- Мы решаемся на это только ради того, чтобы показать вам нами сделанное, - улыбнулся Николай Алексеевич, здороваясь уже с англичанином и американским сенатором, с которыми был знаком ещё в Риме.
Последней с катера, подобно богине красоты, сошла Шали Чагаранджи, закутанная в меха, из-под которых снизу виднелось яркое сари. Она озаряла всех "лучезарной улыбкой", как потом говорил о ней Вальтер Шульц, сразу попавший к ней в плен.
Расточая любезности, он повел ее к Гроту в сопровождении строгого седого профессора Станислава Татура из Польши и низенького приветливого вьетнамского министра неопределенного возраста, Нгуен Ван Нама.
Анисимов оживленно обсуждал со своими коллегами научные проблемы, а мы с Генри Смитом чуть поотстали. Я вспоминаю каждое его слово, чтобы сопоставить со всем последующим.
- Всю жизнь мечтал о романтике! - вздыхая, говорил он. - Не могу вам передать, с каким волнением войду в ваше подземное царство, принося на его алтарь очень многое.
- Вот как?
- Ну конечно! Вам этого не понять! Но я выкурил последнюю сигарету на лайнере! Ведь на входе в вашу "ледяную преисподнюю" я не прочитаю надписи "Оставь надежду навсегда"?
- Напротив. Мы назвали свой город Городом Надежды. Но надпись "Но смокинг" прочтете.
- Зачем такие строгости? И сухой закон вдобавок? Право, не стоит делать столь суровым наше сияющее грядущее.
- О нет, это еще "не будущее", это лишь попытка представить себе его модель, вероятно несовершенная.
- Совершенен только господь бог в небесах. Но даже там допускается воскурение, когда ангелы воздают ему хвалу.
Американец возвел глаза к небу.
- В нашем подледном городе недопустимо никакое загрязнение воздуха и никакая трата кислорода на горение. Поэтому мы и идем пешком, а не едем на автомобиле. Электромобили перевозят грузы и доставят ваш багаж ночью. Днем все дороги только для пешеходов.
- Я автомобилист, но я восхищаюсь вашими порядками. Дышать на улицах Нью-Йорка трудновато, это верно! Мне приятно написать об энтузиастах, предвосхищающих будущее. Ах, если бы я мог победить в себе вчерашний день!..
- Что вы имеете в виду?
- Привычку к мясу! Боюсь подумать о ваших кушаньях и запасся консервами.
- Ну это вы зря! Я постараюсь переубедить вас на "пире надежды", который устрою в честь наших гостей.
- Пир, это когда много кушают и пьют? Но я ведь выпил на лайнере свою последнюю рюмку.
- Вы оцените и наши напитки.
- О'кэй, мэм! С вами хоть в ад!.. Где, правда, черти, вороша угли под сковородками, не курят. О'кэй?
Я рассмеялась.
Мы вошли в Грот.
Генри Смит с подчеркнутым восторгом озирал наше "подземное царство". И даже я смотрела вокруг, словно видя все впервые. И комок подкатил у меня к горлу. Честное слово!
Из-за верхнего освещения свод словно растворялся в высоте. К нему стремились исполинские ледяные колонны, увенчанные скульптурами держащих само небо богатырей, подледных атлантов, с так знакомыми мне лицами. Среди них мой Спартак, Остап и многие их соратники по, первым дням работы в Антарктиде.
Хрустальная колоннада разделяла Грот на смежные залы. Они напоминали бы собой Грановитую палату, как говорила Тамара Неидзе, если бы не были такими огромными, воздушными...
- Да это не ад, а храм какой-то! - не удержался журналист. - И даже с идолами!..
На дне Грота среди естественных холмов, освобожденных от материкового льда, раскинулся город с улицами и бульварами, переходящими из зала в зал. Зелень трав и деревьев, цветная пестрота клумб, даже мостики, перекинутые через вьющуюся речушку, рожденную тающим в глубине Грота льдом, заставляли забыть о километровой ледяной толще над головой.
- Как же они здесь выросли? - удивился Смит деревьям.
- Точно так же, как до оледенения пышные тропические леса. Правда, теперешняя зелень завезена с других континентов, но, как видите, все прижилось, расцвело.
- В средние века я боялся бы за вас, мэм. Монахи уготовили бы вам костер за вашу черную магию. Но сейчас я переполнен восторгом! А из чего сделаны эти дома? Они хрустальные?
- Дома кажутся такими, потому что их ледяные стены облицованы прозрачными пластмассовыми плитами, внутри которых всегда струится холодильный раствор.
- Мои читатели заинтересуются: неужели там в шубах спят? Вы уж извините их.
Я рассмеялась:
- Напишите, что тут спят голышом. Электричество греет.
- И я должен уверить, что на стенах квартир нет потеков, на полу ручейков?
- Конечно. Ведь лед защищен изнутри от тепла охлаждающими панелями.
- Это как понять: греющие и охлаждающие панели соприкасаются?
- Совершенно верно. Энергия дает нам и тепло и холод.
- Единство противоположностей, как говорят у вас, марксистов.
- Я вижу, вы изучали философию!
- Вашу страну, мэм, которой не перестаю восхищаться.
- Как я рада вам, мистер Смит!
Я была тогда искренней! Но теперь стыжусь этих слов!
Журналист насторожился и даже положил руку на воображаемую кобуру:
- Что это, мэм? Атака?
Навстречу бежала толпа людей.
- Нет. Это всеобщая утренняя зарядка. Каждый житель города пробегает утром по два-три километра.
- Я знаю своих коллег-газетчиков, которые не преминули бы написать, что их гонят... как это сказать по-русски... нагайками.
- Они сами бегут. Скажите своим коллегам, что они делают это для собственного здоровья.
- И кто так придумал, мэм? Отменить автомобили, бегать... как в каменном веке, подобно нашим великолепным предкам!
Неторопливо бегущие люди поравнялись с нами, приветствуя гостей поднятием руки.
- Так рекомендовал японский доктор Танага, один из наших трех директоров. Он доказывает, что человек остался похожим на своего пращура, который состязался в беге с оленем, силой с медведем. И мы не изменимся коренным образом в ближайшие столетия. И чтобы быть здоровыми, надо двигаться. Потому жители города выбирают себе квартиры не вблизи работы, а вдали от нее. Право-право!
- Сюрприз за сюрпризом! Почему же?
- Помните Шуберта? "Движенье счастие мое, движенье!"
- Ну, мэм, всякого другого репортера вы бы уже убили своими сообщениями. Но я выживу, чтобы воспеть вашу сказку! Кстати, мэм, ваш первый муж и мой старый друг Джордж, кажется, здесь?
