— В ней чисто, — шепчет она, и я понимаю, о чём она.

Когда мы заходим в комнату, то я грустно смотрю на Холли и понимаю, почему она не пускает сюда никого. Потому что обои здесь рваные, стекло разбросано в углу комнаты, окно завешано куском материи, а палас весь в крови. Но если закрыть на это глаза, то здесь очень свежо, и холодно, поэтому я понимаю, что окно всегда открыто. Она забирается в кровать и ждёт меня.

Её кровать чистая, практически белоснежная, поэтому я ложусь и обнимаю Холли, которая сразу же прижимается ко мне. Мы некоторое время молчим, а потом я говорю:

— Я умерла два года назад, знаешь, это было так быстро, но болезненно. Я успела почувствовать что-то к нему, я полюбила его, честно. И мне так жаль, что его нет сейчас рядом.

— Кого, Али?

— Моего ребёнка.

Прости меня за то, что ты никогда не увидишь солнечный свет.

Прости меня за то, что ты не почувствуешь мою безграничную любовь.

Прости меня за то, что я не научу тебя ходить и разговаривать.

Прости меня за то, что я никогда не испеку тебе торт на день рождения.

Прости меня за то, что я никогда не помогу сделать тебе домашнюю работу.

Прости меня за то, что я никогда не поцелую тебя перед сном и не скажу «я люблю тебя».

Прости меня за то, что я плакала каждую секунду, после того как потеряла тебя.

Прости меня за то, что в другом мире тебе было больно.

Прости меня за то, что я не стала хорошей мамой.

Прости меня за то, что в тот вечер я позволила тебе умереть.

Прости меня за то, что тебе было больно.

Прости меня за то, что меня нет рядом.

Каждую секунду я думала о том, что всё неправильно. Думала о том, что ты заслуживаешь большего, чем просто исчезнуть. Я люблю тебя, милый мой. Моя любовь всегда будет с тобой, где бы ты ни был. Нам ведь было хорошо с тобой, так? Мне жаль, слышишь? Мне жаль, что тебе было больно в тот вечер. Мама говорила о том, что ты ещё не успел сформироваться. Но я знаю, что душой ты уже был наделён. Я люблю тебя и всегда буду любить. Сейчас, когда тебя нет рядом, я чувствую, что что-то не так. Я знаю, что это был определённый этап в моей жизни, который я прошла. Но память будет помнить, как сердце и душа. Милый мой, я хочу, чтобы где-то там ты не думал о том, что мир несправедлив. Я хочу, чтобы ты думал о том, как чертовски сильно я люблю тебя.

Прости меня за то, что меня нет рядом.

========== другой взгляд на мир. ==========

«Не думаю, что вижу все так же, как видел раньше»

Я разбит.

Несколько крошечных слов проникают сквозь моё тело, некоторые застревают в сердце и душе, они, в особенности, причиняют боль, которую я не в силах выдержать. Чувствую себя опустошённым, как будто все эмоции и ощущения исчезли внутри меня, и я ничего не могу сделать или сказать. Слёзы медленно скатываются по щекам, попадая внутрь ссадин, капают с подбородка: чувствую себя ранимым, как никогда.

Мне становится больно, и я начинаю рыдать.

Потом он нашёл предлоги, чтобы приходить сюда чаще.

Когда он ушёл, то меня вытошнило на пол… и… я чувствовала себя так отвратительно.

Я стала резать себя, думая, что его это остановит. Что я прекращу быть красивой, но он бил меня за это.

Он пришёл на следующий день и сказал, что я буду его.

Тогда я и поняла, что буду каждую секунду уродовать себя, только бы люди не прикасались ко мне.

Когда это могло произойти? Тогда, когда мы играли в приставку, или когда наши семьи собирались на совместный ужин? Когда он нашёл время для того, чтобы причинить ей боль? Когда он нашёл время для того, чтобы предать меня?

В последний раз, когда я чувствовал такую боль, мне было двадцать три года. Мы поехали с мамой и моей невестой выбирать праздничный торт, и я не справился с судьбой. Машина просто переворачивалась и переворачивалась, а я ничего не смог сделать, а потом она просто слетела с дороги. Из-за меня мама получила вторую группу инвалидности, а моя невеста потеряла попытку быть счастливой и скончалась после нескольких часов в реанимации. Я не жил какое-то время, но, когда мне сказали, что моя мама выдержала, я дал себе обещание: никогда не думать о том, что произошло…

Слёзы смешиваются с кровью, и я чувствую, что медленно умираю от происходящего. Насколько можно было быть таким придурком, таким не замечающим таких важных вещей? Почему я никогда не подходил к ней и не спрашивал: всё ли нормально? Знаю, что она бы не ответила честно, но она хотя бы знала, что кто-то интересуется ею, и в конце бы рассказала. Я почему-то уверен в этом.

Холли — девушка, которая искала не внимания, а помощи. Когда мы были маленькими, то много играли вместе: у нас были маленькие мягкие игрушки, и мы любили устраивать им день рождения. На самом деле, мы любили шоколадное печенье, поэтому говорили маме, что сегодня день рождения у Бубы, и она покупала печенье. Буба — маленький синий мишка, который был с нами очень долгое время, пока мама не решила отдать игрушки нуждающимся детям. Однажды мы нашли скейт старшего брата и, ложась на него, отталкивались руками от дороги и просто веселились. Вспоминаю время, когда мы катались на роликах дома, это было как раз перед Рождеством, и, помнится мне, как мы сбили несколько подарков. Было весело.

Но сейчас эти воспоминания не поднимают мне настроения, они лишь причиняют мне боль, с которой я действительно не могу справиться.

Перед глазами всплывает Алисия, и я громко выдыхаю, а потом закрываю глаза, потому что мне больно. Мне больно от того, что я причинил боль своей девушке, от того, что я не замечал боль в сестре, от того, что я не могу справиться с удушающими эмоциями.

И когда я наблюдаю за рассветом, то у меня возникает чувство, что я ничего не сделал в этой жизни хорошего. Ничего. Абсолютно. Единственное, что я считаю правильным, — это то, что я избил лучшего друга.

Никогда не думал, что такое произойдёт.

***

Рассматриваю свою сестру извиняющимся взглядом, мне есть, что сказать, но я почему-то не могу. Не могу извиниться за свою тупость и грубость. Её серые глаза испепеляюще смотрят на меня: она разбита так, как никогда прежде.

— Привет, — четыре часа утра, но мне наплевать.

Мне нужно было прийти к ней.

— Что с тобой? — наверное, она говорит о моём разбитом лице, но, пожалуйста, не волнуйся: его лицо превратилось в месиво, в сырое мясо, в нечто, что называют смесью крови и кусков мяса.

Я осматриваю беглым взглядом её комнату, не могу нормально на это смотреть и, когда я уже готов отвернуться от этого, я вижу на кровати Алисию, которая мирно спит, подложив ладонь под белоснежную подушку небольшого размера.

— Я должен был сделать это раньше.

В глазах Холли появляются слёзы, и она смахивает их, а потом притягивает меня в объятия. И я утопаю в её холодных руках, которые обнимают меня за талию, прижимаю её к себе и поглаживаю по спине. Почему я не сделал этого раньше?

— Джастин, — выдыхает она.

Моё сердце разрывается от её дрожащего голоса. Почему это произошло?

— Мне жаль, — говорю я, но продолжаю: — прости, я был мудаком.

Холли крепче обнимает меня, потому что до конца понимает, что произошло. Никто больше ничего не говорит, потому что слов бы не хватило для подробного описания чувств и ощущений. Я смотрю на Алисию и замечаю, как Холли кивает, как будто разрешает мне забрать её. Поэтому я шагаю в комнату, которая ещё больше издевается над моей душой, но я пытаюсь не засматриваться на ободранные обои или битое стекло, просто подхожу к кровати и бережно беру на руки Алисию.

— Спасибо, — шепчет Холли, и я киваю ей.

Говорила ли она спасибо за то, что Алисия поддержала её в момент, когда та готова была сорваться, или говорила спасибо за то, что я избил человека, который издевался над ней столько лет? Было неважно, на самом деле.

Я нёс Али на руках и просто смотрел на то, как она хмурилась и что-то шептала. Она была причиной, по которой я всё ещё держался. И когда я говорил, что люблю её, то именно это и имел в виду. Я люблю каждую частичку Алисии: каждую родинку на её ключицах и бёдрах, каждый изгиб тела, каждую привычку и улыбку. Боже, я так нуждаюсь в ней. И не знаю, проживу ли день без неё.