«Знал бы Петя, что этот человек на самом деле из себя представляет, вмиг бы поскучнел, — думал Саша. — Хорошо хоть он сейчас выпивший, не заметит сходства между нами».

В это время Майский закончил свою пиар-компанию и вопросительно посмотрел на Сколкина.

— Знаете, Пётр Иванович, — зевнул Саша, — извините, конечно, но нашей компании это, увы, не интересно.

— А, ну и ладно, — весело махнул рукой Майский и отпил из принесённого с собой бокала. — Я же просто, так, чисто из спортивного интереса — а вдруг получится! Ну, на нет и суда нет. Вы ещё поговорите, пообщаетесь, а я пойду. Адью! — И Майский, слегка покачиваясь, вышел из кабинета.

Когда за Петром Ивановичем захлопнулась дверь, в кабинете воцарилась гробовая тишина. Казалось, что её можно было потрогать руками. Наконец, Саша произнёс:

— Да, ладно! Я сегодня в хорошем настроении и могу позволить, чтобы мне поканифолили мозги. Давай, начинай!

Табаков начал говорить то, что собирался сказать ещё в кафе. Он говорил о том, что очень сожалеет, что он виноват, что он хотел увидеть сына, но ему всегда мешали обстоятельства…

— Стоп, — резко прервал его Саша. — Начало было хорошим, но теперь пошло сплошное враньё. Ноги у тебя, что ли, были сломаны всё это время или ты был парализован? Нет, уж, давай честно. — Сколкин взял со стола бутылку дорогого импортного виски “Джим Бим”, налил себе в стакан и вопросительно посмотрел на Табакова, держа в руках бутылку, как бы говоря «тебе налить?» Табаков отрицательно мотнул головой. Саша пожал плечами и отпил из стакана.

— Хороший виски, — сказал он, немного поморщившись. — Мы остановились на том, что обстоятельства мешали тебе встретиться со мной.

Табаков решил, что не стоит пытаться обелить себя перед этим человеком, собственным сыном, которого он так предал. Теперь Табаков понимал, что он именно предал, а не просто бросил этого мальчика, который теперь стал взрослым, успешным мужчиной, который, казалось, видел его насквозь. Олег вздохнул и начал свой рассказ. Он рассказал Саше про то, как познакомился с его мамой, как влюбился в неё. Потом она влюбилась в него, как они были вместе и про то, как он её бросил. Саша уже слышал этот рассказ в интерпретации своей мамы, теперь он слушал другую точку зрения на произошедшее. Да, эти люди по-разному видели события, но суть была одна — Табаков бросил Сашу и его маму.

«Теперь он этого не отрицает», — подумал Саша, глядя на сидящего в кресле человека.

— Что же, — произнёс Саша, когда Табаков закончил. — Я тебя выслушал. Теперь моя очередь говорить. Саша сел поудобнее, налил себе ещё виски и начал:

— Сначала, когда мама мне только всё рассказала, я очень хотел с тобой увидеться. Я мечтал, что увижу тебя, мы поговорим. А потом, где-то через год, я тебя люто возненавидел. Ты даже не представляешь, как! Но, спустя некоторое время, мне стало всё равно. Я просто смирился с тем, что у меня нет отца. — Здесь Саша сделал паузу. — И вот, три дня назад ты позвонил мне. Я этого не ожидал, честно. Я признаться, и думать про тебя забыл. И тут этот звонок. Я разозлился. Ох, как я разозлился! Я не мог понять, если ты так хотел со мной увидеться, почему не позвонил раньше? Почему ты позвонил тогда, когда было уже слишком поздно? Когда я уже вырос, и мне уже не была нужна твоя поддержка. В прошлую нашу встречу я сказал, что мне на это наплевать. Это действительно так. Мне не двадцать лет, а тридцать пять, у меня есть своя семья. Вчера вечером, когда Дана играла с детьми в их комнате, я стоял в коридоре и смотрел на них. У меня не укладывалось в голове — как можно бросить своего ребёнка? На миг, на один страшный миг, я представил, что было бы, если бы я их бросил. Мне стало настолько жутко, что я тут же выкинул эту мысль из головы. Как я могу бросить своего сына или дочку? Это невозможно. Но нас с тобой нельзя сравнивать. У нас одна оболочка. Но совершенно разная начинка. Я лишён твоего эгоизма и страха. Но я не умею прощать.

Когда Саша произнёс последние слова, у Табакова как будто выбили почву из-под ног. Он подсознательно, до последнего, надеялся, что сын простит его, но видимо, Лора Льюис сказала правду «это только в сказке прощают».

— Однако, — продолжил Саша, — ты всё-таки позвонил мне. Ты мне, правда, не сказал, что тебя натолкнуло на этот звонок. Что же?

— Я нашёл фотографию твоей мамы, — чуть слышно ответил Табаков. Ему было очень стыдно.

— Фото мамы, — повторил Саша, отпивая из стакана. — А если бы не нашёл, не вспомнил бы обо мне?

— Не вспомнил бы, — эхом откликнулся Табаков, даже не стараясь приврать ради своего оправдания.

— Горькая правда лучше, чем сладкая ложь, — заметил Саша. — Вот что я тебе скажу. — Он немного откинулся на спинку стула. — Я тебя не люблю, но это не значит, что я тебя не уважаю. Уважаю хотя бы за то, что тебе хватило мужества сказать мне правду, а это дорогого стоит. Нам с тобой нет смысла продолжать общение, так как слишком много воды утекло и прошлого не вернуть. И не надо говорить, что вернись ты назад, поступил бы иначе. Это была бы ложь. Если придётся встретиться по какому-нибудь важному делу — Бога ради, помогу, чем смогу, а так — зачем? И знай, я тебя не ненавижу.

Саша встал и направился к двери. Он уже открыл её и собирался уйти, как вдруг неподвижно сидевший до этого Табаков, сказал:

— Спасибо.

Саша приостановился, обернулся, сделал неопределённый жест рукой, и ушёл.

Когда за Сколкиным закрылась дверь, Табаков чуть заметно улыбнулся. Ему не надо было прощения, достаточно было того, что сын его не ненавидит. В тот же вечер, от пережитого волнения, у Олега Табакова случился сердечный приступ. Пока его везли на «скорой» в больницу, он, слушая вой сирены и крики врачей, думал, что, если это конец, он успел увидеть сына и раскаялся. Это был не конец. Табакова откачали, и на следующий день к нему в палату на минутку заглянула Лора.

— А я думала, вы представились, — сказал она, держа в руках пакет с апельсинами. — Как я понимаю, говорили с сыном. Непохоже однако, что он вас простил.

— Саша меня не ненавидит. Мне этого достаточно, — ответил ей Табаков. — Так же как и вашего внимания и ваших апельсинов.

— Не увлекайтесь, а то слипнетесь, — пошутила Лора. — У меня сегодня допрос, может, после него заскочу на пару секунд. Аревуар! — И она удалилась.

В это самое время Саша Сколкин с семьёй уже лежал на песочном пляже Кубы. Саша смотрел на морские волны, которые смывали с песка мельчайшие ракушки, слушал приветливый шелест раскидистых пальм, возвышающихся за линией пляжа. Смотрел на жену, которая стояла по колено в воде в своём зелёно-голубом купальнике и следила за тем, как Сашка и Даша играют в песке. Сколкин перевернулся на спину. Солнце нещадно жарило его, и Дана пришла натереть ему спину солнцезащитным кремом.

— Если у мужчины на спине голый, не помазанный кремом квадрат — он ничей, — процитировала Павла Волю Дана, закончив процедуру. — Ну, вот теперь можешь валяться на солнце сколько угодно. — С этими словами она встала и пошла на береговую кромку, где тёплая волна хлестала по золотому песку, к Сашке и Даше. Александр Сколкин улыбнулся — ему было хорошо.

========== Глава 8. «А вас я попрошу остаться». ==========

С начала расследования прошла неделя, и Вика с Максимом всё больше убеждались, что затеял всё кто-то из высшего командования. Евгений Казанцев сказал им звонить ему в любое время дня и ночи. Все эти дни Исаев и Белая спали по четыре-пять часов в сутки, они ездили по свидетелям, собирали всевозможную информацию, два раза участвовали в захвате преступников, каждый из которых приближал разгадку ещё немного. За это время они выяснили многое: Морозкин был просто связующим звеном, «ложным следом», по выражению Казанцева. Так же им стало известно, что к покупке оружия причастен генерал-майор сухопутных войск Рудкомский. Того тут же загребли, устроив засаду на квартире, и доблестный генерал восемь часов отвечал на вопросы.