Вовремя прибывших...

Худо, Пушкин! Я сдаюсь.

Все мечтанья блекнут.

У причала застаю

Теплоход «Олекму».

Он, как лебедь, выгнул грудь —

Отдает швартовы:

Рад-готов в обратный путь.

...Ну и я — готова.

На заре другого дня

По росе искристой

Вот он выпустил меня

На родную пристань.

Утро — словно на заказ:

Добрая погодка!

И попутная как раз

Погодилась лодка.

И с приветом подошел,

И — чего уж лучше! —

К дому пожнями повел

Бригадир-попутчик.

Жеребенок лугом в мах —

Золотая челка!

В зацветающих цветах

Загудала пчелка.

Недостигнутая цель

Позабыта...

— Здрасьте!

И дочурка на крыльце

Обмерла от счастья.

Я вплету в ее вихор

С ленточкой знакомой

Нашу радость, птичий хор,

Аромат черемух.

Друг на друга поглядим,

Засмеемся обе

И себя не отдадим

Никакой хворобе.

То ли дело — благодать!—

Дома, возле речки,

Сядем Пушкина читать

На родном крылечке.

В эту книгу влюблена

И малышка-дочка.

...Вот царевича в волнах

Закачала бочка.

Вот поймал старик-рыбак

Рыбку золотую.

Вот Людмила, сняв колпак

С Карлы, с ним воюет.

Вот к царю пришла беда,

А к царице — больше!

Вот улыбчивый Балда

Черту море морщит.

Черта выудит Балда —

И пойдет потеха!

И не надо никуда

Ни идти, ни ехать.

Сам ступил под сень крылец,

Сам у нас в избушке —

И мечтатель, и мудрец,

И повеса Пушкин!

Весел он. Чего ж еще?

Стоп, повествованье!

...И да будет мне прощен

Грех «непочитанья»!

□ □ □

Никого из себя мы не строим.

В нашем теле обычная кровь.

Мы пришли из некрасовских троек,

Из некошеных блоковских рвов.

Мы из тех, кто и предан, и продан,

И схоронен был тысячи раз!

Но и все-таки мати-природа

Отстояла и выбрала нас,

Попримеривших стужу и нужу

На свои, не чужие плеча,

Пуще тела жалеющих душу,

Пересиливших в песню печаль

Неизбывную, в песню кручину

Безысходную... С песней живем!

Про лучину, про горьку рябину,

Про «На улице дождик...» поем.

Эти песни оркестров не просят:

Лишь вздохни да, вздохнув, затяни

Засливаются в хор подголосья

Многотысячной кровной родни.

В нарастающем песенном шквале

Не разъять, не сравнить голоса,

Не услышать себя запевале:

Женской доли — одна полоса.

Пролетали с корнетами тройки,

Поезд с окнами мимо бежал,

А мужик после каждой попойки

Лишний хмель на тебе вымещал.

Что с того? Ты сносила побои...

Прикрывая клеймо синяка,

Ты сама оставалась собою,

Ты жалела его, мужика!

Ты жалела — да тем и держалась,

Ты терпела — да тем и жила,

Ведь от матери жалость досталась,

Ведь и бабка терпёлой слыла.

Что поделаешь, тяжко-не тяжко,

Что попишешь, под дых-не под дых,—

Поднимайся! В одной ведь упряжке:

Не вдвоем — так одной за двоих...

Унижал он, а ты возвышалась!

В землю втаптывал — ты поднялась!

...Только будь она проклята, жалость,

Что любовь заменить собралась!

Нам во все терпеливые годы,

Хоть какой из веков оживи,

Снилась Синяя птица Свободы,

Золотая Жар-птица Любви.

Чем наш век от иных отличится?

— Не во сне, боже мой, наяву

Птица Синяя — тише! — садится —

Не спугните! — к рукам... на траву...