— Выбирай любую, — сказала Мартина, зажигая свет, потоки которого озарили комнату и стоявшие в ней дорогие авто.
Максим не задумываясь, подошёл к иссиня-чёрному «AUDI» и достал из кармана ключи.
— Она твоя? — Мартина, казалось, была поражена.
— Моя, — коротко ответил Максим, открывая вместительный багажник. — Грузим.
— Ты прямо как Перевозчик!
Они погрузили Илью, предварительно связав ему руки и ноги, а затем Марти направилась к выходу.
— Ты куда?
— Забрать сумки с оружием, твои любезные друзья его не тронули. — С этими словами Мартина убежала обратно в ресторан, но вскоре вернулась с сумками. — Я взяла всё по минимуму, там больше обойм, чем стволов. — Грант села в машину. — Поехали!
Чёрный «AUDI» бесшумно выехал из гаража и направился на окраину города, ближе к трассе, которая лежала в направлении поймы реки. Ехали молча. Максим гнал за сто восемьдесят километров в час, сжимая руль и иногда оглядываясь, следя, чтобы не было «хвоста». Когда он обернулся в пятый раз, то заметил, что Мартина успела переодеться. Теперь на ней была чёрная трикотажная кофта с воротником и повязанным сверху кожаным корсетом, брюки в тон, и сапоги с небольшими, но массивными каблуками. Через несколько минут машина остановилась около заброшенного дома на окраине Киева. Хлопнув дверью, Максим вышел из машины и рывком открыл багажник, глядя на пришедшего в себя Воронцова. Сзади неслышно подошла Марти и заглянула в багажник.
— Просыпайся, завтрак ждёт. — С этими словами Макс вытащил Воронцова из багажника и грубо бросил на землю. — Ничего не скажешь? — Воронцов молчал и только смотрел на Исаева. — Бери за ноги, а я за голову. — Макс и Мартина потащили Илью к дому.
Дверь со скрипом открылась, и на вошедших дохнуло запустением — домом явно никто не пользовался несколько лет. Внутри царило запустение: стёкла были частично выбиты, повсюду висела паутина, стены кое-где были покрыты трещинами и плесенью, в некоторых местах слезла краска. Пол, правда, был довольно крепким, хоть и скрипел при каждом шаге. Опустив ноги пленного Воронцова на пол, Мартина пошла вглубь дома и вскоре вернулась, волоча за собой стул.
— Присаживайтесь, — сказала Марти, держа обеими руками спинку стула.
Максим посадил Воронцова на стул и крепко примотал его руки к спинке стула.
— Аааа, — протянул с издёвкой Илья, наблюдая за действиями Исаева. — Пытать меня будете! Ну, ну. Только, знайте — я вам ничего не скажу, честь дороже!
— Молодец, Илюша! Честь вспомнил! А когда нас предавал, о чести не думал? — в тон ему ответил Максим, отходя от стула.
— Ну, я же не страну предал, а только вас с Викой. — Воронцов мерзко хихикнул, когда увидел, как звук этого имени отразился на лице Максима. — Ничего с твоей Викой не будет, успокойся. Она нужна для страховки, чтобы было чем торговаться с Казанцевым. — Тут Воронцов понял, что сказал лишнее. Он тут же замкнулся в гордом молчании.
— Так, значит, для страховки, — повторил Максим, глядя с презрением на Воронцова. — Хреновый ты разведчик, Илюша! Думать надо, прежде чем говорить, или у тебя самомнение зашкалило?
Воронцов не ответил.
— По крайней мере, она жива, — подала голос Мартина, присаживаясь на какой-то ящик в углу. — Так, что, начнёшь?
— Да, — ответил Максим, приближаясь к Илье. — Вопрос первый — где Вика?
— Ой, только не надо соплей! Не скажу я ничего! Мне дела нет! Даже если убьют эту красоточку, что, других нет? — нагло ответил Илья, с ненавистью глядя на Исаева. — Оставь, Исаев, зачем? Я этим зарабатываю!
— Ладно, ответишь потом, — продолжал Максим, стараясь не смотреть на часы, — тогда, поразмысли вот над чем: место встречи прежнее?
— Что ты заладил, вопросы задавать? — протянул Воронцов, демонстративно зевнув. — Не скажу я ничего…
Допрос продолжался в этом же стиле ещё минут двадцать. Что бы ни спросил Максим, на всё Илья отвечал ехидно и не давал никаких точных ответов.
— Ты хочешь ударить меня? — изображая удивление, спросил Воронцов, насмешливо глядя на начавшего беситься Исаева. — Давай! Ооо, — протянул он, получив сильный удар в челюсть и сплёвывая кровь на пол. — Давай, убей меня! А твоя девчонка тем временем, уже сдаёт все секреты моему боссу! А потом, — он улыбнулся, — её и грохнут, нафиг она кому сдалась, никому не нужна, так — в расход!
Этого Исаев не снёс. Он позеленел, на носу проступили веснушки и, подскочил к Воронцову с перекошенным от ярости лицом, Максим, что есть силы, ударил его в челюсть, затем ещё раз и ещё.
— Говори, кто твой хозяин! Говори, гад! Будешь говорить, сука, или будешь молчать! — в гневе кричал Исаев, поднимая Воронцова вместе со стулом в воздух.
— Исаев, отойди! — Мартина оттащила Максима от Воронцова. — Ты злишься и будешь только лупить его, не сможешь задавать никакие правильные вопросы, а я остаюсь хладнокровной в любой ситуации, поэтому дай мне с ним поработать. Я не буду его бить, я буду использовать холодное и тонкое оружие.
— Они забрали Вику, понимаешь, они забрали её!
— Успокойся! — Мартина схватила Исаева за плечи и несколько раз ударила его по щеке. — Успокойся! Твоими криками ничему не помочь, а Воронцов, он, может, ещё и знает. Я применю к нему свои методы, и он расскажет всё. А теперь, успокойся, ты меня понял? Успокойся!
Максим, тяжело дыша, опустился на ящик, оставленный Грант. Он был в ярости.
— Исаев, — начала Мартина. — Я сейчас только схожу к машине, возьму свой кейс и вернусь. Всего две минуты, Исаев. Только подожди и не отвечай на провокации этого субъекта. — Она бросила взгляд на Воронцова, который был весь в крови, но не потерял ещё своего сарказма.
— Нервишки пошаливают, а, Исаев? — издевался окровавленный предатель. — Лечиться надо, право слова!
— Ничего, скоро ты другие песни запоёшь, — холодно и спокойно сказала Марти и исчезла в предрассветных сумерках. Она отсутствовала минуту или около того, и вскоре вернулась, неся в руке небольшой, тонкий чёрный кейс с кодовым замком.
— Мой отец, — начала Мартина, зажигая фонарь, стоявший на полу, и перемещая его на стол, — служил в Персидском заливе в 1991 году. Там, когда они попадали в плен к арабам, их пытали бамбуковой ракой, но, к сожалению, её у меня нет. — Мартина обернулась. У неё в руке был тонкий острый штык, которым делают лоботомию. — А ещё, их пытали, вгоняя в раны лезвия. Этим я и воспользуюсь.
Мартина подошла к Воронцову и, поставив напротив прожектор, включила его. Свет залил лицо Ильи, и он невольно зажмурился. Каким-то шестым чувством Воронцов понимал, что игра началась, и что с этой женщиной шутки плохи. В этот момент Мартина, без предупреждения, вогнала штык прямо в рану на плече Воронцова.
— Нравится? — тихо спросила она, поворачивая штык. Воронцов от боли закусил до крови губу. — Не надо было Максима дразнить. Он человек импульсивный, а я — нет. Я холодна, холодна как лёд. Как я стала такой холодной? — спрашивала Мартина, медленно поворачивая орудие пытки в теле извивающегося, насколько позволяли верёвки, Воронцова.
Максим наблюдал всё действо со стороны, не в силах шевельнуться. Его объял страх, какой-то суеверный ужас, пока он смотрел на двоих людей перед собой. Он не мог оторвать взгляда от лица Мартины, которое теперь, при свете прожектора, он рассмотрел во всех подробностях. Она была не красавицей — теперь Исаев это понял отчётливо. Резкие, крупные черты лица, большие синие глаза, теперь, при ярком свете, почти лишённые зрачков, длинный нос, полные губы. На лице этой женщины, которая так спокойно пытала острым орудием другого человека, читались не удовольствие от творимого, не скорбь необходимости, а то, что было много страшнее — на нём читалась привычка. Привычка к жестокости.
«Да, — подумал Максим, не в силах сдержать невольной дрожи, — вот она — убийца. Холодная и безжалостная. Хорошо, что Вика не сказала ничего брату, а то бы он очень расстроился. — Тут Исаев вспомнил Вику, вспомнил, как видел её последний раз, вспомнил, как будто только что, прикосновение её горячих губ, и невольную жалость к Воронцову, чисто человеческую жалость, как ветром сдуло. — И поделом», — подумал Исаев, глядя перед собой.
