Бар
Пролог
– Послушай, не стоит бежать впереди своих мыслей, это может быть опасно, особенно в этом месте. Что непонятного? – бармен, протирая тарелки, спокойным размеренным тоном продолжал выкладывать умозаключения, обращаясь к человеку за стойкой. – Я не всегда смогу помочь, ты должен это понимать. А ошибки, которые ты сделаешь в баре и за его пределами – очень сильно отличаются друг от друга, кому как не тебе об этом знать. Мне не хочется продолжать читать тебе лекции по здравомыслию, мы уже говорили об этих вещах сотни раз. – Он расставил чистую посуду под столешницей беззвучно и аккуратно.
Всегда было интересно посмотреть за барную стойку. Казалось, там скрыт мир, который не дано увидеть посетителю. Там бездонная яма, черная дыра, которая дарит тебе все что пожелаешь. Ты заказываешь коктейль и из-за перегородки, как по волшебству, начинают появляться всевозможные ингредиенты. Мусор и отходы пропадают там же, как в шляпе фокусника. Ника всегда удивляла эта картина, и он, как за театральным представлением, наблюдал за ее развитием – что же дальше исчезнет, а затем возникнет в руках бармена, руководящего этим кукольным спектаклем.
– Эй! Не хочешь ничего ответить? Может хоть кивнешь? Выпил бутылку пива, а в глазах десять рюмок водки, – бармен сделал шаг назад и положил ладони на пояс. Это была его защитная реакция на случай, если над его остротой не засмеются. Никита это знал и через мгновение улыбнулся:
– Извини, я просто расстроен. Совсем не ожидал такого поворота. Я слишком привык держать все под контролем, а то, что произошло сегодня, знаешь… Больше такого не повторится, – его сумбурная речь немного оживила обстановку, но он тут же замолчал.
За окном была непроглядная ночная тьма. Изредка ее разрезал свет фар пролетающих автомобилей. Тишину на улице не нарушал ни ветер, ни пробегающие дворняги, ни пьяные прохожие (возможно, лишь их тени).
Внутри бара сегодня было безлюдно. Большинство стульев были перевернуты и составлены на столы. Один из них бесполезно валялся на полу. На его днище были аккуратно налеплены комочки жевательной резинки. Под тусклым освещением заведения, можно было принять их за какие-нибудь бородавки. Старый музыкальный центр еле слышно исполнял хаотичные хиты каких-то американских джазменов, вроде Телониуса Монка1. Бармен устало облокотился на стойку и терпеливо стал ждать от своего собеседника сигнал, когда можно снова завести разговор. Ник моргнул. Бармен воспринял этот жест как знак:
– Иди проспись. Я не хочу всю ночь любоваться на твои страдания.
– Да, ты прав. Завтра должно быть полегче.
– Мой отец обычно говорил: «Новый день – новые проблемы». Но еще он говорил, что без контраста этих проблем, ты бы никогда не почувствовал счастливые моменты, которые тоже неизбежно случаются.
– Кем был твой отец?
– Зачем ты постоянно задаешь этот вопрос? Ты же понимаешь, что никогда не узнаешь действительно правдивого ответа.
– Каждый твой ответ на этот и другие вопросы – правдивы. Сегодня, мне как никогда хочется его услышать.
– Мой отец был человеком, который делал все, чтобы его сын не стал барменом. Он всегда был полон энергии и новых идей. Я на него не похож. Но я рад, что сегодня помню его, точнее, именно этот его образ. За это тебе спасибо.
Ник допил остатки пива в бутылке и взялся было открывать вторую, но не стал:
– Прекрасная ночь, допью по пути.
– Сегодня выйдешь через парадную? – удивился он.
– Да, но все бывает в первый раз, – взгляд Ника устремился в пустоту. Глубокая ночь утягивала сознание в заросли мыслей и размышлений.
Человек за барной стойкой поджал губы и, сделав шаг в сторону посетителя, сказал:
– Она придет, Никита. Главное не теряй головы раньше времени.
– Хорошо, если так. Спасибо за вечер.
Никита встал с высокого стула, ослабил ремень на брюках, не глядя взял с бара свою бутылку «Хайнекен» и, расплатившись, побрел к дверям выхода. Он дотянулся до ручки, провернул ее против часовой и застыл.
– Завтра я все исправлю, – прошептал он и распахнул дверь.
На улице дул теплый ветер. От темноты закладывало уши и казалось, что этот мир еще не знает, что такое солнечный свет. Звук открывшегося пива и первый глоток сразу расставили все по местам. Ник двинулся в сторону мерцающего за углом фонаря и, сделав пару шагов, обернулся в сторону бара. Над дверью входа красовалась блеклая вывеска «Тоскливый вечер». Сквозь непроглядную тьму на лице Ника можно было разглядеть легкую улыбку. Через несколько секунд этот человек исчез за углом…
1
За стеной грохнул выстрел. И, судя по смачным отзвукам, чья-то голова разлетелась на куски арбузными хлопьями. Я рванул из кухни в соседнюю комнату, чуть не влетев в стоящий у прохода шкаф. Мой топот сопровождался тихим ворчанием:
– Нет, нет, нет… – я вбежал в просторную гостиную, слегка проскальзывая по паркету. На мне были теплые носки из собачьей шерсти, домашние штаны и толстовка. В одной руке у меня была деревянная лопатка с кусочками жареных яиц, в другой – телефонная трубка, прижатая к уху. На лице оставалось место лишь для разочарования – я смотрел в телевизор, где Джон Траволта и Сэмуэль Джексон спорили о том, что делать с трупом на заднем сидении.
– Я поверить не могу, – мой голос звучал безжизненно, – я опять пропустил этот момент.
Из телефонного динамика прорезался женский голос:
– Черт, я думала, этот выстрел был настоящим, и твоему завтраку придется дожаривать себя самому! Ты меня до смерти напугал! Немедленно выключи телек!
Просьба в приказном тоне сработала безотказно, и в комнате воцарилась тишина.
Моя сестра всегда умела пользоваться своим характером по назначению. Во времена, когда наша семья была полноценной, она часто была за главную. Отец не умел правильно себя ставить. Честно говоря, он никогда и не пытался этого сделать. Все, что он нам дал, это любовь к хорошей музыке и возможность жить так, как мы считаем нужным. Мать прекрасно подходила отцу, хоть и была не слишком на него похожа. Но вот что печально – на нас она походила еще меньше. Перенимать жизненный опыт от наших родителей мы с сестрой прекратили в раннем возрасте. И старались воспитывать друг друга так, как нам казалось будет лучше и правильнее. Из нас двоих я больше походил на отца, поэтому Лиза взяла себе роль волевой и жесткой «главы семейства».
Я продолжал бубнить в телефон:
– В сотый раз пропускаю эту сцену, просто невероятно! Долбаный завтрак! – я пытался донести до Лизы свое разочарование в полной мере, но она не слушала моих причитаний.
– Раз уж тебя все-таки не застрелили, будь добр, не спали квартиру и сними, уже наверняка горящую, сковородку с плиты, – ее тембр довольно нелепо звучал в китайском динамике телефона, но это никак не сказалось на скорости, с которой я отреагировал и, вновь проскальзывая по паркету, побежал на кухню. Комната и вправду уже начала пропитываться дымом от горелой яичницы. Я бросил лопатку в раковину (отметив, что в раковину не полетел телефон) и быстро схватил обжигающе горячую ручку сковороды, переместив ее под ледяную воду. Шипение прекратилось, а белый дым жадно поглощала приоткрытая форточка. Выдохнув, с чуть наигранным облегчением, и упершись плечом в холодильник, я продолжил разговор:
– Я даже не знаю, радоваться мне твоему звонку или нет, утро определенно пошло не по сценарию, – я пытался говорить с иронией, и Лиза это понимала.
– Радоваться точно не придется, Артур, – она будто споткнулась, – мама умерла.
Я не сразу сопоставил все слова, произнесенные ею, в законченную мысль, но через секунду в голове все улеглось. Она сказала это так, будто наш любимый теннисист вылетел в четвертьфинале, и даже не дала мне отдышаться от беготни. Она продолжала:
