Стоп! Где же начало? Память берет свои истоки с той минуты, когда появился холод. Да. Реальность ощущений придавал почему-то именно холод. Все, вроде, помню: пришел с работы очень поздно, что-то ел, позвонил Степан; потом сразу стена и мокрый холод. Где все остальное? Где промежуток? О чем мы с ним говорили? А откуда он узнал мой телефон?
Господи! О чем я думаю? Мысли хаотично скакали, и я не мог, не то что бы их собрать, поймать хоть одну!
Я посмотрел на ружье. Мне не приходилось держать оружие с Афганистана. Тяжелые воспоминания только-только стали рубцеваться временем, но, видно, память так устроена, что все это никуда не девается и при первой же возможности завладевает разумом. Однако нет худа без добра. Рефлексы подчинили себе сознание, и вместе с этим, подавили страх, который вытеснился за ненадобностью, чтобы не занимать лишнего места и не отнимать времени.
Вцепившиеся в приклад пальцы белели костяшками в непроглядной тьме. Опять раздались выстрелы, теперь уже где-то совсем рядом. Стреляли из полуавтоматической винтовки, а вот оружее в моих руках, было абсолютно мне неизвестно. Но затвор я нашел и, передернув его, медленно пошел вперед.
Где же я все-таки? Я стал нервно озираться. Но определиться мне не дали. Не успев сделать и двух шагов, краем глаза уловил движение мелькнувшей передо мной тени. Раздался выстрел. Что-то грузно упало, и только тут я понял, что стрелял я. Рефлекторно, на звук, почти не целясь.
Тело лежало неподвижно, и нагнувшись, я рассмотрел, что это был Степан. Опустившись на колени, я лихорадочно стал растегивать пуговицы на его груди. На шее висел медальон с именем и группой крови. Я приблизился к его лицу и увидел, что струйка крови стекает по виску и капает на мокрую землю. Из-за его густых волос я сразу не заметил, что попал в голову.
*****
Пробуждение было мучительно долгим и болезненным. Уже проснувшись, но еще не открывая глаз, я стал вспоминать кошмар, который приснился мне ночью. Все тело было мокрым и очень болело. Видно, во сне я сильно потел. Что ж я такое пил вечером? Заставив себя сесть, я окончательно прогнал сон.
Первым, на что наткнулся взгляд - был зажатый в моей руке медальон, который я так крепко сжимал, что он оставил глубокие борозды на ладони. Легко сказать, ничему не удивляйся. Я кинулся к телефону и набрал номер. На том конце не отвечали.
Рано нервничать, надо успокоиться и подождать хотя бы до вечера.
*****
Медальон не давал мне покоя. Мало ли что приснится. Но то, что лежало у меня в кармане, было более чем неестественно. Забившись в угол вагона и отвернувшись от людей, я достал его еще раз.
STEFAN HARTOG
02.10.1937
III B Rh+
"Осторожно, двери закрываются, следующая станция "Маяковская".
Бред какой-то! В голове все перепуталось, и я решил успокоиться. Развеюсь, прогуляюсь по ночной Москве: холодный отрезвляющий воздух, иллюминация, шум, как раз то, что нужно.
Уже стемнело и яркая вывеска сразу же бросилась в глаза. В магазин "ВОСТОЧНЫЕ СЛАДОСТИ" я зашел из чисто спортивного интереса и, скорее от неожиданности купил "рахат-лукум". В Москве я его уже лет сто не видел, к тому же я хоть и ограничиваюсь, все-таки не дурак поесть сладенького. И несмотря на то, что в магазине были даже более вкусные вещи купил все-таки его.
Лишь проехав несколько остановок я сообразил, что на Маяковской были жалюзи какие могут быть только в ленинградском метро, к тому же никаких "ВОСТОЧНЫХ СЛАДОСТЕЙ" в Москве на Мяковке нет.
*****
Луна предательски светила мне в затылок. У меня неплохо развита интуиция и сейчас она, отвлекая меня от тяжелых раздумий, подсказывала, что на меня смотрят. Я невольно поежился и затравленно оглянулся. Два одинаковых, очень ярких ночных светила неподвижно висели в морозной тьме. Как два огромных глаза они пристально изучали мою спину, отчего мне стало сильно не по себе. Меня это так поразило, что я, как бы очнувшись, окончательно выпал из гнетущего состояния, оторвавшись от мыслей, и от цели к которой они меня вели. Где-то я об этом слышал "воздушная рефракция" или что-то в этом роде. Явление очень редкое, да к тому же сейчас - зимой.
Все это неспроста. С момента моего знакомства со Степаном меня стали все чаще окружать редкие а то и совсем непонятные вещи. Всего за несколько дней я стал свидетелем, и даже участником очень маловероятных физических явлений. Но памятуя наш вчерашний разговор, я убеждал себя, что все необычное вправе существовать не только в воображении, но и в реальности и, что этому удивляться совсем не стоит.
Но внушения давались плохо. Неприятные чувства не исчезали. До сих пор я не мог дозвониться до Степана, и меня терзали самые худшие опасения.
Почему-то захотелось выть. Я подумал об Артеме и вдруг отчетливо понял, что бы он сейчас испытал. Мне показалось, что в этот момент я подошел ближе всего к пониманию его чувств. Будь я им, не задумываясь завыл бы на эту гадость, отвратительно раздваивающуюся в небе, и как бы с издевкой говорящую: "Достань, попробуй. Не можешь?!"
Артем был необыкновенным псом. Может, от того, что он долго жил со Степаном, или, наоборот, он поэтому и жил с ним так долго, но эта его неординарность давала ему преимущество не только перед собаками, но и перед людьми. И не только потому, что в нем текла волчья кровь. Наверное, Степан использовал его в качестве своеобразного поводыря. Да и меня ведь нашел тоже именно Артем. У животного в тысячи раз сильнее развиты инстинкты и органы чувств, наряду с этим, Артем обладал многими качествами, свойственными только человеку. Например, при мне он ел с тарелки. Сидя за столом в кресле, он слизывал пищу так виртуозно, что наверное, по проворности и ловкости обогнал бы самого быстрого едока из книги рекордов Гинесса. Причем все это он делал исключительно аккуратно, отчего создавалось впечатление, как будто это специально разученный трюк. Помню я даже спросил у Степана, как долго они это репетировали и, как несказанно удивился ответу. Еще Артем очень смешно пытался играть за стареньким фортепьяно, нажимал на клавиши и страшно радовался, извлекая звуки. Правда очень огорчался, когда, в итоге, ничего не выходило.
И тут я вспомнил, что произошло вчера вечером, когда позвонил Степан.
... Я ел. Ел быстро, как будто за мной гнались, чтобы отобрать еду. Это осталось еще с войны и я на это никогда не обращал внимания. Но сейчас чувства были болезненно обостренными, и я отчетливо увидел себя со стороны. По-детски, зажав ложку в кулаке я забрасывал еду в рот, и, не пережевывая, глотал.
Я уже почти доел, как вдруг зацепил локтем сделанный наспех бутерброд к чаю. Но на пол вопреки ожиданиям тот упал совсем не маслом вниз. Однако?! Я уже догадывался о чем-то и, поэтому намазал еще один, и как бы невзначай уронил и его. То же самое: маслом вверх! Зазвонил телефон. Это был Степан. Мне было приятно, что он меня отыскал, и я обрадовался возможности с ним поговорить. Вопрос о том, как он меня нашел промелькнул в голове, но я ему не успел придать большого значения. Как бы предупреждая его он сказал: " Помнишь? Принимай все как есть. Вечно ты ищешь каких-то объяснений, а если это не возможно объяснить, так и будешь мучаться? Все люди могут гораздо больше, чем себе позволяют, но кто-то больше, кто-то меньше. Кстати, как ты думаешь, сколько раз у меня выпадает орел на пятаке? ... Девяносто четыре из ста!"
- Что-то не вериться.
- Вот именно. Пока не веришь, ни хрена у тебя не выйдет.
- Да мне, в принципе, ничего и не нужно.
- Вот то и плохо. Кому, кому, а тебе надо бы.
Как-то не сговариваясь мы перешли на "ты".
- Почему это, имено, мне?
- Не торопи события, а то не интересно будет.
- Так что же мой бутерброд тоже маслом вверх девяносто четыре раза?
- Проверь!
- Да нет уж, спасибо, я лучше с монеткой.
Я достал монетку, взял бумажку и проставил сто номеров. Первые три решки я воспринял нормально. На шестой я забеспокоился и стал бросать другой рукой. Первый орел у меня выпал на двадцать восьмом броске. Девяносто шесть решек, таков был результат моих исследований.
