит о нём подумать — болит. Болит всё и сразу, Чонгук не знает, за что конкретно хвататься. Этот мальчишка его мир перевернул, а потом дураком выставил, смотрит сейчас так зло и обиженно, а злиться и обижаться не он должен. Чонгук его разорвать не может, но в грязь втоптать может, даже думать о том, что к нему что-то чувствует, себе не позволит, а Юнги об этом никогда не узнает.

— Что угодно сделаю, лишь бы от тебя не зависеть, — Юнги еле губами шевелит, каждое слово огромные усилия, а Чонгуку плевать, что сил у омеги не осталось, что он всё на то, чтобы с земли под утро свои остатки отскрести потратил. Чонгуку вообще на Юнги плевать.

— Да за тебя и цента никто не даст. Я бы не дал, а я точно знаю, чего ты в постели стоишь, — прищуривает глаза Чон и мажет по фигуре парня, как он думает, безразличным взглядом.

— Я под тебя даже за миллион бы не лёг, — зло выплёвывает слова в лицо Чонгуку омега.

Юнги альфу обойти пытается, но тот не отступает, играет с омегой, заставляет на свою грудь его натыкаться.

— Ну-ну, — хмыкает Чонгук и нарочно медленно делает шаг влево, пропуская парня.

Чимин срывается за Юнги, но Тэхён хватает его и не отпускает.

— Дай ему время, пусть подумает.

— Какое время, ему есть нечего! — кричит Пак, но Тэхён сильнее к себе прижимает.

— Как это мило, — кривит рот в улыбке Чонгук и идёт в спальню Юнги. Альфа останавливается напротив разворошённой постели, несколько секунд смотрит на игрушку, одиноко валяющуюся на покрывале, а потом хватает её и идёт к выходу.

— Жду тебя в два в офисе, — бросает Чонгук брату и выходит.

До самого парка Юнги бежит так, будто за ним гонятся. Опускается на краешек фонтана и, несмотря на людность, срывается на рыданья. Плачет так долго и горько, что в какой-то момент слезы заканчиваются, и Мин, соскользнув на землю, просто хрипит, судорожно ловя ртом воздух. Юнги думал, что Чонгук больнее не сделает, но оказалось, одно его появление, и у Мина по одному оголяются нервы, вены в струнку вытягиваются, и одна за другой лопаются, каждое слово альфы — у Юнги внутри мясорубка, кости в порошок и желание жить ноль целых ноль десятых. Больше так продолжаться не будет. Больше Юнги не позволит себя в грязь втаптывать. И Чонгука больше он тоже не увидит, потому что не переживёт просто. Потому что слишком сложно потом, как сейчас, сидеть и себя по кускам собирать. Омега встаёт на еле его держащие ноги, отряхивает брюки и, нашарив в кармане пару последних центов, оставшихся после завтрака, идёт к телефонному аппарату. Достаёт из кармана визитку и, не давая себе даже шанса подумать, набирает номер.