– Пандора, извини, забыл представиться. Меня зовут Ганимед. Но, уверен, что ты меня узнала в первую же секунду, как только увидела. И понимаю, что все, о чем ты сейчас можешь думать – это как бы поскорее прийти в себя и сбежать из моего дома…, – «Он, что еще и мысли мои читает? Совсем мои дела плохи…»,
– Нет, не читаю, я твои мысли – криво улыбнулся Ганимед, только твои эмоции, а они у тебя, мягко говоря, очень легко читаемые, – он опять усмехнулся. – Уверяю тебя – тебе не стоит опасаться меня. Очень многое изменилось за те три тысячи лет, что ты отсутствовала. И, кроме того, то дело, над которым я сейчас работаю – если мойры не ошибаются, а они никогда не ошибаются – ты мой единственный козырь; мой джокер в рукаве, неучтенный демоном. Я хочу, чтобы ты понимала, что я, прежде всего, служу людям этой планеты, и уже потом Зевсу. В общем, пожалуйста, не пытайся сбежать. Хотя, я более чем уверен, что тебе это все равно не удастся. Я, на всякий случай, предпринял меры. Просто прими дружеский совет – не трать напрасно силы. Тебе нужно отдохнуть, а мне нужно идти. Мы обязательно поговорим, но позже. Ты не против?
– Я-то, как раз, очень против, – думала я, – но кого интересует мое мнение? Не его, так точно. Интересно, какие такие меры он предпринял. Он вообще знает, на что я способна?!
– Я прекрасно осведомлен, на что ты способна, поэтому не трать силы, а набирайся сил – «успокоил» Ганимед.
– Нет. Он таки читает мои мысли! – думаю я.
– Нет. Пандора. Я не читаю твои мысли. Просто ты – ну слишком прозрачна. Даже не интересно.
– А вот так меня еще никто не оскорблял! – мысленно свирепствую я.
– Обиделась. Поверь, я не хотел тебя обидеть. Но ты, правда, слишком легко читаема. С этим надо будет что–то сделать. И с твоей силой и кровью тоже. Они фонят так, что любая сущность с хорошим магическим восприятием уже на расстоянии десяти метров сможет почувствовать твое родство с олимпийскими богами.
– Ха! Шах и Мат! Говоришь фонит моя сила и кровь, а сам принял меня за Эллину! – естественно, я все это про себя думаю и даже с закрытыми глазами. Вслух было произнесено только многозначительное: «Угу…»
– Пандора! Это разные вещи. Во-первых, ты была обессилена, почти пустышка. Во-вторых, я хотел, чтобы ты оказалась Эллиной! Больше всего на свете хотел! Но знал, что ты не Эллина, – даже, если он не читает мои мысли, эта его проницательность – раздражает очень.
– Давай я отнесу тебя в гостевую комнату? Или хочешь сама дойти? Сможешь?
Киваю, пытаюсь встать на ноги, что мне почти удалось…, если бы мир не завертелся и еще, кажется, он искрится начал, и потемнел…
– Понял. Сейчас переправлю. Тебе, действительно нужен отдых, – взял на руки понес.
– Кто такая Эллина, кстати? – это я уже вслух…Он вздрогнул всем телом, споткнулся. Судя по всему, еле преодолел искушение уронить меня на пол, но ответил.
– Моя жена…, она погибла месяц назад…, и опять это чувство накатило – утешить, как-то помочь. Это дело, над которым он работает – возможно, я действительно смогу помочь. Ладно, не буду пока сбегать. Как-нибудь потом обязательно сбегу.
– Я хочу помочь с расследованием, – сообщила я.
– Спасибо. Но сначала отдохни. Меня наконец–то положили на мягкую кровать. Укрыли теплым одеялом. Ганимед что-то прошептал, и я мгновенно провалилась в сон.
ГЛАВА 2
Только в самолете Ганимед смог снова более или менее ровно дышать и спокойно думать. То, что женщина, которую он полюбил, впервые за три тысячи лет оказалась внешне похожей на Пандору – не могло быть совпадением. Здесь явно не обошлось без Афродиты, которая так и не простила ему отказа. Ирония судьба заключалась в том, что богиня любви и красоты не смогла устоять перед Ганимедом, а он хоть и был польщен ее вниманием, не смог, хотя очень старался, ответить ей взаимностью. В том, что Афродита рано или поздно ему отомстит, он тогда не сомневался, но с тех пор прошло много лет, и он решил, что она о нем забыла. К тому же Ганимед предпринял радикальные меры и наложил на себя иллюзию. Последнюю тысячу лет, все без исключения, видели в нем мужчину около 40 лет довольно посредственной внешности. Очевидно, кроме Пандоры – иначе бы она его не узнала с первого взгляда.
Пандора…, ее нечеловечески прекрасные глаза, это первое, что заставило его усомниться в том, что она Эллина и вообще человек. Поразительные, бездонные сине–фиолетовые омуты, обрамленные длиннющими иссиня–черными ресницами, гипнотически–колдовские. И… недоверчивые. Такие же глаза были у Метиды, портрет которой, по сей день, висит у Зевса в личных покоях.
И Зевс, и мойры – навязывают ему опеку над Пандорой, а он даже смотреть на нее не может без содрогания, так сильно она напоминает ему Эллину. Это же ад смотреть на живую копию любимой и понимать, что это лишь похожая оболочка. А еще эти чужие глаза на таком родном лице. Его знобило каждый раз, когда он случайно заглядывал в их омут. Он предпочитал иметь дело с обычными человеческими глазами. Нет, с Зевсом, запылавшим отцовской любовью, просто увидев эти глаза, все понятно. Ему пришлось пожертвовать Метидой, своей единственной любовью, чтобы не повторить судьбу Кроноса. И то, что она умудрилась дать жизнь их дочери – Зевса скорее порадовало, чем напугало. Опасность для Зевса представлял их с Метидой сын, а не дочь. Ганимед даже не удивился бы, узнай, что теперь Зевс ищет подтверждение тому, что пророчество о сыне отменено, и Метиде можно дать свободу. Но простит ли Зевса Метида? Вот в чем вопрос.
Ганимед был другом Зевса, настоящим и, пожалуй, единственным, но конкретно в ситуации с Метидой, симпатии Ганимеда были на ее стороне. Он поморщился как от зубной боли, вспоминая, как он сам стал доверенным лицом Зевса, и чем ему пришлось пожертвовать: юный Ганимед помог могущественному богу выпутаться без ущерба для репутации из очень щекотливой ситуации, ничего не попросив взамен. По понятным причинам, разглашению подобная ситуация не подлежала, и Ганимеду пришлось смириться с тем, что отныне и, вовеки веков, боги и люди будут видеть в нем выскочку, соблазнившего Зевса и получившего за этого бессмертие и должность виночерпия. Обидно было еще и потому, что Ганимед не просил быть приравненным к богам, не хотел подниматься на Олимп, и не нуждался в собственном созвездии. Зевс все это ему навязал, решив, что семнадцатилетний Ганимед слишком юн, чтобы знать, что для него лучше.
Впрочем, обидно и стыдно было только первую тысячу лет, потом стало плевать на мнение всех и вся, к какому бы миру они не принадлежали. Ганимед тряхнул головой, как будто разгоняя пыль древних воспоминаний, и мрачно пробормотал себе под нос: – Ну, и что толку, переливать из пустого в порожнее, опекунства над Пандорой мне, все равно, не избежать! Зевсу не отказывают! – и углубился в чтение отчетов, подготовленных для него патологоанатомом, криминалистами, аналитиками и штатными магами.
После того, как семь недель назад было обнаружено тело Эллины – его команде удалось обнаружить еще четыре тела. Последнее из тел откопали несколько часов назад в графстве Уилтшир, в Англии.
Канада, Англия, Норвегия, Финляндия, Швеция – убийца проявлял непонятную пока привязанность к северо-западному сектору планеты. В Гренландии, Исландии, Бельгии и Дании – к поискам уже приступили. Вот, вот начнутся раскопки в Мурманске, где-то на севере России.
Как только стало понятно, что ритуальные убийства и сопутствующие ритуалу стихийные атмосферные явления – связаны между собой, обнаружение тел стало лишь вопросом времени. Аномальные стихии, совпадающие с полнолунием, указывали на местность, а трещины в пространственных стенах – подтверждали магическую подоплеку возникновения катаклизма. Убийца выбирал только давно заброшенные могилы, возможно для того, чтобы не было больших энергетических помех. Как и в случае с Эллиной, все магические и физические следы были тщательно уничтожены, поэтому приходилось вскрывать могилу за могилой. Все найденные тела были магически законсервированы, поэтому, каждый раз, казалось, что девушка просто спит. С каждым обнаруженным телом Ганимед все больше убеждался, что убийца убивает поневоле, не получая от процесса убийства никакого удовольствия, наоборот терзается раскаянием. Отсюда и магическая консервация. Очень похоже на то, что убийца надеется вернуть их к жизни, как только достигнет своей цели.
