После завтрака в отделении больницы стало относительно спокойно и тихо. Одна половина пациентов больницы продолжила медленно помирать "заняв места согласно купленным билетам", другая же половина, прибегнув к помощи алкоголя и наркотиков, продолжила "веселиться".
Имея не малый опыт за последние годы пребывания в подобных заведениях, я пришёл к выводу, что здешний континент за исключением единиц, подразделяется на две половины умирающих и "веселящихся", причём умирающие в большинстве своём ещё совсем недавно были веселящимися. Часто и те и другие прибывали в состоянии либо крайне тяжелом, с высокой температурой, кровохарканьем и тому подобным, либо же в состоянии крайне "весёлом" с музыкой, танцами и мордобоем. Однажды я был свидетелем тому, как один из больных на львиную долю своей пенсии по инвалидности, которую он получил в первый раз, напившись с соседями по палате несколько дней не дождавшись нового года, купил недешёвый фейерверк и устроил ночью во дворе больницы грандиозный салют.
Следует заметить, что представители обоих половин ненавидят друг друга, так как друг другу постоянно мешают. Веселящиеся не дают спокойно умереть умирающим, а умирающие в свою очередь, навивая плохие предчувствия своим неприглядным видом и тем самым портя настроение, мешают веселиться "веселящимся". Есть ещё упомянутые выше единицы, не относящиеся ни к тем, ни к другим, пытающиеся лечиться, их ненавидят все, включая медперсонал и они соответственно ненавидят тоже всех. Первая половина их ненавидит за то что у них ещё есть небольшой шанс выжить, вторая их просто считает дураками неудачниками, которые сами не живут и другим не дают, а медперсонал их ненавидит за то что они требуют чтоб те их лечили, тем самым принося различные неудобства. Дополняет всеобщую неприязнь то, что, хоть это и не всегда получается, все должны друг друга терпеть и ненавидеть тайно.
День близился к завершению. Об утреннем происшествии с Вороном все давно забыли, как будто ничего и не произошло. Люди, привыкшие к смерти, давно научились жить с ней по соседству до поры до времени, не соприкасаясь друг с другом. Мысли о возможной своей скорой кончине все старались гнать от себя подальше, успокаивая себя удобным для большинства убеждением что, всё ужасное происходящее вокруг, со мной не произойдёт. Это всё с ними, со мной будет всё нормально. Даже не смотря на то, что всё свидетельствует об обратном, человеческий разум, часто опираясь на подобные "спасительные" умозаключения, вырабатывает иммунитет от возможного смертельного уныния, а в некоторых случаях безумия, результатом которого может стать подобное тесное соседство с этой страшной бабкой с косой в руках. - На ужин проходим, - раздался знакомый вопль баландёрши. Благодаря вездесущим "агентам" Немца, занявшим в очереди на нас места, мы одни из первых получили свои порции макарон и проследовали в палату, где без особого аппетита принялись за их поглощение.
"Съешь туберкулёз или он сожрёт тебя" - так гласит гимн известный всем чихоточникам. Основным оружием туберкулёза является отсутствие у больного аппетита, которое приводит к дистрофии, полному обессиливанию и смерти. Если заставлять себя и стараться через силу побольше есть, возможно проживёшь чуть дольше. Поэтому в надежде на выздоровление очередь из дистрофиков, к столику баландёрши, образовывалась всегда быстро, и не заняв её во время можно было довольно долго в ней простоять. Процедура эта в связи с отсутствием сил и всеобщей раздражительностью была крайне не приятной. Особенно неприятным было то, что медленно продвигаясь с посудой в руках к заветной пайке тебя обязательно со всех сторон "обкашляют", такие же как ты, тем самым до конца отбив и без того слабое желание что то есть.
Пытаясь побыстрей запихать в себя в который раз предложенные мне больничным меню давно надоевшие макароны, я не всегда до конца прожёвывая запихивал их ложкой в рот, проталкивая чуть сладким жидким чаем. В палату заглянула пожилая санитарка лет шестидесяти, видимо только заступившая на ночную смену. Оглядев всех, её взгляд остановился на мне. - О, ты у нас вроде здоровенький, пойдём, поможешь деда из седьмой вынести. Он лёгкий, ко входу его положим пока машина не пришла -деловито заманивая меня рукой позвала она меня.
- Что помер? Чё это за дед? - поинтересовался я. - - Чё чё, дед "тяжёлый" из седьмой, вчера привезли ты его не знаешь. Пошли давай! - начиная злиться на моё любопытство, слегка раздражённым голосом прикрикнула та.
- Не пойду - коротко, но исчерпывающе утвердительно, ответил я холёной за многой лет работой с бывшими зеками, видавшей виды тётке.
- Как не пойдёшь? - не скрывая удивления спросила та, - тебя-то тоже кому-нибудь нести придётся.
- Придётся... не пойду и всё, чё привязались то ко мне, я ем не видите?- грубо бросил ей в ответ я, демонстративно продолжив запихивать в себя теперь в двойне не приятные макароны. Нельзя сказать, что я боялся покойников или мне это было не по силам. Помочь протащить несколько метров труп весом не более сорока килограмм, конечно же, мне было не трудно, да и его заразы бояться мне смысла не было, так как болел я уже более десяти лет и всем чем можно было заразиться я уже давно заразился. Просто являясь человеком мнительным я знал, что похожий на страшную тёмно-жёлтую куклу труп останется, как и множество других надолго в моём и без того к тому времени достаточно больном воображении. Для того чтобы меньше думать о смерти, которая казалось постоянно дежурит в этом злосчастном бараке, нужно стараться на сколько это возможно, как можно реже видеть следы которые она после себя оставляет. Да и стоит один раз принять в этом деле участие, как медперсонал тебя сразу внегласно будет считать бесплатным трупоносом. Каждый раз, когда кто-то умрёт, а умирает здесь порой по несколько человек за сутки, будут просить тебя. Хочешь ты этого или нет, ты будешь первый к кому они престанут с подобного рода неприятной, по крайней мере, для меня просьбой. Есть, конечно, те, которые это делают с удовольствием, либо это новички которым в первые соприкоснуться так близко с таинством смерти интересно, либо наборагозившие, проштрафившиеся алкаши желающие получить "плюсик", которых должны выписать за нарушение, либо просто желающие немного заработать на спирт или пачку дешёвых сигарет. Я к своему счастью не к кому из вышеупомянутых не относился, поэтому мог себе позволить решительно отказать.
Наконец, покончив с макаронами, я как обычно сходил в умывальник помыл посуду, вернулся и сел за столик, с которого вновь скрылся наверно всё тот же, почему то белого цвета, мутировавший, бросивший от страха на пол пути свою крошку таракан. Включив чайник, я стал ждать кипятка, чтобы заварить нормальный не казённый чай. - Что это за дед?- спросил я всезнающего, на этот раз деловито ковырявшегося в зубах после еды Немца. - - Вчера привезли. Он уже загрузившейся был, ничё не понимал бомжара походу, - как всегда сухо ответил он. Часто бывало так что после нескольких относительно спокойных дней, на протяжении которых никто не умирал, смерть отвлекшаяся казалось на другие бараки, внезапно появлялась и пытаясь наверстать упущенное, за один день или ночь утаскивала с собой на тот свет сразу нескольких "заждавшихся" её избранников. Стоило мне подумать об этом как из коридора до моего слуха донесся, чей то мрачный женский голос: "Бинт попроси там у них".
Я услышал и сразу всё понял. Бинт в этой больнице в девяти из десяти случаев нужен для того чтобы связать им руки сложенные на груди только что умершего и ноги у основания ступней. Делается это перед упаковкой покойника в мешок для удобства дальнейшей транспортировки. По малознакомому голосу, просившему бинт, мне сразу стало ясно, что принадлежал он несчастной матери Мураша. - Мураш походу тапочки откинул - проговорил я. - - Походу да, - с полным безразличием в голосе согласился со мной Немец, толи делавший вид что ему это вовсе не интересно, толи на самом деле привыкший за годы отсидки на туберкулёзной зоне к смерти своих товарищей.
