– Каролина, будь моей женой.
Вся следующая неделя была посвящена решению извечного вопроса всех времен и народов: что делать? Вариант аборта даже не рассматривался. Как можно оборвать единственную ниточку, связывающую ее с человеком, который ее любил? Сейчас Лина даже о матери думала с непривычной теплотой – ведь если бы не платье, ничего этого не было бы. И ребенка без помощи матери ей не поднять, как ни старайся. Лина, конечно, предприняла определенные шаги – до предела сократила расходы и взяла дополнительную подработку. Но денег все равно было катастрофически мало. Деньги, деньги, деньги! Все упиралось в них, а вернее, в их полное отсутствие.
На Новый год Лина поехала домой, к матери. Сдаваться. Долго обдумывала, как рассказать о своей беременности, тщательно составляла первую фразу, но слова не понадобились. Стоило ей стащить пальто, как по остановившемуся взгляду матери она поняла: слов не нужно.
– И кто отец? – спросила мать, садясь в кресло у окна.
– Мам, я… – растерялась Лина. Она как-то не подумала, что этот вопрос будет первым.
– Он собирается жениться?
– Я не знаю, – Лина замотала головой.
– А про ребенка ты ему хотя бы сообщила? Он с вашего училища? Живет с тобой в общежитии? Он женат?
Каждый вопрос – как пощечина. Лина молчала, лишь все ниже и ниже опускала голову.
– Ладно, я сама с ним поговорю. Не хочет жениться, так пусть хоть деньги дает на ребенка.
– Мама, – Лина подняла голову и твердо сказала: – Я не знаю, кто отец, – и повторила для уверенности: – Не знаю.
– Ты что, совсем дура? Как такое может быть?
– Мама, прости, я устала. Давай потом поговорим.
– Ну, нет уж! Раз начали, давай закончим. Я не позволю тебе еще и ребенка посадить на мою шею. Хватит того, что я тебя одна тащила столько лет. Думала – все, отстрелялась. Теперь можно и для себя пожить. Оказывается, нет. Эпопея продолжается. Только теперь уже в двойном размере. И главное, у меня никто ничего не спросил. Вот так запросто – на тебе, мама, внучка, нянчийся! А если я не хочу? Имею я право не хотеть? Ты хочешь ломать свою жизнь – на здоровье. А мою оставь мне!
Лина встала, медленно пошла к дверям.
– Ты куда? Я еще не закончила!
На ходу застегивая пальто, Лина открыла дверь. Морозный ветер бросил в лицо горсть снега.
– Куда ты попрешься? Автобусы не ходят!
У калитки Лина остановилась. Куда теперь? А что, если пойти туда, где все это началось? На скамейку возле школьной спортивной площадки?
Она шла по улице, заглядывая в ярко освещенные окна. Кое-где светились праздничным убранством елки. Некоторые развесили гирлянды на деревьях в саду. Мелькание разноцветных огней, мягко похрустывающий под ногами снег создавали сказочную атмосферу, предвкушение чудес. Вот сейчас она закроет глаза, а когда откроет…
В конце дороги показалась чья-то фигура. Полная, с оттопыренными в стороны руками и осторожно, неуклюже ступающими ногами. Лица не видно, но и по телосложению понятно – не принц. Фигура приблизилась, и Лина мысленно поправила себя: не принцесса. Потому что это была женщина. А еще через несколько шагов женщина взвизгнула и, позабыв об осторожности, бросилась к Лине.
– Каролинка! – это была Милка.
Охваченная радостью узнавания, Каролина попыталась удержать подругу, не справилась, и девушки с хохотом повалились на снег. Долго вставали, скользя и падая, потом поднимали друг друга, отряхивали и потихоньку осматривали.
– Ты, случайно, не того? – осторожно спросила Милка.
– Чего – того? – засмеялась Лина. – Хочешь спросить, не сошла ли я с ума?
– Точно! Только сумасшедший разгуливает ночью по морозу.
– Значит, мы с тобой, Никифорова, обе сумасшедшие, – Лина засмеялась, чмокнула Милку в щеку.
Эта версия нравилась ей больше, чем рассказ о матери, вышвырнувшей ее за дверь, словно нашкодившего кота. Хотя, если быть справедливой, никто ее за дверь не вышвыривал, она сама…
– Я хотела спросить, не беременная ты? – решила расставить точки над «i» Милка. – Я – да, а ты? Уж очень ты смахиваешь на изрядно беременную.
– Беременная, – тихо сказала Лина, готовясь к повторению шквала вопросов об отце ребенка.
Но Милку интересовало другое.
– И когда рожать? – спросила она, внимательно разглядывая Лину, словно в глаза у нее был вмонтирован аппарат УЗИ.
– В конце марта!
– Здорово! Каролинка! Вот здорово! А у меня в начале апреля! Может, вместе родим. Будем вместе в колясках катать! Представляешь, как здорово!
Говорила она слишком громко, и веселье казалось Лине несколько нарочитым. Нет, конечно же, Милка искренне радовалась встрече, но что-то омрачало эту радость.
– Ты куда сейчас? – спросила Милка.
– Не знаю, просто гуляю.
– Знаешь, пошли ко мне. Чаю попьем. Все лучше, чем снег топтать.
– А Олег что скажет? – осторожно поинтересовалась Лина.
– Видный, что ли? Так мы не к нему, к мамке моей. Задрал меня этот Видный, и, похоже, окончательно.
– Подожди, вы что, поссорились? – Лина остановилась, взяла подругу за рукав, вопросительно заглянула в глаза.
– Не обращай внимания. Это не в первый и не в последний раз. Знаешь, что лучшее в отношениях с парнем?
– Что?
Милка освободила руку из Лининых пальцев и медленно побрела по дороге, роняя на ходу:
– Самое лучшее – это первый поцелуй. А потом начинается муть голубая: отношения, секс, свадьба, дети, носки, жратва… – она остановилась, запрокинула лицо к небу и жалобно завыла:
– У-у-у-у! Ненавижу-у-у-у!
И пошла дальше так быстро, что Лина едва поспевала за ней.
– Мил, может, не надо так, сгоряча? Завтра по-другому посмотришь на все это, – задыхаясь от быстрой ходьбы, крикнула в спину подруги Лина и остановилась, пытаясь отдышаться.
– Если бы ты знала, сколько было таких завтраков! – Милка обернулась, увидела, что подруга безнадежно отстала, и потопала назад. – Каждый раз уговариваю себя как дура. А теперь точно решила: с Нового года начинаю новую жизнь. Лучше никакого мужа, чем такой.
– А ребенок? Он же тоже имеет право решать! – привела последний довод Лина.
– Вырастет и решит. Захочет жить с отцом – отпущу. Если он к тому времени не сопьется окончательно.
– Постой, он что – пьет? Я не думала…
– Так и я не думала. А он как начал на свадьбе, так со стакана и не слезает. Хорошо хоть ребенка по трезвому сделали, а то получился бы урод.
От последней фразы у Лины по спине побежали мурашки. По трезвому! А у нее все с точностью до наоборот.
Кто точно выпил, так это Милкина мать.
– Девчонки, привет! – радостно приветствовала она дочь и Лину. – Что, не сидится у мужа под боком? А это кто у нас такой? – Пальцы Никифоровой-старшей принялись расстегивать Линино пальто. – Признавайтесь, замерзли? Может, по рюмочке?
– Мама, – с укором оборвала мать Милка, – ну сколько можно!
– Да я совсем чуть-чуть, – женщина улыбнулась. – Чуть-чуть не считается. Правда, детка? Тебя как зовут?
– Лина.
– А меня Галина. Можешь называть меня тетя Галя. Смотри, как здорово: Лина – Галина. Прямо стихи?
– Лина? – переспросила Милка.
– Это девчонки в училище так придумали, – объяснила Лина, – а мне нравится. Лучше, чем Каролина.
– Здорово! Я тебя тоже буду так называть – Лина. Хорошо?
Потом они пили чай с вареньем и булками. Довольно вкусными булками.
– А ты сама откуда, Лина?
– Мам, я же тебе говорила, – поспешила ответить Милка. – Лина в Андреевске учится, в медицинском училище.
– Это хорошо, что учится. Учиться, учиться и учиться! – не без иронии в голосе заявила Галина. – Вот у меня дочь не хочет учиться. Замуж захотела. А я ей говорю: замуж-то – оно не напасть, лишь бы замужем не… Того… – Галина помотала головой в поисках ускользнувшей мысли. – А у тебя, к примеру, есть муж?
– Мам, ну хватит! Какая разница – есть, нет?
– Никакой, – согласилась мать. – Мужа нет, а ребеночек?
– Ребеночек есть, – успела ответить Лина. – Это мой ребеночек.
