Встав на стул, я почти касался головой потолка и смог как следует разглядеть знак. Возможно, он и в самом деле был начертан кровью - я плохо разбираюсь в таких вещах, - а может быть, это была обыкновенная краска. На ощупь знак был еще немного влажный, и, хотя он уже не мазался, меня долго не оставляло потом ощущение того, что я запачкал руку. Я слез со стула, взял из кармана сюртука перочинный нож и хотел уже снова забраться наверх, когда дверь дернулась. Я весь похолодел и замер на кровати с поднятой ногой. Дверь дернулась еще раз, потом кто-то осторожно постучал. Я тихо спустился на пол, на цыпочках подошел к ней и приложил ухо. В дверь снова постучали.
- Кто там? - спросил я каким-то чужим голосом.
- Это я, - раздался в ответ голос Марты. В самом деле, ну кто еще это мог быть? Я с облегчением вздохнул, впустил ее в комнату и снова запер дверь.
- Почему ты вернулась?
- Кухарка еще не затопила плиту. Слишком рано.
- Ладно. Тогда займись пока чем-нибудь и не мешай. И не шуми, добавил я, снова забираясь на стул.
Она села на табурет - я слышал, как он скрипнул, - и стала смотреть, как я соскребаю знак. Я лишь раз взглянул на нее - некогда мне было отвлекаться, - и взгляд ее показался мне чем-то странным. Я не стал задумываться над тем, что он означает, но почему-то мне неприятно было ощущать его на себе, и я старался побыстрее закончить работу. Лезвие я, конечно, загубил, да и на потолке остались следы, придется еще объяснять домохозяину, откуда они взялись, но через десять минут можно было наконец вздохнуть свободно. Знака дракона больше не было.
Я спустился со стула, затем встал на пол, вдел ноги в туфли и принялся наводить порядок. Марта не сдвинулась с места, чтобы помочь мне, она все так же сидела на табурете и молча смотрела на меня, и постепенно это ее молчание стало меня раздражать. Я наспех смел остатки мусора прямо на пол, со злобой швырнул обратно на кровать перину и повернулся, чтобы сказать какую-нибудь резкость, но она меня опередила.
- Картьен, - сказала она так тихо, что я скорее угадал по движению ее губ, чем услышал, что было произнесено мое имя, и инстинктивно застыл в неподвижности, чтобы услышать то, что она скажет дальше, - Картьен, ведь это же был знак дракона.
- Ну и что? - спросил я, стараясь казаться спокойным и равнодушным. Мое раздражение вдруг куда-то улетучилось, и я почувствовал себя под ее взглядом, как нашкодивший мальчишка. Так, будто я совершил какую-то гадость, совершил ее просто так, бесцельно, и теперь делаю вид, что мне все нипочем.
- Но ведь ты же не можешь не знать, что это значит, когда появляется знак дракона.
- Тебе-то откуда знать про это? Ты же нездешняя.
- Неважно. Что я, глухая, что ли? Это же знамение, Картьен. И на рынке вчера говорили о знамениях.
- Побольше слушай, - буркнул я, отвернувшись - А про камаргосов там случайно не говорили?
- Да при чем здесь камаргосы, если дракон может вырваться на свободу?
- Заладила: дракон, дракон. - Я снова ощутил раздражение, даже злобу, и от этого почувствовал себя увереннее. - Бабьи разговоры. Дракона этого никто еще не видел. А камаргосы - тут они, рядом. Вот на этой самой улице, а если ты будешь болтать понапрасну, то будут и в этом самом доме! - Я так распалил себя, что даже трахнул что есть силы кулаком по столу и чуть не закричал от боли. - Ты что, думаешь, они тогда тебя пожалеют, меня пожалеют? Ты на это надеешься?
И тут она вдруг опустила голову и заплакала. А я стоял и не знал, что делать. Потом подошел, кое-как примостился рядом с ней на табурете когда-нибудь он, ей-богу, развалится в самый неподходящий момент, - и она вдруг обняла меня за шею, уткнулась мокрым лицом мне в грудь и так и продолжала тихо, почти беззвучно плакать. И я, держа ее в руках, вдруг стал почему-то казаться себе таким гнусным и подлым, что хоть в петлю полезай.
Но это прошло. Она успокоилась, глубоко вздохнула, вытерла слезы. Потом встала, поправила волосы перед зеркалом, обернулась ко мне и со слабой, виноватой какой-то улыбкой сказала:
- Ну, я пойду завтрак готовить. Наверное, плиту уже растопили.
Я вышел вслед за ней - запирать дверь теперь уже было незачем, спустился во двор по нужде, на обратном пути захватил кувшин воды для умывания и вернулся в комнату. Дом проснулся, по коридору то и дело ходили взад и вперед соседи, и кумушки нашего квартала, как им и положено, перекликались через улицу, делясь последними новостями. Я вылил воду в умывальник и уже начал расстегивать рубаху, когда вдруг увидел ЭТО.
Я так и застыл, будто в параличе. Будто кто-то хватил меня чем-то тяжелым и мягким по голове. Даже слышать перестал. Стою, уставившись на ЭТО, и тупо так думаю: "Вот это влип так влип".
Я почему-то ни секунды не сомневался в том, что передо мною именно ЭТО. Просто знал, и все. Как в том кошмаре - знал, что стою в подземелье под башней. А ведь, если вспомнить, никто и никогда не говорил мне, как ЭТО выглядит. Да и вообще сомнительно, чтобы кто-нибудь знал определенно, как оно должно выглядеть. Уж такое, видно, у него свойство - кому явится, тот и будет знать.
Но почему мне? Я-то тут при чем?!
Я же не герой. Живу, как все. Думаю, как все. Хочу того же, что и все. Почему я должен за всех отдуваться? За меня бы хоть кто-нибудь вступился, если бы камаргосы прослышали о знаке дракона или о листках этих проклятых? Как же, дожидайся. Еще и поносили бы за одно то, что рядом с ними жил, что покой их нарушил. А если камаргосы прослышат об ЭТОМ?
Да о чем я думаю? Разве же в камаргосах теперь дело?
Я глубоко вздохнул, расслабился. И снова услышал обычный утренний шум нашей улицы. Жизнь продолжалась, как и всегда. Только для меня одного мир изменился.
Потому что ЭТО лежало у меня на умывальнике. Оно было тяжелым, каким-то непонятным образом от него передавались уверенность и спокойствие. Так, будто взяв его руки, я сразу стал в пять, в десять раз сильнее, стал неуязвим, как за каменной стеной, так, будто одно это движение сразу возвысило меня над остальным миром. И чем дольше держал я его на ладони, тем сильнее овладевало мною желание надеть его. Вот так просто, отбросить все сомнения, взять и надеть. И наплевать на все, наплевать на эту дурацкую постылую жизнь, наплевать на все свои страхи, на камаргосов, на мысли о карьере. Так ведь просто - взять и надеть ЭТО - и все проблемы останутся в прошлом.
Но я не сделал этой глупости.
Что-то, к счастью, отвлекло меня. Наверное, какой-то шум на улице. Я оглянулся, и наваждение исчезло. Я спокойно огляделся вокруг. Полутемная комната с обшарпанными стенами и тонкой, в щелях, дверью. Кровать, сундук, вешалка, стол, стул и скрипучий табурет в углу. Жалкое жалованье писца в суде, которого не хватает даже на то, чтобы купить новый сюртук. Что мне этот город, что мне все эти люди, чтобы я жертвовал ради них всем? Ну нет, пусть ЭТО является тому, кому есть что защищать. А я человек маленький, я в герои не гожусь. Мне хватило подземелья дракона во сне, у меня нет никакого желания очутиться там наяву. И потом, кто гарантирует, что ЭТО даст мне силы для борьбы с драконом? Что-то я не слышал ни от кого таких гарантий. Зато слышал про то, что люди исчезают. Просто так - исчезают, и нет их, и следов не сыскать. А что, если не камаргосы тому причина, а ЭТО?
И я снова взглянул на него. Мельком. Но оно уже не притягивало моего взгляда. Теперь, когда я сбросил с себя его чары, оно больше не дурманило меня. Хорошо, что я не поддался, ведь надевший ЭТО снять его уже не сможет. ЭТО - на всю оставшуюся жизнь. Если, конечно, она у него еще останется.
Но как от него избавиться?
Я осмотрелся. Ага, вон у двери сумка, с которой Марта ходит на базар. Старая дырявая сумка. ЭТО полежит немного на дне, а потом тихонько провалится в дырку. И пусть тогда какой-нибудь дурак подбирает и надевает его, а у меня и своих забот довольно.
Я подошел к двери, опустил руку в сумку и наклонил ладонь. Оно беззвучно соскочило и, наверное, упало на дно - я не стал проверять. Я умылся, хорошенько растерся полотенцем, чтобы не было видно следов недосыпания, и уже заканчивал одевание, когда вошла Марта с завтраком. Мы кончили есть, когда часы на ратуше пробили восемь. Пора было идти в суд.
