– Генерал Чи Хён Бонг, – поправила девушка. – Могу я поинтересоваться, кого вы называете нашей общей подругой? Того капитана, что сняла с вас наручники?

– Я всего лишь пытался пошутить.

Доминго открыл глаза и смерил взглядом эту неопытную девочку, которую Пятнадцатый полк мог раздавить в лепешку и без помощи Девятого Мьюранского, не говоря уже о проклятой Цепи. Он мог бы рассказать ей, как поймал на границе ее жениха, а затем – лишь для того, чтобы продлить удовольствие, – отправил голову принца императрице Непорочных островов. Хотя поначалу никто и не думал, что все так обернется, и принц Бён Гу, несомненно, подтвердил бы это, если бы Доминго не обезглавил его.

– Синяя София мне вовсе не друг, но да, это она первая из вашей армии вступила со мной в переговоры.

– Вступила в переговоры? – переспросила девушка.

Теперь, когда глаза привыкли к полутьме, Доминго с удовлетворением отметил, что один ее глаз заплыл от ушиба, а левая рука забинтована. Видимо, его кавалеристы изрядно потрепали врага, пока… пока предательство Цепи не сокрушило их.

– Какие же условия она вам предложила, полковник, и согласились ли вы их принять?

– Мои неловкие шутки опять не достигли цели. Прошу прощения, генерал Чи Хён, я всегда был здравомыслящим и прямым человеком, а с недавних пор питаю склонность к абсурдному юмору. Но похоже, я проявил себя в этом деле самым жалким образом. Слова о том, что наш общий друг рассказал мне о вас и вступил в переговоры, не следует понимать буквально. На самом деле я хотел сказать, что мой ненавистный враг, эта стерва София заходила сюда, чтобы еще раз ткнуть меня носом в то обстоятельство, что именно по моей вине мои солдаты стали жертвами черного колдовства Цепи. Ах, не судите строго, опять я за свое – под черным колдовством я, конечно же, понимаю так называемое возвращение Затонувшего королевства и открытие Врат прямо посреди нашего ни в чем не повинного поля боя. Прошу извинить старого солдата за его сбивчивые речи.

Он в первый раз видел эту худышку, но уже без труда распознал ярость, закипевшую у нее в горле и залившую краской щеки. Стоявшая рядом ведьморожденная, вероятно, тоже это заметила, но решила не вмешиваться, предоставляя генералу возможность самой справиться с эмоциями. Девушка глубоко вдохнула, ее щеки перестали гореть, и наконец она с угрозой в голосе поинтересовалась:

– Когда именно капитан София рассказала вам это? В котором часу?

– Вчера вечером, но точнее я сказать не могу, – ответил Доминго, наслаждаясь новой вспышкой гнева, озарившей лицо генерала. Да эта девчонка зелена, как незрелое авокадо! Ни один опытный воин не оставит рукоятку просто торчать из раны, когда ее можно хорошенько провернуть, поэтому барон тотчас добавил: – Уверен, вы можете узнать это у охранников, наблюдавших за моей палаткой; тот, кто пропустил ее сюда без вашего позволения, наверняка вспомнит точное время визита.

Ноздри генерала подрагивали, как у разъяренного быка, она уже находилась на грани истерики, но тут ведьморожденная наклонилась и что-то шепнула ей на ухо, не спуская красных глаз с Доминго. Один из черных рогов анафемы был сломан пополам, и полковнику захотелось узнать, не случилось ли это в схватке с Пятнадцатым. Он, разумеется, надеялся именно на это.

Что бы ни шептала эта тварь, ей удалось успокоить свою хозяйку или, по крайней мере, напомнить о более важных делах. Генерал Чи Хён закрыла глаза, еще раз глубоко вздохнула и задала дурацкий вопрос, за который наглой мерзавке стоило бы разбить губы, если бы события вчерашнего дня не превратили абсолютную уверенность в такую же абсолютную растерянность:

– Полковник Хьортт, вы дорожите своими солдатами?

– Да, – сказал Доминго без колебаний, потому что понимал: стоит ему на мгновение задуматься, и он уже не сможет ответить честно. – Да, разумеется.

– И поэтому пожертвовали большей частью из них? Вы, как новообращенный цепист, посчитали их жизни менее ценными, чем то, чего добивались священники?

– Меня обманули, – проворчал Доминго. – Да, я совершил ужасную ошибку, доверившись Цепи, но если бы я знал, что задумали святоши, то скорее живьем содрал бы с них кожу, чем позволил причинить вред хоть одному барабанщику или знаменосцу. Они уверяли меня, что это оружие поможет нам… а я поверил, и поэтому большинство из моих солдат теперь мертвы. Или с ними случилось нечто похуже смерти. И все потому, что я… потому что мной управляла слепая ненависть.

– Значит, Хортрэп не ошибся насчет вас, – заключила генерал, и Доминго вздрогнул от этих слов, – выходит, ведьмак из Мешугга тоже служит ей. – Он утверждал, что вы не пожертвовали бы своим полком даже ради более великой цели, чем помощь Вороненой Цепи.

– На этот раз Хватальщик сказал правду. Перефразируя лорда Блика, солдаты Пятнадцатого полка – не моя кровная родня, но я готов пролить за них свою кровь, так же как и они за меня.

Доминго ожидал насмешек, едких, как совесть, что принялась травить его сердце, едва с губ слетели эти лицемерные слова, но Чи Хён заговорила о другом:

– Что ж… Это очень странное и жуткое ощущение, когда распоряжаешься жизнями людей, а они даже не догадываются о том, что ты не уверен в правильности своих действий.

Возможно, он принял бы слова генерала за издевку, если бы в ее голосе не прозвучали грустные интонации и она не опустила взгляд. Может быть, это всего лишь жалобы неопытного командира, лишь позерства ради выраженные столь поэтично? Доминго никогда не считал свое начальственное положение странным, это была самая естественная вещь в мире, и, уж конечно, он не видел в руководстве войсками ничего жуткого. Хотя, если оглянуться назад, наверное, стоило бы…

– У нас нет времени перебрасываться умными словами, как поступают противники в песнях, – продолжала Чи Хён, снова глядя ему прямо в глаза. – Вы мой пленник, и я попытаюсь воспользоваться этим, чтобы предотвратить столкновение с Таоанским полком. Но есть более важное дело, которое можем решить только мы с вами, и сделать это нужно быстро.

– Так не тяните же, – попросил Доминго, которому полегчало, как только разговор перешел в военное русло.

– Вы принесете нам больше пользы, если добровольно согласитесь сотрудничать с кобальтовыми, поэтому у меня предложение, – произнесла генерал, тщательно подбирая слова. – Согласитесь стать нашим консультантом по тактике имперских войск и показать себя образцовым пленником, а я пообещаю пощадить всех солдат, которых мы захватим в плен, и даже предоставлю им возможность вступить в мою армию, когда мы пойдем на Самот и Диадему.

Доминго рассмеялся бы ей в лицо, если бы смог это сделать. Но он был плохим актером, а ее нелепое предложение выходило за рамки смешного и больше смахивало на оскорбление.

– Вы не продержитесь долго, если будете казнить пленных, – пообещал он. – Есть определенные правила, которые свято чтут по всей Звезде. Даже ваша кобальтовая предшественница не опустилась бы до такого варварства. После сражения при Эйвинде она повесила мертвецов на деревьях, но хочу заметить, что надругательство над трупами – это все же не хладнокровное убийство.

– Ах вот как! – вскинулась девушка. – Но именно она убьет ваших солдат, если я не остановлю ее. Она считает, что вся кавалерия Пятнадцатого полка должна быть наказана за прежние преступления, и собирается учинить расправу прямо сегодня.

– Кавалерия Пятнадцатого? – повторил барон.

Это его сын привел полк в проклятую кутумбанскую деревню, и это по приказу Эфрайна Курск сровняли с землей.

– По крайней мере, то, что от нее осталось, – уточнила Чи Хён слишком самодовольно. Такого неопытного генерала Доминго растоптал бы в лепешку, если бы послал к демонам брата Вана и решил честно сразиться с кобальтовыми. – Не больше тридцати человек. Слабый козырь для переговоров, но я пришла вовсе не ради торга.

– А ради чего?

– Я пришла объяснить вам, что происходит. София считает ваших солдат виновными, и они умрут. Если я вмешаюсь, то испорчу отношения со своим лучшим капитаном – даже представить не могу, чтобы она приняла мой приказ со смирением. Так вот, или вы ждете здесь, пока я не получу за вас выкуп из Азгарота, и смиряетесь с гибелью еще тридцати солдат, или принимаете мои разумные условия.