— Без шуток. Койка парня находится напротив моей, и нас разделяют только шторы, помнишь?

Мне сложно сосредоточиться на чём-нибудь, когда моя рука находится в его и он слегка пробегает большим пальцем по мягкой коже верхней части моей руки.

— Конечно. Ты, должно быть, не мог заснуть.

— Мы ездили в тур на автобусе. Мне приходилось мириться с храпом Денни в течение многих лет. Наушники долгое время были моими лучшими друзьями.

Я улыбаюсь, но моё сердце сейчас делает «тук-тук-тук» танец в моей груди.

— Ну, если ты когда-нибудь захочешь отдохнуть от Сонни Храпящего Дракона, ты всегда можешь позаимствовать мою кровать.

— Ты предлагаешь мне часть своей кровати? — он наклоняет голову, улыбаясь.

И моё предательское тело снова полностью возбуждается от силы его пристального внимания.

— Если ты хочешь затащить меня в постель, Фейерверк, тебе нужно просто сказать, — Том оборачивает пальцы вокруг моей руки, мягко сжимая.

Я закатываю глаза.

— Ха! Мечтай. Я предлагаю тебе свою кровать без меня. Я займу твою койку.

— И где в этом веселье? Кажется глупым, чтобы ты спала в моей койке, когда мы оба могли бы хорошо выспаться в одной постели.

Я не могу и на секунду представить, что он лежит рядом со мной.

Зная, как сильно моему телу это понравится, мозг тут же говорит мне, что это будет самая худшая идея.

Я протягиваю руку и легонько пихаю его в твёрдую грудь.

— Хорошая попытка, Картер.

— Что? — он поднимает руки в невинном жесте, но его лицо ничего не выражает.

— Я не буду заниматься с тобой сексом.

Глаза Тома расширяются.

— Кто говорил о сексе? Господи, Лила, я говорю о простом сне. У тебя очень грязные мысли, ты знаешь?

Я открываю рот, чтобы сказать что-то остроумное, но всё, что выходит, — это насмешка. Тепло ползёт вверх по моей шее, и я поворачиваюсь к нему спиной. Я иду на кухню, тянусь на цыпочках и открываю шкаф.

— Я делаю горячий шоколад. Ты хочешь чего-нибудь?

— Нет, спасибо.

Я занимаюсь кружкой и горячим шоколадом. Наполняю чайник водой, втыкаю в розетку и включаю его.

Здесь так тихо, что я начинаю думать, что Том пошёл спать, но, обернувшись, обнаруживаю, что он всё ещё здесь. Прислонившись плечом к стене арки, он наблюдает за мной.

Наполовину улыбаясь, я прислоняюсь спиной к столу, оборачивая пальцы вокруг края.

— Ты посидишь немного?

Он медленно кивает, а затем его взгляд цепляется за мой.

— Ты покончила с ним?

Моё тело застывает.

— С кем?

— С бывшим, Чадом, — с удивительным количеством яда в голосе говорит Том.

И имя Чада напоминает мне о той ночи. О предательстве.

Я убираю руки от стола и складываю их на груди, заглушая боль.

— Да, мы расстались. Я сделала это давно.

Выражение лица Тома остаётся стоическим.

— Но именно из-за него ты всегда поёшь «Наплачь мне реку», верно?

Потрясённая до глубины души, я понимаю, что он думал об этом, думал обо мне. Я слегка трясу головой.

— Почему ты думаешь, что я пою эту песню из-за него?

Он смотрит на меня смешанным взглядом.

— Потому что мы музыканты, Ли. Музыка проникает во всё, что мы делаем. Мы вкладываем все чувства: боль, счастье, гнев, печаль — в музыку... тексты песен. Я знаю, он обидел тебя... сильно. И эта песня совсем не свет и розы, а ты поешь её все время.

— У меня есть песня для каждого человека, которого я потерял.

Я хочу спросить у него про татуировку на спине, но я трушу.

Вместо этого я тихо говорю имя одного потерянного им человека, которого знаю:

— Джонни Крид.

Лицо Тома ужесточается, его глаза излучают боль. Он кивает и говорит тихим голосом:

— «Услышьте меня».

— «Джимми ест мир?» (прим. ред.: группа «Jimmy Eat World» и их песня «Hear You Me»)

— Эти ребята играли на его похоронах. Я слушаю её каждый день.

В этот момент я ненавижу, что он чувствовал и всё ещё чувствует боль. От этого мне хочется подойти к нему и крепко обнять.

Но, конечно же, я ничего не делаю.

— Это песня не Чада, — признаюсь я.

Том наклоняет голову в любопытстве.

— Я никогда не говорила тебе, с кем Чад мне изменил, — я делаю глубокий вдох, боль в груди распирает. — С моим братом.

В этих зелёных глазах вспыхивает гнев. Его выражение по-прежнему мужественное. Он поднимает руки вверх. Том сжимает руками арку, и его футболка поднимается, предоставляя мне возможность взглянуть на его сказочный пресс.

Видите? Даже сейчас, в данный момент, мы ворошим болезненные воспоминания, но его вид отвлекает меня.

— Декс, мой брат. Технически, он мой кузен, сын тёти Стеф и дяди Пола, но я считала его своим братом, — я складываю руки на груди. — После того, как я застала их в середине акта, Декс признался, что он уже месяц крутил интрижку с Чадом. Помимо того, что он был моим братом и лучшим другом, Декс также был ведущим гитаристом Винтажа. Мы с Кейлом заново создали группу. После того, как это случилось, — я машу рукой, не в состоянии сказать «я заставила своих лучших друзей выбирать между ним и мной», — он... ушёл из группы. Мы заменили его на Вана. После этого я ни разу не говорила с Дексом, — я снова берусь за край стола.

Том ничего не говорит. Он просто пронзительно смотрит на меня своими нефритовыми глазами, сердито сжимая челюсть.

Я не уверена, на кого направлен его гнев. Не могу думать, что он злиться на меня. Это определённо должно быть по какой-то другой причине.

Мне неловко от нашего молчания, и, смущённая его реакцией, я снова начинаю говорить.

— Я застукала их вместе ночью, когда мы выступали на разогреве в Мэдисон Сквер Гарден. Позже. Во время вашего выступления на сцене.

Том слегка кивает, принимая слова, но по-прежнему ничего не говорит.

— Чад пришел, чтобы поддержать нас во время нашей большой ночи. После того, как мы ушли со сцены, я была взволнована и потеряла ребят, так что бродила вокруг, пытаясь найти кого-нибудь из них. Я заблудилась и, повернув за угол, наткнулась на пару ребят, делающих это. То есть, они фактически занимались сексом, и я увидела это, — из ниоткуда, мои глаза наполняются слезами, губы начинают дрожать.

— Господи, Лила.

Следующее, что я понимаю — Том крепко притягивает меня к груди, его руки вокруг меня, поддерживают.

Том обнимает меня.

Удивлённая его состраданием, повлёкшим этот поступок, я на мгновение замираю, а затем расслабляюсь. Я оборачиваю руки вокруг его талии и кладу ладони на его спину, не обращая внимания на то, насколько правильно это чувствуется.

— Мне жаль, что это случилось с тобой, — он проводит ладонью вверх по моей спине, его пальцы играют с кожей, свободной от майки.

От всех этих лёгких прикосновений его кожи к моей моё тело призывает сделать намного больше. Я могу только представить, каково это: ощущать его руки по всему моему телу, его губы на моих губах... его внутри меня.

Я сглатываю.

— Декс звонит мне каждый день. Я не отвечаю. У меня на звонке стоит «Наплачь мне реку» для него, чтобы напоминать мне, как сильно он ранил меня, поэтому я не сдаюсь и не отвечаю. Вот, почему я знаю эту песню.

— Это неразумно, Фейерверк, — его рука нежно гладит мои волосы.

— Я знаю, — тихо говорю я. — Но это всё, что у меня сейчас есть.

Я слышу и чувствую шум понимания, который бьётся в его груди.

— И ты не отвечаешь на его звонки, потому что не знаешь, как его простить.

— Да, — шепчу я в его футболку.

Его рот у моих волос, его дыхание проходит сквозь мои пряди.

— Прощение — это самая трудная вещь в мире, которую ты только можешь дать. Некоторым людям для этого нужно много времени. А некоторые вообще никогда не прощают.

Моё сердце ускоряет ритм. Я поднимаю голову с его груди, глядя на него.

— Только не изводи себя на пути к этому, — он вкрадчиво улыбается мне. После чего поднимает мой подбородок пальцами. — Знаешь, чем больше я узнаю тебя, Фейерверк, тем больше ты значишь для меня.